Ты - не мой тип

Глава 21. Марк

Всё было почти идеально.

Утро — мягкое, тёплое, ленивое. Ветер с моря раздувал занавески, в чашке темнел крепкий кофе, и где-то во дворе, на террасе, смеялись две девушки — моя сестра, Алисия и Марина. Я слушал этот смех, и сердце делало то странное, тихое движение, от которого внутри что-то перестраивалось. Будто всё — на своих местах. Будто больше ничего не надо.

А потом экран телефона замигал. Звонит Ромка Вершинин.

— Да?

— Марк, — голос был сухой, деловой, но под ним пряталась та самая усталость, которую я знал. — Нам удалось отследить утечку.

Я выпрямился.

— И?..

— Я знаю, кто сливает информацию Ларионову. Всё подтвердилось. Цифры, время, IP — чётко. Ты даже представить себе не можешь кто это.

— Ну, не тяни. Кто?

— Наша ледяная баба из стратегического. Левицкая Марина Адександровна.

На несколько секунд я ничего не сказал. Вообще ничего. Только смотрел на точку на полу и слышал, как собственное сердце отказывается биться.

— Это невозможно, — выговорил я медленно. — Ты ошибаешься. Проверь ещё раз.

— Я уже проверил. Четыре раза. Всё, что у нас есть, ведёт именно к ней. Её логин. Её часы доступа. Её ноутбук, сеанс входа. Всё.

Я опустился в кресло, будто ноги отказали. Чашка осталась на подоконнике — я даже забыл, что держал её в руках.

Марина?

Та, что засыпала рядом, доверчивая, с открытой ладонью на моей груди.

Та, что призналась мне в любви.

Теперь это выглядело иначе. Подозрительно. Болезненно точно.

— Ты уверен? — спросил я, почти срываясь на шёпот.

— Марк. Всё ведёт к ней. У нас нет другого объяснения.

Я отключился. Вершинин больше ничего не сказал — и, может, правильно.

Поднялся, прошёлся по комнате. Сжал кулаки.

Ярость разливалась медленно, как вино в бокал. И в этом вине — привкус предательства.

Меня разрывало на части. Всё внутри сопротивлялось этой правде, как тело сопротивляется удару ножа.

Нет. Она не могла. Не она.

Но разум уже выставлял факты в ряд. Один за другим.

Я чувствовал себя глупцом. Слепым. Если это правда… Она не просто уничтожила сделку. Она стерла всё, что между нами было.

Хожу по комнате взад и вперёд, как зверь в клетке.

Что-то во мне до сих пор отказывается верить.

Я снова пересматриваю скриншоты, отправленные Ромой, с IP, логи сеансов. Да, это её устройство. Да, её профиль.

Но слишком легко.

Если бы она действительно хотела что-то скрыть, она бы не оставила таких очевидных следов.

Марина не дура. И уж точно не дилетант.

А может, я просто не хочу видеть правду.

Может, я уже настолько в ней, что перестал думать рационально?

Нет. Стоп.

Соберись. Всё должно пройти через логику.

Подстава? Вполне возможно.

Мотив — есть. У Ларионова — зуб на меня с тех пор, как я перехватил у него крупные заказы. Особенно последний заказ в Алматы.

Использовать Марину как приманку? Тонко. Грязно. Эффективно.

И всё же…

Утром я намеренно избегал взгляда в её глаза. Я не мог — просто не мог — снова увидеть то выражение, которое, казалось, знал наизусть.

Она была тише, чем обычно, почти прозрачная, будто что-то чувствовала, но не знала, как спросить.

— Всё в порядке? — её голос за завтраком прозвучал сдержанно, даже мягко.

Я кивнул, не глядя.

— Просто рабочие моменты.

Марина больше не спрашивала. Только поставила кружку и ушла переодеваться.

А я остался, сжав кружку так, будто хотел сломать её пальцами.

В машине — тишина. Она сидит рядом, смотрит в окно.

И всё, что происходит внутри меня, — это отчаянное, животное желание поверить, что она ни при чём.

Но чем ближе мы к аэропорту, тем твёрже становится мой голос. Я уже на автопилоте — контролирую эмоции, выдаю короткие фразы.

Она это замечает. Я чувствую её напряжение рядом, как ток. Но она молчит.

Мы оба молчим.

И молчание кричит.

В Москве — поздний вечер.

Я открываю дверь автомобиля, подзываю водителя:

— Отвези её домой. Без остановок.

Марина поднимает глаза.

— А ты?

— В офис. Нужно кое-что срочно проверить.

Я не жду её реакции. Закрываю дверь и сажусь в свою машину.

Смотрю в зеркало. Она ещё стоит, не понимая. Её плечи — чуть опущены. Она не поднимает рук, глаза слезятся.

Офис встречает меня тишиной. Поздний вечер — в коридорах пусто, только охрана кивает, и никто не смеет задать вопрос. В такие моменты от меня тянет холодом — и это знают все.

Я захлопываю дверь кабинета, нажимаю кнопку блокировки, сажусь за монитор. Документы, письма, служебные файлы — всё уже в хронологии, выстроенной Вершининым. Чисто, слишком чисто. Это начинает бесить.

Нет таких случайностей. Нет мира, в котором всё сходится так гладко.

IP-адрес — Маринин.

Профиль — её.

Файлы скачивались с устройства, которое она использует в офисе.

Но вот что не даёт мне покоя.

Она не имела доступа к ряду внутренних отчётов — а они утекли.

Как?

Они попали к Ларионову в тот же день, что и те, к которым у неё был доступ только на следующий.

Я щёлкаю по меткам времени. Слишком чётко, как по линейке.

Так не сливают информацию изнутри. Так работают те, кто хочет, чтобы ты поверил в слив.

Звоню в отдел информационной безопасности:

— Мне нужны логи доступа. Все. За последние три месяца. К каждому защищённому файлу.

— Это займёт несколько часов, — осторожно отвечает старший специалист.

— У вас один час.

Кладу трубку. Лицо ноет от напряжения — я не замечаю, как сжимаю челюсть, будто держу внутри весь этот хаос.

Я сидел в полутемном кабинете, освещённый только светом экрана. Мои пальцы сжали мышку, суставы побелели. У охраны не возникло вопросов, когда я потребовал доступ к архивам с камер за прошлую неделю. Я не кричал, не угрожал. Я просто говорил таким тоном, с которым не спорят.

Файл загрузился. Я смотрел на экран, как на приговор.

Дата — совпадает. Время — чётко в момент, когда по IP произошла отправка пакета данных. IP — с её компьютера. Место — её кабинет.

Я знал эту точку на схеме — камера над лестничным пролётом снимала под углом через стеклянную перегородку. Вид был неидеальный, но достаточный.

Появляется она.

Марина.

Стоит у окна. На ней кремовая блузка, волосы собраны небрежно, как всегда, когда она думает. Затем — подходит к столу. Садится. Что-то печатает. Подносит чашку — кофе, наверное, судя по жесту. Потом снова печатает. Никакой паники, никаких подозрительных движений. Спокойствие, почти расслабленность. Как будто она просто работает. Как будто всё в порядке.

А в этот самый момент — в логах сервера — отправка документа. Коммерческого. Стратегического. С водяными знаками. На адрес, зарегистрированный на Ларионова. Всё как по учебнику. И всё — из её кабинета.

Из её рук.

Я замер. Не моргнул. Сердце не билось — оно будто сжалось в комок.

Я не хотел верить. Господи, как я не хотел.

Я готов был списать всё на совпадение. Что кто-то воспользовался её доступом, что могли подменить IP, что кто-то прошёл в кабинет за её спиной… но видео говорило обратное.

Она была там одна.

Ровно в тот момент, когда произошла утечка.

И мне не на что было опереться, чтобы оправдать её. Не на что, кроме… чувства.

Я откинулся в кресле, закрыл лицо руками. Горели глаза, жгло под рёбрами. Я впервые за долгие годы почувствовал себя слабым. Не из-за потерь, не из-за угроз. А потому что был сломлен внутри.

Её лицо стояло перед глазами. Улыбка. Шепот на подушке. Глаза, которые смотрели прямо в душу. Ладони, которые касались не только тела — они будто пробирались под кожу. Внутрь. В самую суть.

И теперь?

Теперь она — предатель?

Слишком всё сходится. Чертовски чистая комбинация. Как будто она выстраивала это неделями.

Уже дома я пил. Много. Виски не резал, он гладил, как яд. Я хотел забыться. Хотел, чтобы память выжгло алкоголем, чтобы лицо Марины стёрлось, голос растворился. Но не получилось. Она жила во мне, даже в боли. Особенно в ней.

На следующий день я встал, принял ледяной душ и оделся, как будто это был обычный день. Но всё было не так.

Довольно. Нужно было поставить точку. Вызвал Марину к себе.

— Что-то случилось? — она вошла в мой кабинет.

Я не сразу повернулся.

— Это ты.

— Что?.. — она растерялась. — Что я?

Шагнул ближе к ней.

— Это ты сливаешь информацию Ларионову.

— О чём ты говоришь?

— О чём я говорю? О том, что мы потеряли сделку на 25 миллионов. О том, что наш прототип всплыл в сети через сутки после презентации. Это не случайность, Марина. Это слив.

— Ты серьёзно считаешь, что это я?

— А кто ещё? Ты единственная, у кого был доступ. Ты единственная, кто знал все детали. Или ты настолько наивна, что даже не поняла, как тебя использовали?

Она стоит передо мной — та, которой я доверял больше, чем себе. Та, которой отдал не просто доступ к информации, а ключи от собственных границ. И теперь всё это... дым.

Марина сжимает кулаки, подбородок дрожит, но глаза полны обиды. Чистой, как оголённый нерв.

— Как тебе не стыдно такое говорить мне?

Я рассмеялся — коротко, без радости. Это не смех. Это попытка не взорваться.

— Стыдно? — перешагиваю через слова. — Мне должно быть стыдно, что я не увидел этого раньше. Что я впустил тебя в свой дом, в свою жизнь — а ты сидела в моём кабинете и сука нажимала "отправить".

— Марк…

— Нет! — резко. — Хватит.

Она словно получает пощёчину. Но я не могу остановиться. Во мне гремит не просто подозрение — во мне гремит всё, что я построил и что сейчас рушится.

— Ты думаешь, я просто так вышел из себя? Я видел запись, Марина. Видел, как ты сидела за компьютером ровно в ту минуту, когда пошёл слив. С твоего IP. С твоей учётки. С твоего кабинета.

— Это не я… Я была там, но я не…

— Но ты не что? — рычу, шагнув ближе. — Не заметила, как у тебя из-под носа увели всё? Или не ожидала, что тебе поверят, потому что ты такая честная и… и чертовски удобная в постели?

Она побледнела. Губы приоткрылись, будто не хватило воздуха. Но я уже не тот, кто бросится к ней, чтобы подхватить.

Я хотел, чтобы она врала. Потому что если это не она — то я сейчас её уничтожаю. Но если да — я должен быть первым, кто скажет: «Довольно».

— Я ошибся в тебе, — говорю тише, почти шепотом. — Или… я сам хотел ошибиться. Хотел верить, что ты — это не просто ещё одна маска.

Тишина разрывает комнату. Она стоит, как статуя. Только глаза живые. В них — боль. Такая, что на секунду меня качает.

Но я отвожу взгляд. Поздно.

— С сегодняшнего дня ты отстранена. Официально. Без допусков, без разговоров, — поднимаю глаза, холодные, чужие даже мне самому.

Она не отвечает. Только смотрит — не плачет, не кричит. И в этом молчании я понимаю, что, возможно, только что потерял не предателя. А ту, кто действительно… была рядом.

Но я всё равно не останавливаю её.

Потому что если она невиновна — я не выдержу. А если виновна — я никогда не прощу. Ни её, ни себя.

Я уже отвернулся. Уже почти выдохнул. Почти выкинул её из головы. И тут — её голос.

— Ты трус, Марк.

Медленно, с недоверием поворачиваюсь.

Она стоит, как будто всё внутри у неё уже сгорело, но пепел — острый.

Глаза сверкают. Никаких слёз.

— Что ты сказала?

— Трус, — повторяет с нажимом. — Не мужчина. Не тот, кого я уважала. Тот Марк хотя бы слушал, прежде чем судить. Тот Марк смотрел в глаза, а не прятался за фактами, которые слишком удобны, чтобы поверить.

Она делает шаг — не клянча, не умоляя, а как будто возвращает себе территорию.

— Ты хочешь в это верить? Верить, что я предала? Потому что иначе тебе будет больнее. Потому что если я не виновата — ты снова оказался слабым. Не разглядел. Не защитил.

Я не могу говорить. Её голос режет по-живому.

— Я… я отдала тебе себя. Не просто тело, Марк. Я… впервые за много лет жила, понимаешь? А теперь — ты всё уничтожил.

Где-то внутри меня что-то стучит. Грохочет. Но я стою, будто в цементе.

— У тебя был выбор. Ты мог спросить. Мог хотя бы попробовать… поверить.

Она идёт к двери — резко, с каким-то окончательным достоинством. Но у самого порога оборачивается.

— Я ухожу. Не потому что ты выгнал. А потому что мне стыдно. За тебя.

— Скажи своему ебанному Ларионову, что у него нихуя не получится.

— Пошел ты, — она закрывает дверь, с грохотом.

Сделка просрана. Команда деморализована. Я — на дне. Но вишенка на этом дерьмовом торте? Я выиграл спор.

Вот он, момент истины. Уловка, с которой всё началось. Простая, безобидная, мужская игра.

И вот сижу теперь, весь такой победитель. Без сделки. Без неё. С пустотой в руках и тяжестью под рёбрами, которую уже не утопишь ни в виски, ни в ночной работе.

Стук в дверь был коротким, без стеснения. Через секунду в кабинет зашли двое: Рома Вершинин — хмурый, с перманентной щетиной и пронзительным взглядом; Демковский — в своей обычной расхлябанной кожанке и с иронией на лице.

— Зашёл глянуть, ты ещё жив? — буркнул Демковский, усаживаясь в кресло напротив. — Слово "гроза холдинга" с тебя можно соскребать лопатой.

— Пошёл нахер, — тихо бросил я, но без злобы. Даже голос сдался.

— Ты сам-то веришь, что она? — Вершинин посмотрел в упор.

Я сжал челюсть.

— Камеры показывают: она в кабинете. IP совпадает. Файл ушёл с её доступа.

— Ну, значит, она. — Рома кивнул. — Чего тогда ноешь?

— Потому что, блядь, если это правда — значит, я хуже, чем думал. А если ложь — то я её предал. Лично. Холодно. По-ублюдски.

Повисла пауза.

— Знаешь, — произнёс Дэн, — иногда правда слишком гладкая. Слишком удобно совпадает.

Я вскинул голову.

— Не пойми неправильно. Я не говорю, что она невиновна. Но, если бы кто-то хотел, чтобы всё выглядело так, будто виновата Левицкая… — он развёл руками, — …ты получил бы именно это. Камеры. Доступ. Совпадения.

Вершинин цокнул языком:

— Только не говори, что ты теперь сомневаться начал.

— Я всегда сомневаюсь, — бросил я, — в этом и была разница между нами.

— Ну чё, —Дэн оглянулся на нас, — всё просрали, зато спор выиграл. Красиво, Марк.

— Ты переспал с ней? С Левицкой? — спрашивает Вершинин.

— Ты же говорил, она не твой тип. Ну давай, колись, было? — начал Дэн, —хотя сразу видно, что ты ее натянул. Прямо расцвела вся.

Я промолчал.

— Ну чего ты, брат, серьёзно, ты в такой запаре, как будто не спор выиграл, а родину проиграл.

— Заткнитесь, оба.

— Чего ты кипятишься? — Рома усмехнулся. — Всё по-честному. Сделку слили, да. Но тачка твоя. Поздравляю, победитель. — и раздался звук: ключи упали на стол.

Дэн с Ромой ещё что-то переговариваются — фоном, глухо, будто я уже не слышу слов. Только кровь стучит в висках, будто выбивает изнутри — идиот, идиот, идиот.

Машина? Спор?

Господи, как я до этого дошёл?

Я провожу рукой по лицу. Мне хочется разбить что-то. Или кого-то. Лучше бы — себя.

И в этот момент — звук ручки.

Дверь открывается.

Я сразу всё понимаю. До того, как поднимаю глаза.

Марина.

Она стоит на пороге, как чужая. Нет — как из другого мира. Того, из которого я вытащил её, и сам же... разорвал на части.

Волосы слегка растрёпаны — видимо, поднималась по лестнице. Губы дрожат, взгляд стеклянный, будто внутри неё рушится всё сразу.

Я не успеваю ничего сказать. Она идёт — быстро, решительно, мимо Ромы, мимо Дэна, не глядя на них.

Подходит к столу. Швыряет в меня лист бумаги.

Прямо в лицо.

Он падает на стол, как выстрел.

— Это заявление, ублюдок.

Я смотрю на неё, и мне... впервые в жизни нечего ответить.

— Значит, вот как, — она говорит, голос сорван, но держащийся на злой силе, — сначала ты трахнул меня ради спора, потом обвинил в сливе, потом выгнал. Красиво. Очень. Поздравляю, Марк, ты теперь король говна.

Она разворачивается и уходит. Не оглядываясь.

В комнате на мгновение становится тише, чем в могиле.

Парни хлопают по спине и уходят. А я остался в тишине. Комната пустая, как и я сам. На столе — её заявление. Скомканный лист, чуть надорванный у края. Как и она. Как и всё, к чему я, блядь, прикасаюсь.

Я провёл рукой по лицу. Лицо горит, будто мне этим листом не по щеке, а по совести ударили. Хотя какая к хуям совесть, если я ей сам, своими руками глотку перерезал? Не ножом, словами. Подозрениями. Молчанием. Этим сраным спором.

Какой же я, сука, тупой.

Я смотрел на неё и видел только угрозу. Предательство. Холодную схему.

А она стояла, с глазами, полными слёз, сжавшись, но не сломавшись — и влепила мне правду прямо в лицо. Заявлением. Одним словом:

"Ублюдок."

Я даже не попытался остановить её.

Не дернулся.

Не сказал ни хрена.

Потому что где-то внутри я уже знал: я сам всё сделал. Сам похерил. Сам доверился не тому. Сам продал её за гребанную машину. СПОР, БЛЯДЬ. Какой нахуй спор? Мне что, пятнадцать?

— Поздравляю, победитель, — звучит в голове, как эхо. Ключи на столе, глухой металлический звук. Как гвоздь в крышку гроба.

Я встал, медленно, будто по колено в бетоне. Подошёл к окну. Город живёт, дышит. А у меня внутри только обугленные обломки.

Левицкая…

Марина.

Я вспоминаю её руки. Её смех. Её глаза, которые смотрели на меня так, как, сука, больше никто не смотрел.

С надеждой.

С верой.

С чем-то, что я просто взял… и раздавил.

Я — самый настоящий мудак. Даже не просто. Я — чемпион мира по мудачеству. Медаль, грамота, памятник в полный рост. Поздравляю, Марк: ты всё просрал. Женщину, которая тебя любила.

Победитель, блядь.

___________________________________________________

Дорогие читатели, если книга вам интересна, буду рада видеть ваши лайки - кнопка рядом с обложкой "Мне нравится" или просто звездочка рядом со значком библиотеки.