46

Я глянула в окно. Лес. Да так плотно, что ничего за ним не видно — ни участка, ни округи. Будто в невесомости. Никаких условностей, никаких границ… И на этом фоне образ Вереса проступил ещё ярче.

Я же ничего о нем почти не знаю…

…ну, кроме того, что на кухне он смотрится также органично, как и в лаборатории.

Я осторожно улыбнулась, глядя, как он накладывает кашу по тарелкам.

— А сколько время?

— Одиннадцать.

— А связь тут есть?

— Нет.

Он обернулся и поставил передо мной тарелку.

— У меня тут не очень разнообразные запасы, — глянул на меня коротко из-под бровей и отвернулся к печке, а я улыбнулась шире.

— Ты просто констатируешь факт, — заметила. — Другой бы извинялся.

— А ты бы как предпочла?

— Мне нравишься ты, а не кто-то другой.

Он обернулся, коротко улыбнувшись.

— Я не предлагаю тебе жизнь здесь. Мне она самому не нравится.

— Почему?

— Мне всегда было тяжело в одиночестве. — Он точными движениями отмерил кофе, засыпал его в турку, добавил специй.

— Что с тобой случилось?

Он молчал долго.

— Ничего хорошего, — тихо ответил, наконец. — Меня научили ценить одиночество, которое я ненавидел.

— Как ты освободился?

Он сгорбился над столом, уперевшись в него руками. А я поднялась, приблизилась к нему и осторожно обняла, прижавшись щекой к его спине. Его мышцы дрогнули под пальцами, а сам он весь напрягся.

— Верес, тебе страшно, когда я тебя касаюсь?

— Нет, — мотнул он головой, накрывая мои ладони и сплетая наши пальцы. — Я просто.… забыл, как это…

— Мне важно узнать тебя, — прошептала я, уткнувшись лбом в ее спину.

— Мне иногда кажется, что узнавать уже нечего. — Он обернулся и притянул меня к себе. — Что ты хочешь знать?

— Я не знаю, — пожала я плечами. — Все с самого начала?

Мы вернулись за стол с кофе, и Верес попробовал выполнить мое пожелание рассказать все. Оказалось, что рос он в приюте. На мой вопрос, почему так вышло, он не нашелся, что сказать. Родителей он не помнил и информацию о них почему-то не искал.

— А как ты решил стать токсикологом?

— У меня не было возможности им не стать, — усмехнулся он невесело. — Уже в раннем детстве я понял, что мое чутье превосходит возможности других оборотней. Впервые меня побили, когда я уложил своего обидчика на койку на месяц, и тот едва не умер. Я ничего тогда не знал ещё толком, но чувствовал свойства веществ. Это было сложно описать, но я это словно вижу. Стоит мне почувствовать запах, и мне становится доступна вся информация. Я будто подключаюсь к какой-то базе данных... — Он сделал глоток кофе и скользнул по мне привычным взглядом, наполненным жидким огнем. — Естественно, изучение этих веществ стало моим приоритетом. Добыча — вторым важным делом. В Академии меня тоже не любили. Я закончил базовый курс за три года, потом ординатуру… В двадцать семь защитил докторскую и считал себя звездой, с которой никто не сравнится.

Я завороженно слушала.

— А потом все изменилось. — Он помолчал. — Знаешь, наверное, я заслужил какой-то урок… но не такой. Такого никто не заслуживает. И я не хочу об этом рассказывать. Коротко — я провел следующие три года на ближнем востоке. Да, я действительно обладаю редким даром. Но ничего хорошего он мне не принес. Ничего такого, о чем я раньше мечтал.

— Дети из приюта вряд ли мечтают о многом…

— Это точно.

— А откуда у тебя Питер?

— Купил на вокзале, когда вернулся в Москву. — И он потрепал пса за ушами, а тот со вздохом уложил ему морду на колени. — Тогда было слишком одиноко, и я о многом не подумал… — Он поднял на меня взгляд. — Обычно собаки не переносят оборотней.

— Неужели? А так и не скажешь.

— Да, Питер оказался исключением. — Он помолчал немного. — Я схватился за предложение Краморова, потому что никто раньше не предлагал мне защиту и возвращение к обычной жизни.

— Но сначала тебя притащили против твоей воли, — заметила я. — Неужели не сказали тебе заранее? Хотели проверить?

— Само собой. Да и я не думал, что соглашусь все же… Но решил, что терять нечего.

Он слабо улыбнулся, глядя на меня, и я ответила на его улыбку.

— А что у нас на обед?

— Гороховая каша. — Я поморщилась, не успев скрыть изумление. А он улыбнулся шире. — Я шучу. Тушенка с булгуром.

— Верес, а у тебя есть шоколадка? — смущенно прошептала я.

— Есть, — улыбнулся он. — Ещё кофе?

— Да…

Мне казалось, я сплю. Что меня все же накачали чем-то, и я валяюсь на этом убогом матрасе в клинике и вижу потрясающий сон, в котором так уютно и спокойно. Мы расположились с Вересом в кухне на небольшом диване с кофе и шоколадом. Верес укутал меня в плед, а Питер улегся в ногах. Шумно горел огонь в старенькой буржуйке, застучал в окна дождь. Я рассказывала Вересу теперь уже свою историю, а сама все больше убеждалась — этот мужчина одичал. Нет, ему не было больно от моих прикосновений, как я раньше думала. Он не соврал, когда говорил, что отвык. Но когда я потянулась к нему рукой, он схватился за мои пальцы своими напряженными и сжал, будто это все — в последний раз. Верес не был монстром, как мой муж. Его изуродовали люди, использовавшие его дар. А это вполне поправимо. Я сжала его руку крепче…

— А потом я встретила Славу. Ну и… дальше ты уже знаешь.

— А брат?

— С братом у нас теплые отношения. Он — единственный, кого Слава не стер из моей жизни. И дочка у него славная, такая умница. А с женой он расстался. Да и… к лучшему. — Я глянула на Вереса. — Мы с Сашей не научились выбирать партнеров…

— Тебе, наверное, лучше позвонить ему?

— Хотелось бы, но не к спеху. Если ты точно знаешь, что Люсю вернули, то у них должно быть все хорошо.

— Ладно…

— А какой у нас план?

— У меня… — Он нахмурился. — Мне нужно дать тебе передышку…

— А тебе? Что нужно тебе, Верес?

Наши взгляды встретились, и его будто загорелся ярче.

— Мне нужно тебя очаровать.

— Тебе не нужно. Я уже очарована, — улыбнулась я.

— Я тебя спас, и ты благодарна…

— Я переспала с тобой ещё до того, как ты меня спас, — напомнила я.

— Секс — не повод для знакомства, — возразил он с усмешкой.

— Не для меня. Я рисковала собой и тобой и прекрасно это понимала…

— Ты устала…

— Ты не веришь, что у меня есть к тебе чувства помимо благодарности? Или не хочешь верить, потому что так безопаснее?

Ну а что я хотела? Границы его травмы могут быть плохо обозримыми. Ясно одно — он будет избегать новой боли.

— Сложно нам будет друг с другом — двум диагностам, — улыбнулся он, но посмотрел на меня уже иначе.

— Может, наоборот. Ты не узнаешь, пока не проверишь…

И я потянулась к нему…

Загрузка...