— Я… я не могу дышать, — сдавленно прохрипел он.
— Дыши медленно, неглубоко, — посоветовал я холодно, положив пальцы на его шею. — Это просто паника, Айзатов.
— Ты же не оставишь меня в живых…
— Я не убийца, — спокойно возразил я, поглядывая в окно. — Если сделаешь всё, как я прошу — останешься жить. Мне твой труп в послужном даром не дался.
Айзатов всё же постарался последовать моим советам и выровнять дыхание.
— Где мне взять противоядие?
— Я всё расскажу. — И с губ сорвался горький смешок. — Не бойся. Эта формула испытана на мне десятки раз.
— Сам на себе? — скосил он на меня глаза, повернув голову в бок.
— Нет, конечно, — усмехнулся я и отвел взгляд в окно. — Боль в груди сейчас пройдет. Ноги немеют?
— Да.
— И это тоже пройдет.
Он покачал головой, стиснув зубы.
— Чувствуешь себя победителем сейчас… — процедил, снова начиная задыхаться.
— Я лишь чувствую, что хочу быть сейчас где-то в другом месте вместо того, чтобы тратить на тебя время здесь.
— Что тебе нужно? Ведь не моя жена…
— Она тебе больше не жена, — возразил я.
— Я не давал ей развод…
Видимо, эффект введения яда проходил, и голос Айзатова окреп.
— Это уже никому не интересно. Она не хочет быть твоей.
— Решила стать твоей? — усмехнулся он холодно. — Быстро…
— Уровень твоего убогого мышления не делает из тебя подходящего для меня собеседника…
— Высокомерие, — оскалился он. — Как неожиданно. — Айзатов с трудом поднялся и сполз со стола. — Она сейчас сбежит к кому угодно. А хороший у тебя план — сыграть в охотника за деньгами… Я поверил…
— Если ты намерен дотянуться до пушки, которая у тебя лежит где-то в столе поблизости, то не советую, — заметил я, глядя в окно. — Противоядия у меня с собой нет. — И я посмотрел на него в упор. — Я лишь разыгрывал идиота, не обольщайся.
— Почему же? — свесил он голову. — Если я прострелю тебе что-нибудь типа ноги или печени… Уверен, я стреляю лучше тебя.
— Ты сдохнешь мучительней меня.
— И в этом есть что-то, не находишь? Мы с тобой убиваем друг друга из-за моей жены, — оскалился он. — Я всегда знал, что она сведет меня в могилу. Эта холодная стерва тебе не по зубам. Ты ей не нужен. Это я ее приручал долгих пять лет, и то она прижала меня к ноге… Ледяная до самого сердца неспособная на тепло женщина может лишь притягивать мужчин, но ничего не отдает взамен, а ты только подсаживаешься на нее, как на наркоту, и уже не можешь без очередной дозы…
Я медленно поднялся с кресла и сложил руки в карманы, направившись к окну.
— Твой мир искажен личностной неполноценностью, — начал я медленно, глянув вниз. — Ты как гниль — поражаешь все, чего касаешься. Наде не повезло. Но, в отличие от тебя, она — полноценный талантливый человек с жаждой жизни и свободы. Ее довольно просто сделать счастливой. Но ты этого никогда не поймешь. Тебе нечем. В тебе не предусмотрен этот механизм, и это выглядит жалко.
Зачем я его провоцировал — хороший вопрос. Мои личные давние счеты с людьми, одержимыми сомнительными целями, не давали покоя. Когда твою личность растаптывают, превращая в животное на цепи, нашпигованное ядом, такое невозможно простить… Но Айзатов не при чем. Он просто напоминает тех, кто однажды лишили меня всего.
И он не повелся. Не полез в ящик за пушкой, не стал разыгрывать из себя героя. Я знал, что он не собирался умирать. Не было в нем жажды драматизма или поиска смысла жизни, и уж за Надю он свою жизнь отдавать не будет. Ему тоже захочется вернуть чувство собственного достоинства после сегодняшнего дня. Но он не на цепи и не в грязи. Его ребра целы, а яд…
… Яд — дело поправимое.
Когда его мобильник зазвонил, я не двинулся с места.
— Приехали, — констатировал Айзатов. — Что дальше?
— Я возвращаюсь на парковку с кем-то из твоих. Вы передаете мне Надю, и мы с ней уезжаем. А потом я звоню тебе и сообщаю, где противоядие.
Он медленно добрался до кресла и тяжело в него опустился:
— То есть, если ты не позвонишь…
— Я уже говорил, что мне не нужен твой труп в послужном. Я — врач прежде всего, и моя цель — спасать жизни, а не отбирать их. Но для тебя я готов был сделать исключение.
— Мне… снова нехорошо. — И он снова задышал часто.
— Твое время выходит.
На мгновение в мыслях вспышкой пронеслось воспоминание о бетонном потолке над головой, вид которого всегда значил для меня очередной проигрыш яду. Силы заканчивались, и я валился на спину, упираясь взглядом в этот потолок… За несколько лет я изучил все его дыры.
— Тебе лучше лечь.
Подумалось, что потолок с дырками все же лучше белого, в который уставился Айзатов, растянувшись на ковре. В него хоть нет шанса провалиться, цепляясь за тени… Но это больше не моя проблема.
Меня вернули на парковку тем же путем. Только настроение сопровождающих изменилось. Теперь их стало больше, уж не знаю, ради чего. Видимо, надеялись меня понервировать численностью, но все мои мысли были заняты Надей.
Когда машина остановилась рядом со скорой, ожидавшей в оговоренном месте, я напрягся.
— Почему скорая? — обернулся я к мужику, которого Айзатов посылал за Надей.
— Предосторожность…
— Какого рода? — потребовал я, повышая голос.
Мужик замялся.
— Надежда Яковлевна находилась в психиатрическом отделении последние сутки…
Когда тяжелая дверь кареты скоро помощи отъехала в бок, я оцепенел. Надя лежала на каталке с прикрытыми глазами бледная и безжизненная. В вене — капельница.
— Сейчас препарат закончим капать,.. — начала было врач, но я не стал слушать.
— Чем ее накачали? — процедил угрожающе, но врач тут же отскочил за спины охранников, оставив парламентера на передовой.
— Наша задача — передать вам Надежду Яковлевну, — уверенно чеканил он, хмуро глядя на меня. — За остальные решения ни мы, ни врачи не несем ответственности. И вот ещё...
И он протянул мне мобильник Нади в прозрачном пластиковом пакете.
Захотелось забыть обо всех договоренностях с Айзатовым.
Я сунул мобильник в карман штанов и залез в скорую. Бегло глянув на название препарата, я вытащил из вены Нади капельницу и вскинул ее бесчувственное тело на руки. Она застонала и схватилась холодными ладонями за мою шею, а мне злость ударила в голову.
Вот же тварь ты, Айзатов. Трус и мразь, с которой вообще договариваться не стоит. Как ты мог сделать с Надей это все? Как у тебя рука, сука, поднялась?!
Но снаружи я окаменел. Не проронив ни слова, вынес Надю и направился к машине Ярослава, в которой ждал Питер. Никто мне не препятствовал.