Подонок. Я тебе объявляю войну!

42. Женя

Кто-то в приемной еще о чем-то спрашивает директора, оттягивая страшный момент моего, то есть нашего разоблачения.

И тут Смолин рывком закрывает створки шкафа с бумагами и устремляется к шкафу для одежды. Я, повинуясь инстинктам, следую за ним. Он быстро вталкивает меня первой, сдвигая плечики с висящим на них пиджаком влево. Заскакивает сам и еще как-то умудряется прикрыть дверцу буквально за секунду до того, как в кабинет наконец входит директор.

Шкаф очень узкий. Немыслимо, как мы вообще сюда вместились вдвоем. Я забиваюсь вправо, упираюсь в стенку спиной. Смолин придвигается ко мне прямо впритык, лицом к лицу. Буквально вжимается в меня, так, что я утыкаюсь носом в его плечо. Дышу его запахом. Чувствую жар его тела. В другой ситуации подобное вполне сошло бы за откровенное домогательство, но сейчас это меньшее, что меня тревожит.

Замерев, я вслушиваюсь в звуки снаружи шкафа. Шаги приближаются. Сердце мое разгоняется. Вот директор останавливается совсем рядом. А вдруг он сейчас пожелает снять пальто и повесить его сюда? А тут мы… Представляю его лицо в этот момент!

От нелепости всей ситуации и, еще больше, от нервов меня вдруг пробирает смех. Я изо всех сил держусь, но проклятый смех не стихает. Наоборот, он еще сильнее рвется наружу, сотрясая меня.

Чувствую легкий тычок в бедро.

— Тшш, — шипит мне в макушку Смолин.

Кое-как я все же беру себя в руки. Тут, главное, суметь переключиться и начать думать о чем-нибудь другом. Например, о том, почему рука Смолина до сих пор лежит на моем бедре. Я, конечно, от такого в обморок не упаду, но его ладонь с каждой секундой кажется все горячее. Прямо жжет.

Тем временем, судя по звукам, Ян Романович усаживается за свой стол. Интересно, надолго ли? И сколько можно вот так простоять в шкафу, не издавая ни звука, ни шороха?

Надо попытаться расслабиться, тогда легче будет. Я закрываю глаза, все равно тут абсолютно темно. Но как только утихает первый острый страх, что нас поймают, в голову начинают лезть совершенно неуместные мысли.

Мне вдруг кажется, что Смолин нюхает мою макушку. Нет, понятно, она у него под носом, тут волей-неволей будешь. Я вот тоже нюхаю его плечо. И даже, честно признаюсь, слегка балдею от его запаха. Но он стал дышать по-другому. Шумно, протяжно и в то же время прерывисто. От его дыхания мне самой неловко. От каждого его такого выдоха шею осыпает мурашками. Начинаю опять думать о том, что мы в непозволительной близости, только сейчас это не вызывает смех. Скорее, волнение. Черт, еще какое волнение.

К лицу приливает жар. Смолин и сам, по-моему, горит. Или это мне уже чудится, что от него так и исходят горячие волны. И дышит он теперь учащенно. Я, кажется, тоже

Чувствую, как бешено колотится его сердце, прямо выпрыгивает, и мое сходит с ума ему в такт, заставляя все тело вибрировать.

А потом Смолин, который до этого стоял неподвижно, начинает ерзать. Как будто пытается чуть-чуть от меня отстраниться.

Да, точно, отодвигается, насколько позволяет тесное пространство шкафа. И я неожиданно понимаю, почему. Он и свою руку с моего бедра убирает. Правда, то место все равно продолжает гореть. И в макушку мне больше не дышит — кажется, вообще задрал голову кверху. Я тоже в смущении отворачиваю пылающее лицо вбок.

Волнение душит. Воздуха здесь катастрофически не хватает. До головокружения. До стука в ушах.

Боже, это просто кошмар, а не ситуация!

Мало-мальски отвлекает телефонный звонок. Ян Романович принимает вызов, и судя по голосу, он крайне раздражен. А, может, даже зол.

— А куда они могли деваться?! — говорит с кем-то по телефону директор, повысив голос почти до крика. — Конечно, это не бог весть какие деньги, но сам факт! Лида, а кто, кроме тебя, мог взять? Стоп… вот же они… Да, нашел… Конверт в лотке отказался… За что я должен извиняться? Ты, конечно, положила! А кто еще? Я их сюда не клал!.. Ладно, не злись, вечером к тебе заеду… Ты уже обратно едешь? Нет, у меня встреча через полчаса… Да, уже ухожу… Ну, увидимся…

Вскоре он поднимается из-за стола, потом ходит туда-сюда по кабинету. Затем раздается хлопок двери.

Директор и правда уходит. Уже ушел.

Прислушавшись к тишине, мы оба выходим из шкафа. Друг на друга вообще не смотрим. И даже не заговариваем ни о чем. Молча и быстро идем к двери. Словно хотим отсюда скорее сбежать и забыть этот неудобный момент.

Первым идет Смолин. Прямо спешит. Решительно дергает ручку двери и… ничего. Снова дергает, уже резче, раз, другой, третий. Даже сам налегает на дверь. Она не поддается.

Смолин поворачивается ко мне, а в лице его — полнейшая растерянность.

— Закрыто.

Я тоже зачем-то пытаюсь открыть дверь, как будто сама хочу удостовериться.

Удостоверилась. Нас действительно заперли на ключ…