Надя стояла, кутаясь в полотенце, и смотрела на меня растерянно. Наверное, не верила, что кто-то способен ее защитить. И это нормально.
— Боишься его?
— Очень, — сдавленно ответила она.
— Ладно. Давай завтракать. А потом будем решать со всем.
Она кивнула и направилась к кровати.
Краморов встретил нас, стоя у окна в кабинете.
— О, сладкая парочка, — усмехнулся он, оборачиваясь. — Присаживайтесь.
Верес провел меня за руку к креслам и усадил напротив стола.
— Как дела? Что решили? — прошел Краморов к столу, тяжелее обычного опираясь на трость.
— Думаю, сначала нам нужно решить вопрос с реабилитацией Нади, — начал Верес, усевшись рядом.
— Ну, это как раз таки не противоречит правилам, и нам действительно предписано прежде всего отправить ее в центр реабилитации.
— Это не всё. Она согласна стать моей. Насколько я знаю, это должно решить её личную проблему.
Краморов замолчал надолго, а я отвела взгляд, оставляя этим двоим право решать мою судьбу. Мне все казалось, что я зря на что-то надеюсь, и что Слава вот-вот ворвется в кабинет и прикажет мне двигаться на выход.
Меня никто не спасет…
— В наших интересах, чтобы ваш дуэт не распался, — наконец, заявил Краморов и медленно вздохнул. — Но это будет непросто…
— Савелий Анатольевич, — усмехнулся Верес, — помощь людей здесь даже не особенно нужна. От вас требуется только признать мое право и не допустить появления нежелательных персон на территории отделения, чтобы нам не мешали работать. И да, ваши усилия окупятся.
И тут до меня дошло, что драматическая пауза Краморова — начало переговоров с Вересом, и что эти двое уже торгуются. И Верес готов заложить что-то большее, чем собирался прежде. Ради меня.
— Не надо, — сдавленно обратилась я к нему. — Не делай этого…
— Я ничего не делаю, — сузил он на мне решительный взгляд, отрицательно качая головой.
— Ты собираешься предложить что-то такое, чего бы не стал предлагать отделению прежде! — возмутилась я.
— Я планирую тут работать, Надя, — спокойно подтвердил Верес. — Долго и счастливо. Если бы я не был готов что-либо предлагать, меня бы тут не было. Савелию Анатольевичу тоже нужны гарантии, потому что благодаря его авторитету мы здесь вообще находимся. А я могу просто выехать в город без риска угодить в очередной плен. Это стоит больших усилий. И нашу с тобой безопасность он тоже может обеспечить, а это для меня сейчас самое важное. Готов ли я предлагать большее за такие возможности? Да.
Я обескураженно замолчала и перевела взгляд на Краморова. Тот мрачно взирал куда-то в окно, но, думаю, просто давал нам время договориться. Или мне — осознать тот факт, что я сейчас поставила свою лояльность отделению под угрозу. Как бы то ни было, Краморову, похоже, уже не важно, что именно я говорю. Я — его приманка для Бесовецкого. И все сейчас идет по плану.
— Ну, раз вы договорились, то тебе, — и он указал на Вереса, — писать заявление в комитет. Будет официальное согласие — будет и официальное право на защиту. А тебе, — перевел он на меня взгляд, — успокоиться, начать забывать кошмар, в котором ты жила много лет, и перестать все время думать о том, что все это не может быть правдой. Ты теперь под защитой. Когда Верес напишет заявление, можешь подавать на развод.
С губ слетел истеричный смешок, а Краморов поднялся:
— Добро пожаловать в новый мир, Надежда. Сегодня даю вам обоим отгул по личным обстоятельствам. Единственное — Наде точно лучше не выезжать, пока муж ее не осознает, что все кончено, и не угомонится. А чтобы это произошло, у нас должны быть основания объяснить. Действуйте.
Пока я открыла рот в удивлении, Верес взял меня за руку и потянул из кабинета. Ноги заплетались и не слушались, сердце колотилось в груди, а я все переслушивала в голове слова Краморова и не могла поверить в происходящее. И только когда Верес вдруг утащил меня в какой-то кабинет и поставил к стенке, я немного пришла в себя и смогла сосредоточить взгляд на его лице.
— Тебе плохо…
— Нет, — мотнула я головой и, повинуясь порыву, обняла его за шею, прижавшись всем телом.
Вряд ли мне было можно. И вряд ли стоило радоваться тому, сколько людей и не только вовлечены в мою трагедию. Но уже ничего не поделать. А то, как Верес прижал меня к себе, вынуждало терять желание что-то делать с этим вовсе…