Подонок. Я тебе объявляю войну!

80. Женя

— Ты кого-то ждешь? — спрашивает Олег.

— Нет. Подожди, пожалуйста, я пойду посмотрю, кто там.

Я выхожу из своей комнаты, затворяю дверь. Пока иду в прихожую, снова звонят, а затем и стучат — коротко, негромко, будто неуверенно. Смотрю в глазок, а там — Соня Смолина. Немного мешкаю, не знаю, почему. Уж кого-кого, а ее я увидеть не ожидала. Или… это то, о чем только что писал Стасу Милош?

Открываю дверь, и несколько секунд мы обе смотрим друг на друга в молчании. Я даже не знаю, что ей сказать после того, что прочла в переписке ее брата.

Она первая нарушает молчание.

— Можно войду?

Я пропускаю ее в прихожую, но дальше не приглашаю.

Она сегодня выглядит совсем не так, как обычно. В последнее время она, конечно, уже не взирала на меня, как на грязь, как это было вначале. Скорее, она смирилась с выбором брата и просто терпела меня, как нечто не особо приятное, но неизбежное. А сейчас у нее вид совершенно потерянный и несчастный.

— Я должна сказать… — не глядя на меня, произносит она и замолкает. Кусает нижнюю губу. Затем повторяет: — Я должна сказать…

И снова пауза, но я ее не тороплю. Я вообще не знаю, как с ней сейчас держаться. Как бы я к Смолиной ни относилась, но смотрю на нее и думаю только о том, что у нее умерла мама. Это мой самый страшный кошмар. А она его прямо сейчас проживает, варится в нем. Как и Стас.

— Стас ни в чем не виноват, — наконец договаривает она на одном выдохе. И тише добавляет: — Это всё я.

Соня по-прежнему не смотрит на меня. Стоит, опустив голову.

— Я не хотела… я ни о чем не думала тогда… Мы с Меркуловой разбирались, а потом зашла она. Ну, твоя мама. Стала на нас кричать, обзываться, сказала, что доложит на нас… И я…

Соня снова замолкает. Губы и подбородок у нее мелко трясутся, будто она вот-вот заплачет. И точно — вижу, как по ее щеке катится слезинка.

Она закрывает лицо ладонями и только тогда продолжает свою исповедь. Голос ее теперь звучит еще тише и глуше.

— Пока Янка с Алкой с ней переругивались, я обошла ее сзади… взяла пакет… там, в тележке были… и надела на голову. Я не знаю, почему я так сделала. Просто я была так зла на Меркулову… У меня просто крышу снесло от ярости. И тут твоя мама… Но я не думала, что так получится. Что она… что с ней будет такое… В общем, она закричала и потом упала. А вскоре пришел Стас с Милошем. Они посмотрели ее. Милош сказал, что похоже на инсульт. Тогда Стас взял ее на руки и повез в больницу. А потом попросил Валеру… ну это охранник, Стас с ним дружит… в общем, попросил его стереть запись, чтобы никто ее больше не видел. И всем сказал, что это он твою маму… Чтобы папа мне ничего не сделал.

Наверное, если бы я до этого момента ничего не знала, то не смогла бы сдержаться. Но эту жуткую сцену я уже пережила и прочувствовала. С болью, с яростью, со слезами. Еще тогда, когда читала объяснительную. И потом, всю ночь… Эта боль еще не прошла, но уже не такая острая.

— Стас сказал, чтобы я молчала. Он и сейчас не знает, что я к тебе пошла… Ругать меня будет, если узнает. Но он ничего не делал твоей маме. Он ни в чем не виноват. Он просто меня защищал. Поэтому взял мою вину на себя. Прости его. Ему так плохо… — последние слова она произносит с неожиданным надрывом. — Я никогда его таким не видела.

Еще десять минут назад я ненавидела Смолина, а сейчас, как подумаю, каково ему, так сердце рвется и кровью обливается. Бедный мой… И аж дурно становится от мысли, что было бы, если б я пошла в своей мести до конца.

Соня убирает от лица руки и поднимает на меня глаза.

— И меня прости, пожалуйста.

— Тебе не у меня просить прощения надо, — отвечаю ей с усталым вздохом. — Но я тебя поняла.

— Да, я извинюсь перед твоей мамой, когда она выйдет. А со Стасом ты…?

— А со Стасом мы сами как-нибудь разберемся.

Соня кивает и выходит в подъезд. Потом оглядывается:

— Позвони Стасу! Пожалуйста…

— Хорошо, — успокаиваю ее я и закрываю дверь.

В полном раздрае возвращаюсь в комнату.

— Олег, это был не он, не Стас! — восклицаю я. — Это его сестра. Это она приходила.

И я сбивчиво пересказываю ему все то, что услышала от Сони.

— Хорошо, что ты не дошла до прокуратуры, — подытоживает он.

— Да, представляю, что было бы… нет, не представляю…

— Тебе легче стало?

Я киваю.

— Да. Знаешь, весь день было такое невыносимое чувство, словно меня придавило каменной плитой. Прямо физически в груди болело, дышать тяжело было… А сейчас всё… нет плиты. Не то чтобы… — я не договариваю, перескакиваю с одной мысли на другую и на эмоциях тараторю: — Господи, я так хотела, чтобы это был не он… И это не он! Конечно, Стас мог бы сказать мне правду. Но, если честно, я его понимаю, чего уж. Он очень любит сестру. И это вообще в его духе. Он и Дэна тогда не сдал. Помнишь, я рассказывала? А тут родная сестра… И все так не вовремя! У него такое горе ужасное, и тут я…

— Ты, наверное, хочешь теперь ему позвонить? Я тогда пойду, не буду мешать. Я же тебе больше не нужен? — спрашивает Олег.

— Спасибо тебе огромное. Ты — настоящий друг, — в сердцах благодарю Хоржана.

Он в ответ сдержанно улыбается.

Провожаю его до дверей, а когда он уходит, берусь за телефон. Волнуюсь и не представляю, как начать разговор. Но, помешкав, откладываю сотовый, так и не позвонив. И начинаю торопливо одеваться. Поздно уже, придется, наверное, раскошелиться на такси, но ждать до завтра нет сил.

А спустя полчаса я настойчиво звоню в его дверь. Однако из квартиры не слышно ни шороха, ни звука.

Внезапно приходит досадная мысль: а вдруг он не здесь, а в доме отца? Наверняка так и есть, расстроенно думаю я. И уже собираюсь уходить, как вдруг различаю шаги, а затем щелкает замок и дверь открывается…