Хорошо, что он не стал дожидаться моего ответа. Я бы все равно не смогла изобразить радость и энтузиазм, которого требовала ситуация. Ну почему Бесовецкий? Нет, конечно, он продемонстрировал крутой навык систематизации и анализа разрозненных данных по диагнозу… но это ещё не делает из него гения. Краморов что, хочет нас столкнуть лбами? Думает, что я буду работать катализатором между ходом дела и гениальными выводами Бесовецкого? Собирать информацию, чтобы этот гений только у стенки сидел и выдавал блестящие заключения? Да ещё и с таким видом, будто я — полная идиотка?
— Надя?
— А? — очнулась я, обнаруживая себя в тех же дверях, в которых оставила сегодня сенбернара.
— Проходи, — посторонился Краморов и посмотрел в сторону Бесовецкого. Тот стоял у окна с чашкой, повернув к нам голову. — С Надеждой Яковлевной вы уже знакомы.
— Здрасти, — глупо кивнула ему я.
— Изучили договор, Верес?
— Нет, — перевел он взгляд на Краморова. — Но вы сказали, что есть пациент…
— Тогда подписывайте договор и идите к пациенту.
— Уже подписал.
И Бесовецкий направился к выходу, опустив чашку со стуком на стол. Я нерешительно зашагала за ним.
— Второй этаж, палата К-2! — прозвучало нам вслед, когда мы вышли в коридор.
Бред какой-то. Вот так с места в карьер? Пес, кстати, за нами не пошел. Видимо, у него появилась новая точка ожидания. И я бы предпочла остаться с ним и подождать итоги этого забега, но, кажется, именно Бесовецкий определял скорость и вектор работы нашего дуэта. Лифтом он не воспользовался, пришлось бежать за ним по ступеням. У него что, клаустрофобия?
Когда я его настигла, он уже распахивал двери нужной палаты. Хорошо, чувствую, сработаемся…
Значит, мужик, все же, у Надежды имеется…
И это открытие так неприятно скрутило нервы в узел, что мне захотелось его тут же найти и прибить.
— Можете выйти? — процедил я, не глядя на Надю, когда она встала рядом с койкой пациентки.
— Нет, — отрезала она и улыбнулась бледной девушке в подушках. — Здравствуйте. Я — Надежда Яковлевна. А мой коллега — Верес Олегович.
Я отчетливо скрипнул зубами. Зря я отказался от предложения командовать в нашем тандеме. Надя тем временем потянулась к карточке пациентки и углубилась в ее изучение, а я обошел кровать и стянул с девушки одеяло, чувствуя себя все глупее.
Откуда вдруг мужик-то взялся? Может, она несколько дней жила в клинике, а сегодня приехала из дома?
— Верес Олегович? — кажется, уже не в перый раз позвала меня Надя.
Я же задумчиво пялился на бледную немочь с прозрачно-белыми волосами, которая обнаружилась под одеялом. По рисунку венок на ее коже можно было составить карту ее сердечно-сосудистой системы.
— Какие у вас жалобы? — хрипло потребовал я.
— Синдром Элерса-Данло, — захлопала на меня глазами пациентка.
Меня будто по морде шлепнули. Я даже немного тряхнул башкой и перевел взгляд на Надю. Она смотрела на меня раздраженно и растеряно.
— У пациентки есть диагноз? — тупо переспросил я.
— Похоже на то, — и Надя поджала губы.
Я опустил взгляд на руку девушки, протянул к ней ладонь и бесцеремонно надавив на кожу плеча, оттянул ее насколько было возможно.
— Гиперрастяжимость… Одна на миллион.
Я хмыкнул. Это в романтических балладах «одна на миллион» — завидное определение. В случае с синдромом Элерса-Данло — это приговор. И лечения нет.
— То есть, в карте никакого вопроса для нас не осталось? — уточнил я.
— Ну, вы же сейчас определили даже форму синдрома… Поэтому, никакого. — Надя свернула карту и вернула на место, обращаясь к пациентке: — Простите, пожалуйста, за беспокойство.
— Ничего, — улыбнулась девушка. — Савелий Анатольевич предупредил, что ко мне утром прибежит парочка врачей, как он сказал, с выпученными глазами, и будет наперегонки ставить мне диагноз.
Надя улыбнулась, а я, насупившись, направился в коридор. Вот же Краморов! Вот старый козел!
— Верес! — послышался окрик позади, и я все же притормозил, давая возможность Наде меня догнать. — Вы можете…
— Что? — обернулся я к ней так резко, что она оставила открытым рот, забыв, что хотела что-то сказать.
А ещё едва не впечаталась мне в грудь.