Шестая попытка короля Эрика

Глава 50. Заботы и хлопоты

Следующие несколько дней слились в настоящую круговерть. Я металась между дворцом и монастырем, стараясь быть в курсе подготовки и решая всплывающие мелкие проблемы. Как и предупреждала Даниела, постоянно возникали какие-нибудь вопросы и накладки. То Адриан волновался оттого, что для благотворительного базара не нашлось достаточного количества одинаковой по стилю мебели, и пришлось маскировать это, драпируя столы и стулья одинаковой тканью. То обнаруживалось, что в цветах для украшения зала вдруг возникла нехватка, потому что именно такие потребовались для музыкального вечера Виолы. Но это решаемые мелочи. Главной сложностью стал отказ королевских музыкантов играть во время благотворительного базара.

Я представляла, что пока придворные, выбирая, бродят между столами, будет звучать приятная музыка. Но Анри Вальман гордо заявил, что его оркестр — не уличные музыканты и выступают только в королевском дворце. Пришлось использовать королевский оркестр только во время торжественной части. К счастью, и тут на выручку пришли сестра Русита и настоятельница. Сестра Русита сказала, что у них есть сестры и послушницы с дивными голосами, которые споют. А матушка Анна вновь обратилась к настоятелю Лурийского монастыря и тот предложил своих барабанщиков и музыкантов. Мне показалось, что настоятели только радовались увеличению своего участия в нашем действе.

С одеждой для девочек решилось неожиданно быстро. После того, как я написала Эрику, что для них приготовили нарядные светлые хламиды послушниц, он написал, что Гвендолин не может предстать пред двором в подобном. Наверняка по его приказу в дворцовых запасах нашли детские платья, что шились на свадьбу бабушки Эрика. Тогда невесту сопровождали тридцать девочек в одинаковых нарядах. Потом еще пару раз их использовали на королевских праздниках, а потом они осели где-то в сундуках. И теперь Адриан Беннет, немного удивленный столь скорым и успешным поиском, уточнял у меня — сколько именно платьев нужно.

— Пусть приготовят все, что есть. Мало ли, может какие-то окажутся малы или велики девочкам.

Сундуки с нарядами отправили в монастырь, и потом я наблюдала, как их меряют будущие певицы. Платьев было больше, чем выступающих, и потому смогли без проблем подобрать подходящее каждой девочке. Да, кому-то были длины рукава, у кого-то подол волочился по земле, но это сестры взялись быстро исправить. Глаза девочек горели — они никогда не носили такой красоты! А я смотрела на нарядную Гвендолин и понимала, что есть еще одна проблема. Даже в приютском платье сходство принцессы с матерью бросалось в глаза, а теперь оно стало просто пугающим. Это может оттолкнуть от Гвендолин не только королеву-мать. Слишком плохую память оставила о себе Луасон. Справедливо или нет, но ее винили во всех смертях и бедах, что принесла война. И хоть со дня последних боев прошли уже годы, но раны затянулись не до конца. От неосторожных прикосновений они еще кровоточили. И вид словно вновь ожившей Луасон, шагающей по королевскому дворцу, мог вызвать боль и отторжение у многих.

Неподозревающая о моих мыслях Гвендолин подошла ко мне:

— Дарита Таиния, а что сделают с оставшимися платьями? Их вернут во дворец?

— А что?

— Может те девочки из моего класса, что не умеют петь, все-таки попробуют? Они будут очень стараться! Тогда пусть сейчас платья для них оставят. Вдруг они тоже сумеют спеть как надо.

Глядя в ее умоляющие глаза, я порадовалась, что Гвендолин заботится о подругах. И правда, как наверняка обидно тем, у кого нет голоса и слуха, из-за этого лишиться и поездки в королевский дворец, и роскошного платья, которого они никогда в жизни не имели.

— Сестра Русита, пусть тогда подберут еще девочек по количеству оставшихся платьев. Если они не смогут хорошо петь, то просто идут молча. Цветочками, например, машут или что-то еще делают.

Та, улыбнувшись, кивнула.

— А платья возвращать во дворец не будут. Они все останутся у вас.

Девочки радостно запищали, запрыгали. Что же, даже если мы провалим наш конкурс, одно хорошее дело уже случилось. У сирот добавилось радости.

Посмотрев на примерку, я оставила это важное дело на Демарис, так как во дворец должен прибыть мастер, отвечающий за выступление монахов из Лурийского монастыря.

Мастер Такиш оказался совсем не таким, как я представляла, ни капли не походил на монаха, скорее, на солдата. Я видела таких в отряде Тома, где собрали хороших разведчиков. Мастер Такиш напоминал их скупой грацией движений и цепким взглядом. Да и костюм его подходил скорее придворному, чем монаху.

— А я и не монах, — улыбнулся он в ответ на удивление, что я не смогла сдержать, — а послушник.

Осмотрев выбранное нами место, оценив ширину и длину вымощенного квадрата площади с фонтаном в центре, мастер ее вполне одобрил. Сказал, что теперь представил, как построит выступление и им для него от Адриана Беннета ничего не нужно. Мастер Такиш оказался скуп не только на движения, а и на слова. Быстро выяснил у нас с Беннетом все, что его интересовало и распрощался. Мне было приятно говорить с ним. Чем-то он напоминал моего погибшего брата. Оказалось, так показалось не на пустом месте. В войну мастер Такиш воевал в таком же отряде, как Том, и даже в тех же местах, где брат закончил войну. Это я выяснила, когда какое-то время мы шли рядом. Он — на выход из дворца, а я в оранжерею. Нужно было еще раз обсудить с садовником гирлянды, что потребуются на празднике.

Я так увлеклась беседой с мастером, что даже не заметила короля. О том, что наши дороги пересекались, узнала позже, когда в блокноте нашла вопрос: «С кем ты шла?» Я даже не сразу сообразила, о ком он спрашивает.

Иногда всем девушкам приносили приятные мелочи — цветы, конфеты, фрукты. Это становилось сюрпризом для всех, кроме меня. Потому что перед этим в моем блокнотике появлялся вопрос: «Какие цветы ты хочешь?», или «Какие фрукты ты любишь?». И я получала то, что просила. Это внимание короля радовало меня, так как мы почти не виделись. Разве что иногда вечером, на официальном приеме, но тогда король никак меня не выделял и будто почти не замечал. Только потом я читала, написанное уже знакомым почерком: «Тебе идет это зеленое платье» или «С этой прической ты выглядишь совсем по- новому».

Когда я прочитала этот комплимент и вспомнила, как действительно изменили мое лицо уложенные Рутой по-новому волосы, догадалась, как можно уменьшить сходство Гвендолин и Луасон. У девочки, как и у матери, волосы падали прямой волной золотистого шелка. Если же сделать их кудрявыми и сменить цвет, сходство перестанет быть таким явным. Сама я волосы не красила, но мачеха постоянно закрашивала седину.

Я поговорила с Рутой и попросила подобрать краску, не объясняя, для кого это. Брюнеткой делать Гвендолин я не собиралась. При ее нежной светлой коже это смотрелось бы слишком грубо и неестественно. А я не хотела, чтобы о вмешательстве во внешность девочки можно было догадаться сразу. Решила, что лучше Гвендолин стать рыжей. Только у них и блондинок бывает такая фарфоровая кожа.

Волновалась, как отнесется к моей идее Гвендолин. Вдруг не захочет, обидится. Но решила поговорить с девочкой.

— Гвендолин, ты знаешь, что очень похожа на свою мать?

Она грустно кивнула.

— Я хочу уменьшить ваше сходство. Чтобы глядя на тебя, все видели девочку Гвендолин, а не Луасон.

— А это можно? Ты можешь навести иллюзию? — удивленно спросила она.

— Иллюзия — это на время. И у многих знатных людей могут быть артефакты, позволяющие видеть сквозь наведенный морок.

— Тогда что?

— Давай покрасим тебе волосы в другой цвет и сделаем их кудрявыми. Ты согласна?

— А какой я стану? — с любопытством спросила Гвендолин.

— Темно-рыжей.

— Как Луза? Хорошо, я согласна.

Мы не стали откладывать это дело в долгий ящик. Краску я взяла с собой. С помощью одной из сестер заварила порошок, дала ему немного остыть и тщательно нанесла на белокурые локоны девочки. Когда через полчаса краску смыли, волосы при помощи бытовых заклинаний быстро высушили и завили, то я удивилась — как сильно это преобразило Гвендолин. Теперь сходство ее карих глаз с отцовскими стало еще заметней, а образ Луасон вспоминался не сразу.

— Как? Тебе нравится? — спросила я у удивленно рассматривавшей себя в зеркале девочки.

— Очень! Я совсем другая! Не похожа на леев.

Король Эрик и барон Ле-Риль

Барон Ле-Риль рядом с королем смотрел в окно на дариту Ле-Грасс, шагавшую куда-то рядом с Адрианом Беннетом.

— Эрик, ты такими голодными глазами смотришь на дариту Таинию. На всякий случай сообщаю тебе, что если у тебя возникнет потребность уединиться с даритой, моя служба готова действовать по обычной схеме.

— Вольф! Дарита Таиния — моя невеста. Будь почтительней, говоря о ней.

— Эрик, я сама почтительность. Просто сообщаю тебе, что двойник дариты готов и если на каком-то балу у тебя появиться необходимость…

— Вольф! Твои намеки неуместны!

— Какие намеки? Я говорю прямо. Если тебе нужно будет переговорить с даритой Таинией, то только скажи. Когда на каком-нибудь приеме я обеспечиваю тебе тайное рандеву с послом Лахора — в этом же нет никакой неприличной подоплеки, я надеюсь, — барон Ле-Риль усмехнулся, глядя на короля честными глазами.

— Я понял тебя, Вольф. Но вряд ли понадобится. Не все так торопливы как ты.

— Эрик, я просто слишком хорошо знаю, что жизнь коротка.

— Это не оправдание.

— Не оправдание, но повод задуматься.