Ты - не мой тип

Глава 13. Марина

Я проснулась от мягкого света, пробивавшегося сквозь плотные шторы. В комнате стояла тишина — тёплая, глубокая, как после шторма. Я лежала на широкой постели, укрытая чужим одеялом с запахом мужчины, которого я никак не могла перестать ощущать — даже с закрытыми глазами. Мой взгляд медленно скользнул вбок — и сердце замерло.

Он лежал на спине, одна рука закинута за голову, грудь медленно поднималась и опускалась. Его лицо — привычно сосредоточенное — во сне выглядело спокойным. Уязвимым даже. И всё равно — опасно притягательным. Он красив. Чертовски красив. Даже во сне — властный, сильный, желанный. Я лежала и смотрела на него, не дыша. Сердце било по рёбрам — гулко и неровно. Хотелось остаться в этой тишине, в этом моменте, в его простынях и его запахе.

Я почувствовала, как что-то внутри меня сжалось — не от страха, от разума. Вчера — это было между нами. Ночь. Жар. Безумие. Но сейчас утро. А утро всегда требует ясности.

Я аккуратно приподнялась, стараясь не разбудить его. Платье валялось на полу рядом с его пиджаком. Я подняла его, разгладила ладонями.

Оделась, на цыпочках прошла мимо спальни, остановилась у двери. Обернулась. Он спал. Тихо. Глубоко. Как будто не чувствовал, что я уже на пороге. Через час я уже оказалась дома.

Вода стекала по коже горячими струями, смывая с меня ночь. Но не ощущение. Его прикосновения остались где-то глубже — под кожей, в животе, в пульсе. Я стояла под душем с закрытыми глазами, пока вода не стала почти обжигающе горячей.

Когда выключила воду, в ванной стояла паровая дымка, как в турецком хаммаме. Я вытерлась медленно, машинально, всё ещё думая о нём. О том, как он смотрел на меня. Как держал. Как говорил.

Как будто я — не просто кто-то, а… та самая.

Я вышла в комнату и распахнула шкаф. Сегодня мне не хотелось надевать привычную серую блузку и строгую юбку. Я устала быть фоновой. Прятаться. Спрятанная женщина — это удобно. Но не сегодня.

Я выбрала бежевое строгое платье. Оно облегало талию и красиво ложилось по линии бедра.

Потом — волосы. Я всегда собирала их в пучок или закалывала шпильками. Строго. А сегодня… я просто распустила их. Локоны упали на плечи, и я даже не стала их выпрямлять.

Я смотрела на себя в зеркало, и впервые за долгое время видела не «ту самую ледяную бабу из стратегического», а женщину, которая знает, чего хочет. И кого.

Уже заканчивала макияж, когда телефон завибрировал. В груди что-то дрогнуло — неужели он? Но экран высветил: Оля.

Я разблокировала экран и сразу расплылась в полуулыбке. Сообщение было коротким, как у неё всегда — но с ударом в точку:

Оля Косыгина: Мариш, я всё видела вчера. Как ты уехала с ним. И, если ты сейчас краснеешь — не надо.

Я уставилась в экран, чувствуя, как всё внутри сжимается от… нежности? Уязвимости? Немного стыда, немного гордости. Да, она видела. Конечно, видела. Оля всегда всё замечала — даже то, что я сама пыталась игнорировать.

Рука сама потянулась к телефону. Я ответила:

Я: Сильно заметно было? Не знаю, куда я лезу, Оль.

Ответ прилетел почти сразу:

Оля Косыгина: Заметно? Он смотрел на тебя так, что вино в бокале стеснялось. И если это было по-настоящему — значит, всё правильно. Наслаждайся этим мгновением. Ты была огонь. Поддерживаю. Люблю. Не прячься, хорошо?

Я вошла в здание офиса на автомате — как будто тело двигалось само, а разум отстал где-то у него в квартире. Сердце билось неестественно быстро, хотя я шла медленно, уверенно. Я старалась выглядеть спокойно, даже слегка отстранённо, хотя внутри всё дрожало, как поверхность воды под лёгким ветром.

Кабинет встречает меня прохладой… и запахом. Богатым, пряным, сладким — как будто весна нечаянно ворвалась посреди ноября. Я замираю.

На моём столе стоит букет.

Пионы. Огромные, пышные, будто набранные с королевского сада: одни — цвета сливочного пломбира, почти белые, другие — алые, как вино, с тёмными прожилками, и несколько нежно-розовых. Букет стоял в массивной, тяжёлой вазе, обёрнут тканью цвета шампанского, и казался слишком роскошным.

Я подхожу ближе, сердце стучит где-то в горле. Между лепестков — карточка, небольшая, белая, с лёгкой золотой каймой. Его почерк — немного размашистый, но чёткий, как голос в тишине.

Я читаю.

«Левицкая, если ты сегодня снова явишься в офис в "таком" виде — я тебя украду. Прямо с планёрки. Ты невыносима. И абсолютно красива.

P.S. Жду нашей встречи, М.»

Я села, медленно, осторожно, как будто ноги перестали быть моими. Пальцы дрожат. Сердце делает сальто. Смех подступает к горлу, но тут же тонет в волне чего-то другого.

Внутри — пожар. И от него уже не отвернуться.

Я перечитываю карточку раз... три... пять.

Нахал. Чёртов, безумно опасный нахал.

В груди гудит как в пустом соборе — эхом отдаются и прошлый вечер, и его руки на моей коже, и та абсолютная потеря контроля, о которой я мечтала и боялась одновременно. Я сжимаю пальцами бумагу, как будто от неё зависит мой пульс. От него. От этих чёртовых слов, которые он будто впечатывает в меня навечно.

Что теперь? Что делать?

Позвонить?

Боже, нет. Голос предаст.

Я не смогу выдержать его тон, его дыхание в трубке.

Написать? Да. Просто короткое сообщение. Нейтральное. Или... нет. Не слишком нейтральное. Пусть поймёт, что я не испугалась. Что я могу играть в его игру. На своих условиях.

Пальцы зависают над экраном.

Удаляю три первых попытки.

Слишком дерзко.

Слишком холодно.

Слишком явно, что я трясусь.

Наконец пишу:

«Я уже в офисе. Платье — “легко снимается одной рукой”.

Остальное — на твоей совести. P.S. Пионы — роскошные. Спасибо».

Секунда.

Отправлено.

Я откладываю телефон. Улыбка до ушей.

За окном падал первый снег. Я сидела в своём кабинете, вглядываясь в экран, уже не замечая ни времени, ни усталости. Оля попросила меня допечатать материалы, сама убежала к врачу. Я же осталась, не выдержала — поздно уже, а половина работы ещё не сделана. За окнами темно, а в офисе тишина, нарушаемая только звуками моей клавиатуры и печатающего принтера.

Захотелось какого-то перекуса, но в общей кухне, как всегда, к концу рабочего дня осталась только пара чупа-чупсов, что валялись в углу полки. Я сморщила нос, но, поддавшись на соблазн, всё-таки взяла один. Вставив леденец в рот, я вернулась к столу, продолжая работать.

Внезапно из-за спины я услышала странный звук — принтер начал заедать, скинул пару страниц на пол, а потом вовсе затих. Это не могло случиться в более неподобающий момент.

Мысленно ругаясь, я встала с кресла и подошла к принтеру. Вытаскивая застрявшую бумагу, я заметила, что один из листов застрял в глубине. Нужно было залезть в отсек, чтобы его достать. Я наклонилась, выгнув спину, но моя рука не дотягивалась до нужного рычага. В этот момент я попыталась вытянуть его ещё раз, но, как на зло, моё тело по инерции сдвинулось вперёд, и я оказалась в довольно... странной позе, стоя на коленях рядом с принтером, как будто вот-вот готова прыгнуть прямо на него.

— Отличный зад.

Я замерла, не решаясь повернуться. Откуда-то сзади я ощутила, как в воздухе повис его взгляд. Пронзительный. Тяжёлый. Почти физический. Он будто прожигал мне спину, медленно скользя по изгибу, который я безуспешно пыталась прикрыть.

Марк стоял в дверях, застыв на месте, его глаза, казалось, расширились от удивления. Я чувствовала, как кровь прилила к лицу, окрашивая кожу в багровый цвет. Чупа-чупс, который я все еще держала во рту, вдруг показался мне самым неуместным предметом на свете. Его взгляд скользил по моему телу, задерживаясь на невольно приподнятом платье, затем поднимался к моему лицу, застывая на мгновение на моем наверняка покрасневшем от стыда лице.

— Ну надо же, — его голос прозвучал тихо, почти с удивлением, но в нём чувствовалась откровенная насмешка, — Левицкая, ты явно выбрала весьма соблазнительный способ починки техники.

— Это всего лишь твои фантазии, — парирую я.

Я встала резко, зацепив коленом край принтера, и чуть не опрокинула стопку документов. Щёки пылали, как будто я только что выбежала из сауны. Его глаза были темнее обычного, губы чуть тронула усмешка, но во взгляде больше не было иронии — там была искра, от которой у меня перехватило дыхание.

Его глаза нагло ощупывали каждый сантиметр моего тела. Щеки предательски продолжают краснеть.

В ответ я рассматриваю его. Он без пиджака, с закатанными руками в своей белоснежной рубашке. Марк подошел ко мне и остановился почти вплотную. Его аромат был всё тем же — немного древесный, терпкий, и как-то слишком интимный в этом тесном, полутёмном помещении.

— Мне кажется, — продолжил он, — либо ты неосознанно флиртуешь с техникой, либо ты решила довести меня. И в том, и в другом случае, тебе следует быть осторожнее, Левицкая.

— Ни то и ни другое, — с вызовом отвечаю я. Потом понимаю, что отрицать бесполезно.

Он взял чупа-чупс из моей руки, посмотрел, ухмыльнулся.

— Мм. Вишня. — он засунул мой чупа-чупс к себе в рот. — Почему ты с утра сбежала? Испугалась меня или просто решила оставить меня в догадках?

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как сердце барабанит в груди.

— Испугалась? — фыркнула я, отстраняясь чуть назад. — Нет, просто не хотела создавать очередные сплетни в офисе. У меня есть границы, Марк.

Он усмехнулся, скользя взглядом по моему лицу и оценивая новое платье.

— Границы? — повторил он, слегка наклонив голову. — Знаешь, иногда границы созданы, чтобы их переступать. Кстати, это платье... чертовски сексуально. Оно подчеркивает тебя так, что я не могу оторвать взгляд.

Я ощутила, как щеки вновь вспыхнули, но не отступила.

— А иногда — границы нужны, чтобы не стать предметом для обсуждений, — ответила я твердо. — Я не хочу, чтобы люди видели во мне просто женщину твоей ночи.

— Ты — больше, чем просто женщина на одну ночь, — сказал он, голос стал хриплым.

Тишина повисла между нами, густая и липкая, как карамель, медленно тающая во рту. Он поставил леденец на край стола, потом обхватил меня за талию. Не резко — скорее, как будто уже знал, что я не отступлю. И я не отступила.

Мы стояли молча, и между нами повисло то самое напряжение — тяжелое, горячее, и явно не рабочее.

Чувствую, как подгибаются ноги, учащается мое дыхание. В следующую секунду Марк поднял меня так легко, будто я была из воздуха, — ноги обвились вокруг него, а руки крепко сжали его плечи. Марк прижал меня к себе всем телом, заставляя забыть о времени, месте и обо всём, что не было связано с его горячим дыханием и бесконечным желанием.

— Теперь не убежишь. — заключил он с хищной улыбкой.

И я понимаю. Что я не хочу. Никуда. Бежать.

Я подняла руки, провела пальцами по его широкой груди, чувствуя, как каждый мускул напрягается от моего прикосновения. Его губы скользнули вниз, по линии подбородка, и остановились у основания шеи — там, где пульс бился особенно сильно. Стон сорвался с моих губ, тонкий и бессильный перед тем, что творилось внутри.

Его рот накрывает мой. Чувствую его свежее дыхание. Откликаюсь на его поцелуй со слишком громким стоном.

— Ты тоже этого хочешь, — отцепляется он от меня. В глазах чертята.

Тут я не могу спорить.

—Хочу … — выдаю я для себя удивленно.

Целует в шею. Кусает.

Ах.

Его руки лихорадочно скользят по моему телу. С моей талии, выше. Еще выше. Пока не добираются до моей груди. Чувствую, что плавлюсь в его объятьях.

— Охуенные сиськи, — говорит он в порыве.

Ему открывается вид моей родной троечки в черном кружевном лифчике. Благо, сегодня именно этот комплект я выбрала — как будто подсознание подсказывало мне подготовиться к этому моменту.

Марк сжимает грудь, грубо и страстно, заставляя меня тихо стонать. Его голова опускается ниже, губы нежно целуют изгибы, плавно продвигаясь к соску. Обхватывая его ртом, он начинает играть с ним, дразня и вызывая во мне взрыв эмоций.

Мои руки тем временем тоже блуждают по его прессу. Хоть он и в рубашке, я проворно прячу свои пальцы под ней. Обследую его мышцы. Стальной, словно неживой. Ниже чувствую поросль волос ведущую к огромной выпуклости, которая так явно трется об меня. Не решаюсь вести рукой ниже.

Марк теряет контроль. Ни на секунду не останавливаясь он ласкает мои соски своим ртом, а его руки тем временем, добрались до края платья. Грубо скатывает ткань на бедрах, скользит выше добираясь до заветного места.

Его пальцы пробираются к моим насквозь мокрым трусикам. В каждом его прикосновении — вызов, вызов сдаться, отдаться без остатка и забыть обо всём.

— Мокрая. — говорит он без стеснения. В глазах пожар.

Я шире расставляю свои ноги. Как какая-то развратная девка. Но рядом с ним. Мне не стыдно. Разрешаю его пальцам скользнуть в меня.

— Ах, — стону я, когда его пальцы начинают растягивать меня.

— Ты такая узенькая, — замечает довольно он. — Откройся мне, – шепчет мне в ухо затем.

Пытаюсь расслабиться полностью. Запрокидываю голову от наслаждения, которое он мне дарит. Закусываю губу.

— Не могу уже терпеть, — Марк расстёгивает свои брюки, откуда-то в руках у него образовался поблескивающий маленький пакетик. Я, не отрываясь смотрю как он распределяет презерватив по всей длине своего толстого и чересчур длинного члена.

Он входит в меня. Резко. Как по маслу. Оба задерживаем дыхание.

— Тебе хорошо? — спрашивает он, отрывисто, явно сдерживая себя.

— Даа, — растягиваю я. И тут нам обоим сносит крышу.

Его толчки становятся интенсивнее с каждым моим стоном, стол ходит ходуном. Он вжимал меня в стекло стола так сильно, что я чувствовала каждую его безумную жажду.

— Ты чертовски горячая, — прорычал он прямо в ухо. — Такая мокрая для меня, охуенно.

Становится плевать, что мы в офисе, где возможно кто-то не ушёл домой, хоть и девять вечера и может слышать этот характерный шлепающий звук сквозь небольшую приоткрытую щель кабинета. Плевать.

Ни одного грубого жеста — только сила, переплетённая с бережностью. Его ладони крепко держали мои бёдра, словно боялся, что я исчезну. А я растворялась — в этих движениях, во взгляде, в дыхании, которое становилось всё более сбивчивым.

— Кончай для меня, Левицкая, я хочу слышать, как ты кричишь моё имя.

Я не могла сдержать стон — он вырывался из глубины души, вибрируя в каждом вздохе:

— Марк... да, не останавливайся... ещё...

Он провёл губами по моей шее, опускаясь вниз, будто хотел метить территорию, одновременно исследуя пальцами мои изгибы. Его касания были одновременно грубыми и жадными, разжигая огонь, который уже невозможно было потушить.

— Ты моя, — прошептал он в шуме страсти.

Стон вырывался всё громче, и я ощущала, как всё тело отзывается на каждое его движение, дрожа и сжимаясь в экстазе, готовая взорваться в каждом касании.

— Ах, Марк! — выдохнула я, теряя себя в этом бешеном порыве.

Напряжение внизу живота усиливается во сто крат. Тело натягивается словно струна. Я на грани. Чувствую, как Марк набирает обороты, не могу себя сдерживать. Вспышка. Ослепляющая. Всё слилось в единую волну, тёплую, могучую, накрывающую с головой. Внутри всё вспыхнуло — как будто пульс прошёлся по всему телу. Я всхлипнула, не в силах сдержаться, и этот звук стал будто замком, что сорвался с запертого сундука внутри меня. Блаженство хлынуло, захлестнув каждый нерв, каждую клеточку.

Его руки, его губы, его голос — всё сливалось в одну точку, горячую, ослепительную, как удар молнии под кожу. Я будто распадалась на части, теряла контроль над телом, забывала, где воздух, где потолок, а где я сама.

Именно в этот момент, когда его взгляд — тёмный, настойчивый, почти болезненный — встретился с моим, я поняла: я не одна в этом падении. Он падал вместе со мной.

Мы оба тяжело дышали, тела ещё горели от каждого прикосновения, от каждого мгновения безумия. Я пыталась прийти в себя, чувствуя, как сердце колотится в груди, а кожа горит от его близости.

Его глаза — тёмные, глубокие — смотрели на меня с едва скрытой улыбкой. Голос был низким, почти хриплым:

— Ты поедешь со мной в Испанию?

Взгляд Марка был пронзительным, и я поняла — это не просто вопрос. Это приглашение, вызов, начало чего-то, что перевернёт всё.