Счастливчик

Глава 11 Новые друзья

Стояла середина осени, самая мрачная, сырая и грязная пора. Целыми днями лили дожди. Окассен сидел дома, изнывая от скуки. Родня и соседи по-прежнему не общались с ним, охотиться было невозможно. Единственным, кто не гнушался обществом Окассена, был аббат. Вдвоём они напивались и болтали ни о чём.

Николет скучать не приходилось — она привыкла целыми днями заниматься домашней работой. Готовила, убирала, шила, пряла. И конечно, думала о Бастьене. Доехал ли он уже до Парижа? Она спросила мадам Бланку, которая в молодости бывала в столице, сколько дотуда ехать.

— Какие сейчас дороги и разбойники, так недели три, — ответила та.

Николетт сидела за шитьём и мечтала. Они уедут с Бастьеном в Венгрию. Он покажет ей чудеса, о которых рассказывал — огромный Дунай и скользящие по нему разноцветные лодки, зелёные горы и замки на живописных берегах озёр. Сладкие мечты окрашивали её щёки нежным румянцем. Казалось, она вернулась в прошлую весну, когда они с Бастьеном купались и тонули в любви.

А Урсула, наоборот, была бледная, вялая, словно больная. Тоже шила, сидя бок о бок с Николетт. Но то и дело рука её с иголкой бессильно падала на колени, и Урсула глядела в никуда застывшими глазами. Николетт несколько раз пыталась расспросить её, что происходит. Но Урсула словно догадывалась — сразу вскакивала и уходила то во двор, то в кухню.

Наконец, заговорила сама, выбрав момент, когда Окассен ушёл в конюшню.

— Николетт, если я тебя попрошу, ты мне поможешь?

— Конечно, — с готовностью ответила Николетт, — что у тебя случилось, подружка?

Несколько секунд Урсула прятала взгляд, потом сказала дрожащим голосом:

— Я взяла у повитухи сбрасывающее зелье. Сегодня выпью его. Но от этого бывает кровотечение. Если так получится, ты поухаживаешь за мной?

— Что это за зелье, зачем? — испуганно спросила Николетт.

— Неужто не понимаешь? Я забеременела. Ещё когда жила с ним. Не хочу рожать ублюдка. Вытравлю его.

В глазах Николетт отразился ужас, смешанный с тоской.

— От Анри или от Окассена? — спросила она.

Урсула опустила голову так низко, что волосы совершенно скрыли её лицо.

— От Окассена. Анри всегда выходил вовремя, чтобы не подложить мне такую свинью.

Она закрыла лицо руками и стала качаться взад-вперёд, громкими вздохами подавляя рыдания.

— Бедняжка ты моя! — с жалостью воскликнула Николетт. — Но зачем же травить? Неужели мы его не прокормим?

Урсула молчала, продолжая раскачиваться в страшном монотонном ритме. Николетт обняла её за плечи, прижала к себе.

— Не надо, умоляю тебя! Это такой страшный грех, хуже, чем убийство!

— Многие бабы делают это, особо те, кто не замужем, — хмуро ответила Урсула. — Кому нужен этот пащенок? Мне? Или ему?

— Все дети нужны Богу, — твёрдо произнесла Николетт. — Я бы никогда такого не сделала, клянусь!

— Ты даже повеситься хотела.

Николетт бросила шитьё в корзинку.

— Да, хотела. Потому что дурой была. Человек никогда не должен терять надежду, так и в церкви говорят. Идём, скажем Окассену.

— Нет! — с ужасом вскрикнула Урсула. — Ни за что я ему не скажу. Он меня убьёт на месте.

Она не соглашалась идти, сколько подруга ни упрашивала. Сорвалась с места и убежала в свою спальню. Пришлось Николетт самой беседовать с мужем. Услышав новость, он так и скривился от отвращения.

— Вот паскуда чёртова! Нагуляла с тем прохвостом из Гюи, а на меня сваливает!

— Окассен, как тебе не стыдно! — строго проговорила Николетт. — Разве ты не жил с ней?

— Ты всю жизнь будешь попрекать меня этим? — злобно огрызнулся он.

Но глаза его наполнились стыдом, как всегда, когда звучал хоть малейший намёк на его связь с Урсулой. И сама Николетт смутилась. Со стороны, наверное, выглядит так, словно она ревнует его. И зачем-то заступается за соперницу. Неестественная, грязная ситуация, как вообще всё, что происходит с ними. Николетт до сих пор не воспринимала Окассена, как своего мужа, он оставался для неё молочным братом или другом детства. В голову не приходило ревновать его.

— Я не попрекаю. Но это нехорошо, Окассен, не по-христиански. Она ведь ничего не просит. Мы должны защитить дитя, чтобы она не убивала его. Это же твоя родная кровь!

Он снова поморщился, потом взял Николетт за талию, притянул к себе.

— Я хочу детей лишь от тебя. Только их буду любить.

Николетт невольно вздрогнула. Она боялась даже думать об этом. Если это случится, все усилия Бастьена будут напрасны. А вдруг уже? Но она сдержалась, чтобы Окассен не догадался о её чувствах.

— Хорошо, что ты так думаешь, — мягко произнесла она. — Но твой долг — позаботиться о ребёнке Урсулы тоже. У многих сеньоров бывают внебрачные дети, Окассен. Все их содержат. Так положено.

Они вдвоём вошли в дом. Урсула сидела на кухне, беззвучно плача, чистила овощи.

— Эй, ты! — холодно произнёс Окассен. — Я обещаю содержать тебя и твоего ребёнка до конца жизни.

Она встала и, не глядя ему в глаза, пробормотала: «Спасибо, благослови вас Бог».

— Сделаешь выкидыш — отдам под церковный суд, как ведьму, — мрачно добавил он и снова ушёл во двор.

Выдалось несколько дней хорошей погоды, и Николетт с Урсулой пошли по грибы. Надели поверх обычных башмаков кожаные галоши, какие носят крестьяне, и бродили между деревьев. В лесу Урсула оживилась, стала улыбаться, чего давным-давно с нею не было, даже песню запела.

— Я так люблю лес, — сказала она. — Если бы можно было, я бы всю жизнь прожила в лесу. Охотилась бы на зайцев, собирала бы грибы и коренья.

— А где спала бы зимой? — засмеялась Николетт.

— На зиму переходила бы в деревню, к матери, — безмятежно отозвалась Урсула. — Я бы стала знаменитой колдуньей. Народ приходил бы к мне за лекарственными травами. Ещё птичек можно ловить на продажу.

И тут Николетт восторженно завизжала. Она наткнулась на целую полянку лисичек — ярко-жёлтые, они сияли среди пожухлой листвы, как золотые монеты. Ушло не меньше четверти часа, чтобы обобрать всю полянку. А под конец Урсула, чуявшая запахи не хуже собаки, вдруг стала рыться пальцами в земле и вытащила большой чёрный трюфель.

— Вот это удача! — вскричала Николетт. — Поищи там рядом, подружка!

Они вдвоём стали подкапывать верхний слой земли и нашли ещё четыре трюфеля. Сердце Николетт переполнилось счастьем, совсем как в детстве. Она напомнила Урсуле, как лет шесть назад они пошли в лес с мальчиками и добыли сразу двадцать трюфелей. Вернее, Бастьен нашёл семнадцать, а Урсула потом ещё три. Окассен и Николетт ничего не отыскали, и страшно завидовали.

— Ну, Бастьену всегда везёт, — усмехнулась Урсула. — Видно, он под счастливой звездой родился.

— Только со мной не повезло, — вмиг став серьёзной, сказала Николетт.

— Кто знает, — задумчиво проговорила Урсула, глядя вглубь леса, — никому не ведомо, как сложится дальше. Бывает, люди умирают совсем молодыми.

По спине Николетт холодок пробежал от этих слов. Хотела бы она, чтобы Окассен умер молодым, развязав ей руки? Она даже головой тряхнула, отгоняя эту страшную мысль.

И тут из-за деревьев послышались крики. В том направлении проходила дорога, соединявшая Витри с соседскими имениями. Не сговариваясь, Николетт и Урсула побежали на крики.

Поперёк дороги лежала опрокинутая деревянная карета. Видимо, колёса застряли в грязи, и ось сломалась. Чудо, что никто не пострадал. Кучер и лакей уже открыли дверцы кареты и помогли выбраться хозяйке, молодой красивой даме. Она была беременна, месяце на седьмом, не меньше.

— Ох, давайте, мы вам поможем, мадам де Гюи! — воскликнула Николетт, подавая даме руку. — У вас нигде не болит?

Она сразу узнала в пострадавшей красавицу Мелинду, первую любовь Бастьена. Теперь она была законной женой маркиза де Гюи, который до сих пор считался врагом Окассена.

«Такая же законная жена, как я, — подумала Николетт. — Насильно обвенчанная с нелюбимым человеком».

— Плечо ушибла, — морщась, ответила Мелинда. — Но, слава мадонне, не живот!

— Сейчас я пришлю сюда наших людей, — сказала Николетт. — Они починят ось, и вы сможете ехать дальше. А пока пойдёмте к нам домой. Вы отдохнёте, выпьете горячего вина.

— Благослови вас Бог! — с очаровательной улыбкой ответила Мелинда. — Но мне, наверное, не следует пользоваться вашей помощью. Ведь вы — жена молодого Витри, верно? Наши супруги в ссоре. Я лучше пошлю кучера за подмогой в Суэз.

— Глупости! — решительно сказала Николетт. — Ведь мы-то с вами не в ссоре, верно? Женщины должны помогать друг другу.

Мелинда заулыбалась ещё радостнее. Она была открытая душа, и сразу почувствовала в Николетт добрую и чистую силу.

«Такое милое лицо, благородная речь, и собой — писаная красавица. Почему все дворяне ополчились на Витри из-за неё? Она ничем не уступит рыцарским дочерям!» — подумала Мелинда.

По пути они беседовали на невинные темы — о погоде, о хозяйстве и беременности Мелинды. А придя домой, Николетт немедленно усадила гостью к очагу, сама согрела ей вина и подала пирожков. Потом ещё укутала ноги Мелинды меховым одеялом.

— У нас зябко, — с извиняющейся улыбкой сказала Николетт. — Дом старый, кругом щели.

— Какое же вы милое создание! — воскликнула Мелинда. — Наверное, я за всю жизнь не видела столько заботы, как за час с вами. Почему вы не вышли за мессира Себастьена? Он такой же добрый и сердечный, как вы. И все дворяне охотно принимали бы вас у себя.

Николетт опустила глаза, и лицо её стало таким пронзительно-грустным, что Мелинда поспешила переменить тему.

— Вы играете на лютне?

— Да, — просто ответила Николетт.

— И эта скатерть вышита вами?

— Да.

Мелинда со вздохом покачала головой.

— Душенька, мне так жалко вас. Я тоже вышла замуж не своей волей, но, по крайней мере, не потеряла связи с миром. Вы хоть понимаете, насколько вы красивы?

— Не надо, мадам де Гюи, — тихо попросила Николетт.

Она едва удерживалась от слёз. Потому что Бастьен говорил точно так же: «Ты хоть понимаешь, насколько ты прекрасна?»

Пришёл Окассен и, увидев Мелинду, весьма сухо поздоровался с ней и тотчас ушёл наверх. Когда мадам де Гюи уехала, он стал выговаривать Николетт.

— Зачем ты притащила её сюда? Из-за её подлого мужа погиб мой отец. А стычка, которая была у меня с ним… ты что, забыла об этом?

— Мадам Мелинда не сделала мне ничего плохого, — спокойно ответила Николетт. — И тебе тоже. Она беременна, и помочь ей было моим христианским долгом.

Окассен мгновенно замолчал. А Николетт помешивала в горшке грибной суп и улыбалась. Она думала о Бастьене. Доехал и он уже до Парижа? Когда вернётся?

На другой день прискакал гонец из Гюи. К удивлению Окассена, он привёз корзинку с ещё тёплым жареным каплуном.

— Подарок от маркиза де Гюи, — пояснил гонец. — И письмо для вашей милости.

— Что за чёрт? — недоверчиво произнёс Окассен.

Он развернул письмо. Николетт зашла к нему за плечо и стала читать вслух, чтобы услышала мадам Бланка. Гюи предлагал забыть прежние ссоры и приглашал Окассена на кабанью охоту.

— «А супруга ваша составит приятную компанию мадам Мелинде, так как она сейчас в тягости и скучает без общества».

— Ты колдунья, Николетт! — со смехом воскликнул Окассен. — Чем ты зачаровала эту потаскушку?

— Зачем ты так говоришь о ней? — возмутилась Николетт. — Мадам Мелинда — очень хорошая женщина. Так мы поедем?

— Ни за что, — вмиг нахмурившись, ответил он. — Я не могу так легко простить смерть моего отца.

— Боже мой, Окассен! — воскликнула она. — Неужели тебе не хочется снова общаться с людьми? Ведь это приглашение означает, что ты снова принят в общество!

— Ну, да! В общество бандита Гюи.

Он взял её за руки, поднёс их к губам и поцеловал.

— Кроме тебя, мне никого не надо.

Николетт стало не по себе. Слова были прекрасны, но ей хотелось бы слышать их от другого.

— Так нельзя, братец, нельзя пренебрегать людьми, — мягко проговорила она. — Ты дворянин, у тебя есть обязанности перед твоим родом.

Мадам Бланка поддержала невестку. Она тоже страдала от вынужденной изоляции, скучала по родне и друзьям. В итоге Окассен сдался, и они отправились в Гюи.

Мелинда приняла Николетт со всем радушием. Водила по замку, показывала комнаты и надворные постройки. Впервые Николетт была в настоящем богатом замке, обставленном дорогой мебелью, украшенном гобеленами парижской работы и бархатными портьерами. У Мелинды был целый покой из пяти комнат и длинной галереи. В спальне висело серебряное зеркало в полный рост, а окна были застеклены ромбиками цветного стекла.

Николетт никогда не мечтала о роскоши, но сейчас с грустью подумала, что могла бы жить не хуже. Но судьба уготовила ей самый незавидный жребий — убогое жилище вместо замка, тяжкую работу вместо музыки и стихов, насилие вместо любви. Едва-едва она сдержала слёзы, закипающие под веками.

«Нельзя роптать на Бога. Он один знает, как лучше, — сказала Николетт сама себе. — Урсула, например, гораздо несчастнее меня».

В гостях у Мелинды была ещё и Берта де Суэз, кузина Окассена по его дяде Гийому. Три молодые женщины очень приятно провели время вместе. Сначала ели медовые конфеты, пастилу и варенье, болтали о милых пустяках, обсуждали новости и слухи. Потом Мелинда принесла лютню в вышитом чехле.

— Не откажетесь ли вы сыграть для нас, мадам де Витри?

Николетт без смущения взяла лютню. Правда, она знала только старинные баллады, которым учил её покойный отец Окассена. Но слушательницам очень понравилась её манера играть — легко, задумчиво, как будто она сочиняла мелодию на ходу.

— У вас пальцы прирождённой музыкантши, — с восхищением сказала Мелинда.

Она взяла лютню из рук Николетт и сама заиграла. Музыка так и лилась из-под её рук — красивая, но такая печальная, что сердце невольно сжималось.

— Узнаёте? — спросила Мелинда.

— Нет. А что это?

— Это баллада «Окассен и Николетт». Разве вы не читали этого романа?

Николетт грустно покачала головой.

— К сожалению, нет. Хотя нас и окрестили в честь этой книги.

Она рассказала новым подругам историю рождения Окассена. Кузина Берта что-то слышала об этом, а Мелинда только сейчас узнала и удивлённо покачала головой.

— Поразительно! Как будто сам судьба вас предназначила друг для друга.

Николетт на миг замерла, но тут же справилась с собой и спокойно произнесла:

— На всё божья воля.

Молодые женщины перекрестились. Потом Мелинда встала и вынула из ларца на столе футляр, обтянутый тёмным шёлком.

— Это роман «Окассен и Николетт». Прочитайте дома, я уверена, что вам понравится. Это красивая история любви, правда, совсем непохожая на вашу.

Вечером того же дня семейство Витри устроилось у очага. Мадам Бланка и Урсула пряли, а Окассен просто сидел рядом с Николетт. Она читала вслух:

Жил в Бокере Окассен

За оградой гордых стен.

Полюбил он Николетту,

Захотел женою взять,

Но отец невесту эту

Сжить готов совсем со свету,

Увещает сына мать:

«Ты безумец! Пусть она

И прекрасна, и стройна,

Только знай: она из плена

Куплена близ Карфагена.

Не роняй свою ты честь —

Познатней невесты есть».

«Мне других невест не надо,

В ней одной моя отрада…

— А ведь так и получилось, матушка! — воскликнул Окассен. — Вы как будто знали, когда выбрали мне это имя!

Мадам Бланка растроганно вытерла глаза.

Между тем, Мелинда де Гюи рассказал об очаровательной жене де Витри своим подругам, жёнам окрестных баронов. И Окассена стали приглашать на пиры и охоты, нарочно, чтобы посмотреть на красавицу. Постепенно его приняли все, кроме графа де Брешан, и жизнь молодых супругов стал не так мучительно тосклива. Мелинда де Гюи стала близкой подругой Николет. Они ездили друг к другу чуть ли не каждый день и делились всеми секретами.