Подонок. Я тебе объявляю войну!

64. Женя

Выхожу из уборной и набираю Стаса.

К счастью, он отвечает сразу же.

— Стас, ты можешь вернуться в гимназию?

— Могу, если надо. Считай, уже еду, — охотно соглашается он. — Что-то случилось?

— Да… тут Соне плохо.

— Что с ней? — голос его моментально меняется. В нем так явственно проступает неподдельный страх.

— Нет-нет, она жива-здорова, просто… В общем, у нее с девчонками вышел конфликт. Но ей правда плохо. Она плачет.

Я снова заглядываю в уборную — Соня так и рыдает, сидя на корточках.

— Соня, сейчас за тобой приедет Стас, — говорю ей. — Давай я тебе помогу подняться? Спустимся вниз?

Она не отзывается, даже голову не поднимает. Вообще никак не реагирует.

Стас, слава богу, приезжает довольно быстро. Я встречаю его в коридоре и провожаю в уборную.

— Там же, кроме Соньки, никого? — спрашивает он и приоткрывает дверь.

— Сонь, — зовет он с порога.

Она выходит, пошатываясь. Уже не плачет, только носом шмыгает. Волосы растрепанные. Лицо красное, вспухшее, несчастное. Но Стас так нежно ее обнимает, так ласково с ней говорит, как с ребенком.

— Ну всё, Сонь. Я здесь, я с тобой. Поедем домой…

Она послушно кивает и идет за ним. Точнее, он ее ведет, держа за плечи. Не дойдя пару шагов до поворота на лестницу, Стас оглядывается.

— Жень, спасибо, что позвонила.

Они уходят, а я возвращаюсь на математику. Выслушиваю, конечно, кучу упреков от Арсения Сергеевича, который меня заждался. Извиняюсь, но он все равно дуется. Однако стоит мне верно решить очередную сложную задачу, как он тут же забывает свою обиду и воодушевляется. Прямо с каким-то азартом предлагает мне новые и новые задания: а вот такую сможешь решить? А с этим справишься?

После занятий еду к маме. Соскучилась по ней ужасно — столько дней ее не видела с этой поездкой.

Их реабилитационный центр больше похож на санаторий, чем на клинику, а палаты — на гостиничные номера, маленькие, но уютные. Окна выходят на заснеженный сосновый бор.

Обычно я прихожу около четырех. Мама в это время как раз возвращается после лечебной физкультуры. Но сегодня уже пять, а ее всё нет.

Я начинаю нервничать не на шутку. Успокаиваю себя лишь тем, что мне бы позвонили, если бы что-то случилось. Но все равно сижу как на иголках.

В конце концов выхожу в коридор. И вижу — ее везут. Вглядываюсь в мамино лицо. Узнаю ее и не узнаю. И чуть не плачу. Боже, когда я последний раз видела, чтобы мама улыбалась? Чтобы на щеках ее проступал румянец? Чтобы глаза ее блестели? Я уже и не помню этого, а тут…

Медсестра, что катит перед собой ее коляску, что-то ей говорит и даже смеется. А у меня и впрямь слезы наворачиваются. Глупость какая. Радоваться надо, а я…

Сморгнув, спешу им навстречу.

Наклоняюсь к маме, целую ее. Теперь она улыбается мне. И даже почти внятно произносит мое имя. Правда, на этом пока всё.

— О, Женечка, — приветствует меня медсестра. — А нам есть чем похвастаться, да, Валентина Павловна? Она у нас такая молодец! Покажем наши успехи?

Она вкатывает маму в палату. Ставит коляску на тормоз, а затем одной рукой обхватывает ее за спину, второй — придерживает локоть. А потом мама медленно приподнимается, встает и делает два крохотных шажка до кровати. С помощью медсестры, конечно, но еще неделю назад она так не могла.

Я от нахлынувших эмоций в первый миг не могу и слова вымолвить. Горло спазмом перехватывает.

— Боже, мамочка… — наконец выдыхаю я. — Ты встаешь! Это… слов нет… Я так рада!

— И это только начало, — с торжественным видом говорит медсестра. — Инструктор наш, он же и массажист, говорит, что Валентина Павловна обязательно восстановится. И ходить будет, и разговаривать. Он это всегда видит. В общем-то, так оно и есть. Процесс уже пошел. Надо только не лениться — выполнять все упражнения и правую руку побольше разрабатывать. Вот лежит мама, телевизор смотрит и пусть работает с кистевым эспандером в это время. Но без фанатизма, конечно…

Я киваю с дурацкой улыбкой, переводя взгляд то на нее, то на маму. Это лучшая новость за последнее время. Я даже забываю похвастаться маме про первое место на олимпиаде. Вообще про всё забываю.

— И еще, — медсестра поднимает кверху указательный палец. — Нужны дополнительно кое-какие препараты и витамины. Борис Сергеевич выписал новое назначение, я сейчас принесу… Желательно завтра-послезавтра уже начать их принимать. Всё можно приобрести прямо у нас в аптеке, в холле.

— Хорошо, — с готовностью отвечаю я.

Когда медсестра уходит, я присаживаюсь рядом с маминой кроватью, беру ее руку и чувствую, как она в ответ легонько сжимает мои пальцы.

Радость моя несколько тускнеет, когда я двумя часами позже захожу в аптеку клиники. Провизор по списку, в котором всего четыре пункта, насчитывает мне почти двадцать тысяч.

Все мои эмоции в этот миг, наверное, тотчас отражаются в лице. Потому что аптекарь, взглянув на меня, помявшись, предлагает купить пока только часть препаратов, а на один из списка даже находит аналог подешевле.

— Я тогда завтра куплю… — лепечу я растерянно.

Нет, у нас есть такие деньги, но это последнее. Надо срочно думать теперь, где найти подработку такую, чтобы можно было совмещать с уроками. А это всего два-три часа в сутки и то не каждый день — больше вряд ли смогу, разве только в выходные.

Всю дорогу до дома я листаю вакансии на сайте работы. Кое-куда отправляю резюме. И один мне даже отвечает почти сразу, но в итоге я ему не подхожу. А к вечеру отсеиваются и остальные, потому что всем нужны не мои редкие короткие набеги, а работники, как минимум, на полдня.

Я почти отчаиваюсь, но тут вдруг меня осеняет: а не спросить ли у Платонова про подработку? Это же совсем не сложно — после уроков в этой же гимназии мыть полы вместо мамы. Потом так же на автобусе домой, только чуть позже. И зарплата — такую на сайте работы если и предлагают, то только каким-нибудь менеджерам с опытом и за полноценный рабочий день.

Меня, конечно, могут и тут забраковать, но чем черт не шутит. Платонов же говорил, что мамину «зону ответственности» пока делят между другими уборщицами, но это временно и надо что-то придумывать. До конца года я вполне смогла бы ее заменить.

Час уже довольно поздний — половина девятого, но меня так захватывает эта мысль, что я сразу же ему звоню.

Платонов сначала недоумевает.

— Зачем тебе это?

— Деньги нужны, — не стесняясь, говорю я.

— Может, мы лучше еще какую-то помощь организуем?

— Нет, мне легче самой зарабатывать свое, чем… — я вовремя осекаюсь, чуть не сказав «эти ваши подачки».

— Ну, в общем-то я тебя понимаю. Но ты смотри, будешь ли успевать, чтобы не в ущерб учебе? За ней спортзал был закреплен, соответственно — раздевалки и душевые, ну и административная часть на втором этаже. Это приемная, кабинет директора и мой.

— Я справлюсь.

— А знаешь, это идея. Я уже и сам думал искать кого-то. У нас, конечно, такое не практикуется, но тебя мы уже знаем. Ты — девочка ответственная, дочь Валентина Павловны… а мы перед ней все равно виноваты… Я с директором поговорю. Прямо в понедельник и поговорю. Тебе восемнадцать есть?

— Через неделю исполнится.

— А, ну прекрасно. Тогда я за неделю все устрою. А со следующей приступишь, да? И насчет аванса договорюсь. И потом, после уроков никого из учеников уже нет, никто тебя даже не увидит, если вдруг стесняешься…

Это меня сейчас меньше всего волнует. А вот аванс — аванс это было бы очень кстати.

Около десяти вечера заявляется Денис. Я уже и забыла, что он обещал какой-то сюрприз, а я ему — разговор.

Черт, я совсем не подготовилась, не подобрала нужные слова.

В руках Дэн держит небольшую картонную коробку — это наверняка и есть его сюрприз, судя по загадочному выражению лица. Сам того не ведая, он максимально усложняет мне задачу. Рвать с тем, кто пришел к тебе с подарком… я уже заранее чувствую себя какой-то сволочью.

— Дэн, я хочу тебе сказать кое-что важное, но, может, не особо приятное для тебя…

— Да погоди ты, Жень, — отмахивается он. — Ты смотри, что я тебе принес.

Он скидывает кроссовки и по-хозяйски проходит на кухню. Ставит коробку на подоконник.

— Иди сюда, — зовет меня. А у самого глаза аж блестят.

Тяжко вздохнув, подхожу.

— Смотри.

Я заглядываю в коробку, а там маленькая черепашка.

— Ой… ух ты… — вырывается у меня.

— Это тебе. От меня. Чтобы не скучала вечерами в одиночестве, когда меня нет рядом, — с широкой улыбкой говорит Денис, протягивая мне черепашку на ладони.

Я качаю головой и не беру ее.

— Спасибо, конечно, но зачем? Меня и дома почти не бывает, а за ней же следить надо, ухаживать… аквариум… то есть террариум ей, наверное, нужен…

— Да никакого особого ухода не надо. Подкладываешь еду и всё. Какой-нибудь капустный лист… И террариум ей не нужен. Она же сухопутная. Коробка для нее как домик.

— Все равно, Дэн, зачем?

— Ну как зачем? Это же подарок. Это как бы нормально, когда парень дарит своей девушке… — в его голосе слышатся игривые нотки.

— Вот об этом я и хочу с тобой поговорить, — перебиваю я его. — Дэн, я не могу больше с тобой встречаться. Прости.

— В каком смысле? — улыбка медленно сходит с его лица.

— В прямом. Дэн, ну разве ты сам не видишь, что наши отношения очень изменились? Вспомни, как было раньше. И посмотри, как сейчас. У нас нет общих интересов. Мы больше не проводим время вместе…

— Так это ты все время занята, а я…

— А ты со своими пацанами.

— Ну, так-то да, конечно… Давай я буду больше времени тебе уделять?

— Не надо, Дэн.

— Почему?

— Я этого больше не хочу.

Дэн смотрит на меня так, что мне не по себе. Ему плохо, он не понимает, что происходит и отказывается понимать.

— Я знаю, — говорит он вдруг виновато. — Это из-за того, что я тогда остался с пацанами, когда ты не могла попасть домой, да? Из-за того, что я не приехал? После того вечера все разладилось. Блин, Жень, ну прости меня за тот косяк. Я реально виноват. Я потом всё понял, а тогда… ну я же накачался уже, когда ты позвонила… не соображал ничего нормально… Считай, это и не я был. Но обещаю, этого больше не повторится.

— Нет, Дэн, то был только эпизод. Хоть и говорящий. Но на самом деле разладилось у нас раньше. Мы давно уже с тобой просто как соседи.

— Это да… но это исправимо… — Дэн тянет ко мне руки, пытается обнять, но я отталкиваю его.

— Прекрати. Я совсем не это имела в виду.

— А что? Я не понимаю тебя.

— Я больше не хочу с тобой быть. Не хочу никаких отношений. Поэтому давай просто всё закончим?

— Да какой закончим? — заводится Дэн, повышая голос. — Не собираюсь я ничего заканчивать! Я перед тобой виноват, да. Но я же извинился!

— Дэн…

Но он меня не слышит. Почти кричит и слова не дает вставить.

— И подарок вот тебе привез. Специально ездил за ней аж в Усолье, — трясет он перед лицом черепашкой. — Десятку за нее, между прочим, отвалил…

— Ну, не надо было.

— Ах, не надо было? — темнеет он лицом. Стиснув челюсти, смотрит на меня со злостью и обидой. — Ну, раз не надо…

— Дэн, ты что делаешь?! — вскрикиваю я, когда Денис порывисто распахивает окно, впуская ледяной воздух. А затем он размахивается и швыряет черепашку куда-то в темень.

— Ты с ума сошел?! Ты что творишь?!

Следом за черепашкой из окна летит и коробка. Оторопев, смотрю на Дэна, будто вижу впервые. Он стремительно идет в прихожую, сует ноги в кроссовки, открывает входную дверь, но перед тем, как выйти, оборачивается. Прищурившись, спрашивает:

— Это всё из-за того мажора, да? Ты ведь гнала тогда мне, что между вами ничего нет, ну… когда он утром к тебе заявился и ты с ним ко мне заходила?

— Денис, уйди. Я теперь даже разговаривать с тобой не хочу.

— Ответь и уйду. Ты с тем мажором замутила, так? И поэтому меня кидаешь?

— Нет, не поэтому, — невольно я тоже повышаю голос. — Ни с кем я не замутила. Я просто не хочу больше с тобой встречаться. Я тебя не люблю.

Дэн выскакивает в подъезд, хлопнув дверью так, что с откоса сыпется штукатурка. А я наспех одеваюсь и выбегаю на улицу. Подсвечивая телефоном, ищу под окнами в снегу бедную черепашку…

— Где ты, маленькая? — в отчаянии приговариваю я, но черепаха не котенок и не щенок, она не пискнет в ответ.

— Черт! — проваливаюсь по колено в сугроб.

Дворники расчищают от снега только дороги и тротуары, под окнами же намело порядком за каких-то два последних дня. Хотя до календарной зимы еще целая неделя. Впрочем, в конце ноября у нас всегда так. Хорошо еще, что не так уж холодно сегодня, хотя если я не найду черепашку…

Про Дениса даже думать не хочу. Если до сегодняшнего вечера меня и терзала вина по отношению к нему, то его безумная выходка просто загасила всякие чувства, кроме злости и глубочайшего разочарования.

Я осмотрела каждую пядь, но не нашла ее. Уже выдохлась вся, устала барахтаться в снегу. Пальцы окоченели. Телефон вот-вот сядет, а без фонарика и вовсе что-то искать тут бессмысленно.

Все-таки какой же Денис кретин!

С глухим стоном выпрямляюсь и вдруг вижу в ветках кустарника, припорошенных снегом, темнеет что-то. Присматриваюсь и точно — она, черепашка. Скорее беру в руки и домой. Полночи изучаю в интернете всё про сухопутных черепах, а утром ни свет ни заря еду к герпетологу в ветеринарку…