Подонок. Я тебе объявляю войну!

48. Стас

Вторым у нас алгебра. Из-за разборок с Яной опаздываю на пару минут и с порога нарываюсь на злобный взгляд математика. Он вообще сегодня не в духе. Разговаривает со всеми через губу, а Гордееву демонстративно игнорирует. И я, кажется, догадываюсь, почему. Обиделся, видать, что вчера не пришла на его дурацкий кружок или куда он ее там зазывал.

Она, смотрю, сидит вся такая виноватая и понурая. А этот ее будто не замечает, хотя обычно весь урок только и слышно: Женя, Женя…

— Кто-нибудь знает, почему Яны сегодня нет? — спрашивает Арсений у наших.

— У нее заболела голова, она ушла после первого урока, — отвечает Сонька, как раз заходя в аудиторию.

— Поразительно безответственное отношение к учебе! — взрывается математик. — Хотим ходим, хотим — нет. Хотим опаздываем! А хотим вообще не приходим. И нет чтобы подойти предупредить, чтобы не ждали… Как будто это мне, черт возьми, надо!

Этот возмущенный спич явно адресован Гордеевой. Она тоже это понимает и еще больше опускает голову.

Весь урок Арсений так и ведет с обиженной миной, ни разу напрямую к ней не обратившись.

После звонка Гордеева сама к нему подходит. Что-то ему втирает, брови домиком сводит, руку к груди прикладывает. Оправдывается, фу. Смотреть противно. Давай, еще на колени бухнись.

Этот же павлин поджимает обиженно губы, но слушает ее. А затем даже начинает отвечать.

— Стас, ты идешь? — окликает меня Соня.

— Иди, я догоню, — раздраженно отмахиваюсь я, а сам нарочно медлю. Наблюдаю, как оттаивает обиженная физиономия математика.

Сонька многозначительно смотрит на меня, потом на Арсения и Гордееву, затем — опять на меня, прищуривается, но все-таки уходит. Чувствую, устроит мне сегодня допрос с пристрастием. Но почему-то абсолютно пофиг. А вот то, как Гордеева стелется перед этим дятлом… вот это бесит неимоверно. Аж злость берет.

Подхожу к ним и сообщаю Арсению:

— Я тоже еду на олимпиаду.

Математик переводит взгляд на меня.

— Что? — хлопает глазами. — Ты же отказался.

— Я передумал.

Арсений издает нервный смешок.

— Так не пойдет, — трясет он головой. — Я тебе заранее предлагал, ты твердо сказал: «Не поеду». Я сейчас тебя внесу, а после выходных ты опять заявишь, что передумал. Уже решено, от нашей гимназии едет Женя. Директор уже согласовал.

Наверное, если бы он так не упирался, я бы не гнул свое. Решил бы: нет так нет. Не очень-то и хотелось. Но это его упорное нежелание взять меня прямо-таки распаляет.

— Вместе поедем. Да, Гордеева? — спрашиваю ее зло.

Она пожимает плечами. Однако тут же обращается к математику:

— А почему Стасу нельзя поехать тоже? Одна голова хорошо, а две лучше.

Арсений недовольно кривится, но не находит, чем возразить, и в конце концов выдает:

— Ну не то чтобы нельзя… Можно. Если он, конечно, действительно поедет, а не будет метаться туда-сюда… — и, вздохнув, уступает: — Хорошо, я внесу… подам директору сегодня. Но чтобы без сюрпризов! Ты меня понял, Стас? Можешь идти. А ты, Жень, останься… кое-что обсудить надо.

Он берет ее под локоть, а на меня таращится выжидающе, типа, уйди уже отсюда. Мысленно я его, конечно, обложил, но из аудитории выхожу, нацепив покер фейс, типа, мне пофиг.

Захожу на физику, а там наши вовсю обсуждают мое эпическое появление с Гордеевой.

— Да что я, Стаса не знаю? — вещает Влад, сидя на парте спиной к двери и не замечая меня. — Прикатал он вчера эту дворняжку. Они ж с обеда вместе куда-то пропали. А ты думаешь, с чего Янка такая была на французском, а потом вообще свалила?

— Да ну! Не может быть! Стас бы с этой убогой ни за что не стал бы, — спорит с ним Алла. — После Янки позариться на это?! Фу! Нет, не верю! Сонь, ну скажи!

Сонька сидит с таким видом, будто конкретно ушла в себя, никого не видит, ничего не слышит. И на вопрос Аллы вообще не реагирует.

Первым меня замечает Рус и подает Владу знаки заткнуться, но тот не догоняет и продолжает выступать:

— Да так-то Швабра ничего такая, на разок вполне покатит. Я б вдул…

— Как бы тебе самому не вдули, — говорю ему из-за спины.

Влад вздрагивает и оборачивается слишком резко, так что теряет равновесие. Неуклюже взмахнув руками, валится с парты.

— Блин, Стас… — раскорячившись на полу, кряхтит Влад. Поднимается, отряхивается. — Нахрен так пугать? Но вообще ты жжешь, конечно. Ну что, как Швабра?

В другой раз я бы, может, как-то спокойнее отреагировал, на крайний случай — просто послал бы и посоветовал заткнуться. Но после Арсения я вообще на пределе. Прямо зудит выпустить пар. Так что Влад с его тупым трёпом сейчас как последняя капля.

— Я тебе… — только я собираюсь выдать ему всё, что кипит внутри, а заодно и выписать в табло для профилактики, чтобы меньше молол языком, как вижу, мимо проходит к своей парте Гордеева.

Повезло ему. При ней я, естественно, разборки устраивать не буду. Еще решит, что всё это в её честь.

— Захлопнись, — цежу тихо и иду на свое место.

А после физики вообще ухожу с уроков. Первым делом еду на квартиру — выпускаю Милоша, который уже проснулся и неприкаянно скитается из угла в угол, тщетно пытаясь мне дозвониться.

— Ну что, оклемался? — спрашиваю его по пути к нему.

— Ну так… — морщит нос Милош. — Башка раскалывается. Домой вообще неохота, но надо… А что все-таки у тебя Гордеева делала?

— Блин, еще ты со своими вопросами… Да ничего не делала. Просто к себе домой не могла попасть, вот и ночевала у меня.

— Э-э… а почему у тебя-то?

— Да потому что я ее до дома довез вчера вечером… после гимназии. И она такая: упс, ключей нет… Ну, повез сюда. Куда еще ее? Не бросать же на улице. Всё? Утолил любопытство? Честно, достали меня уже все сегодня с этой Гордеевой…

— Капец ты добрый, — хмыкнув, качает головой Милош. — Я бы черта с два ее куда-то повез, если б ее дружбаны меня так же уделали, как тебя. Она, конечно, тогда вызвала тебе скорую, но сути это не меняет…

— Это же ты вызвал?

— Да нет. Когда я вернулся, она уже стояла там встречала их. Просто я с тобой поехал, а она куда-то свалила. Все равно коза. Выспрашивала еще потом у меня, где ты, как ты… Не приходила к тебе в больничку?

— Слушай, давай завяжем с этой темой. Вообще не хочу про Гордееву.

Милош пожимает плечами, типа, как скажешь. И потом до самого его дома мы едем в молчании.

К себе приезжаю часам к пяти вечера. Поднимаюсь в свою комнату и сразу в душ, а когда выхожу — вижу на диване Соньку. Сидит, мрачная и хмурая, сверлит меня тяжелым взглядом исподлобья.

Начинается, обреченно вздыхаю я.

— Ну что? — спрашиваю ее.

Несколько секунд Сонька молчит, нагнетая градус. Затем произносит:

— Я хочу знать правду.