Развод с монстром

30

Наверное, мою психику парализовало стадией отрицания. Или все это — шок? Но я совершенно спокойно позволила Бесовецкому взять меня за руку и увести в наш кабинет, а оттуда — проследовала за ним в лабораторию.

Он не говорил ни слова. Сосредоточенный, собранный, решительный, Верес подал мне халат, а сам перехватил рюкзак и направился к ближайшему столу.

— Садись рядом, чтобы я тебя видел, — неожиданно жестко приказал он.

— Я ничего…

— Просто садись, — оборвал он.

— Ты будешь готовить противоядие?

— Да.

— У Краморова уже были готовы токсикологические тесты?

— Нет.

— Опыт?

— Да.

Он действовал четко. Все у него было свое, и он просто расставлял необходимое перед собой так быстро, будто сдавал экзамен на время.

— У этого пациента мало времени… — констатировала я.

— Да.

— Кто он?

— Оборотень.

— Тебя это не удивляет.

— Здесь это мало кого удивляет.

— Никогда бы не подумала, что они существуют.

— Во всем мире тратятся большие деньги на поддержание границы между мирами. — В его пальцах порхали пробирки, блистеры, инструменты. Он действовал профессионально до совершенства, и это завораживало. — Оборотни — не единственная антропоморфная раса, которая существует. Но самая многочисленная.

— А ещё кто?

— Подавляющее большинство — люди с особыми способностями. Они входят в мировой совет и правительства всех стран, диктуют свои правила другим расам, создают законы о мире и обеспечивают их выполнение. — Тут он особенно выразительно сжал челюсти, и я поняла, что сам Бесовецкий себя к ним не причисляет.

— Мне кажется, или ты говоришь о них с некоторой неприязнью?

— Ты правда в порядке? — вскинул он голову и всмотрелся мне в лицо.

— Я не знаю, — прошептала я.

— Ты бледная. Над губой испарина, дыхание учащенное…

— А ты? — перебила я его. — Ты — обычный?

— Нет, — процедил он и опустил взгляд на стол.

— Ты — из другого мира. Того, что за границей.

— Да.

— Верес, — вдруг послышалось тихое от дверей, и внутрь вошел Краморов. — Мы его потеряли.

— Чёрт! — досадливо рыкнул Бесовецкий, и в его руке треснула пробирка.

Я подскочила, машинально бросаясь к аптечке над раковиной.

— Сердце остановилось. — Краморов прошаркал к моему стулу и тяжело на него опустился. — Он умер.

— Вам нужно было подключить его к аппарату, — горячо заговорил Бесовецкий. — Когда яд в крови нейтрализуется, тело получит шанс регенерировать! Сколько уже прошло?

— Печень отказала, за ней — почки, следом сердце, — спокойно констатировал Краморов, не придавая значения тому, что Верес поставил его авторитет под сомнение своими словами. — Никто после такого не регенерирует.

— Промой руку, я обработаю, — вставила я, и мы с Вересом уставились на его рану.

Кровь уже не шла, запеклась на коже коркой, но Бесовецкий повиновался.

— Надя, ты как? — позвал Краморов.

— Нормально, — закивала я.

— Тебе нужно будет пройти реабилитацию, — хмурился он. — Теперь это в приоритете.

— Савелий Анатольевич, мы с Вересом Олеговичем попали сегодня в нехорошую ситуацию. Есть подозрение, что мой муж оснастил меня следящим устройством.

— Тебя это правда сейчас беспокоит больше? — удивленно поинтересовался Краморов спустя небольшую паузу.

— У меня могут быть проблемы с работой в вашем отделении, — серьёзно заявила я. — А я бы очень хотела продолжить сотрудничество. Это все, что у меня есть сейчас. И да, я считаю, что это серьёзней.

Когда я перевела взгляд на Вереса, он напряженно пялился на недоделанную работу на столе. А от сильного пореза на его пальцах осталась лишь узкая воспаленная полоска.

Вскрытие пациента показало, что концентрация яда в крови была запредельной — органы разрушились очень быстро. А, значит, у нас не было времени его спасти. И это почему-то злило. Я чувствовал себя бессильным и никчемным. Хотя, дело было, скорее, не в пациенте.

Мы с Надей вернулись в кабинет скорее по привычке. Никто из нас понятия не имел, куда идти. За окном стемнело.

— Меня впечатлило, как ты сегодня работал в лаборатории над антидотом, — заметила она в тишине. — Просто хотела сказать.

Я молчал.

— Я поеду домой, — тихо сообщила Надя и направилась к вешалке.

— Не делай этого, — обернулся я. — Ты не в том состоянии, чтобы оставаться сейчас одной. А тем более — возвращаться к мужу.

Она удивленно вздернула бровь.

— Верес Олегович, я — не ваша забота, — неожиданно увеличила дистанцию между нами, возвращаясь к официальному тону. — У вас и своих проблем хватает. А я справлюсь. Зайду к Краморову, чтобы объяснил, что меня ждет дальше…

— Краморову не до тебя сейчас, — процедил я. — Не знаю, постоянно ли у него тут лажа на лаже и он привык, но разгребаться после сегодняшнего дня он будет долго. Я остаюсь единственным, кто в курсе твоей ситуации. И я тебя никуда не отпускаю.

— Не помню такого в твоих обязанностях.

— Зачем тебе к мужу? — Я не спеша направился к ней. — Боишься его? Хочешь удостовериться, что он не слетел с катушек и твой поводок все той же длины? Не стоит.

— Послушай, сегодняшний день был тяжелым и странным, — напряглась она. — Для меня. Я наговорила лишнего…

Я приблизился к ней и замер в шаге.

— Но теперь я бы хотела, чтобы мы сделали вид, что этого не было, — понизила она голос. — А по остальному — разберусь.

— После того, что случилось сегодня с тобой, обычно увозят в реабилитационный. Ты не можешь просто так взять и куда-то уехать. Ты не знаешь ни прав, ни обязанностей, а это грозит проблемами. А ещё ты себя переоцениваешь. Не надо рисковать собой. Хватит.

— Тогда пусть это решает Краморов.

— Решать буду я.

— За Краморова?

— За тебя.

Она тяжело сглотнула, глядя мне в лицо. Комната уже погрузилась в кромешную тьму, и мои глаза могли светиться ярче обычного, потому что я уже не мог отвести от неё взгляда.

— Жалеешь меня? — вдруг усмехнулась она, отступая. — Не надо. Я разберусь сама.

— Ты не поняла. Я не дам тебе разбираться самой.

И, пока она удивленно замерла, я сделал к ней шаг, запустил пальцы в её волосы и вжался губами в её рот.