Ты - не мой тип

Глава 8. Марк

Честно? Я не думал, что всё так повернётся. Левицкая… Чёрт бы её побрал.

Я много кого видел, поверьте, и в постели был не святой. Но эта — другая. Словно её кто-то вылепил из раздражения, упрямства и чего-то такого, что пробирает до костей.

А теперь, после всего, что случилось — после того пари — я сам себе копаю яму.

Марина казалась типичной: деловая стерва, с лицом, будто лимон глотнула. Прическа без единого сбоя, губы в одну нитку, голос — ровный, холодная, как лёд в вискаре.

Таких я на автомате считывал. Бездушные карьерные бабы. Удобные. Прогнозируемые. Скучные.

А потом она меня вкатала в дерьмо по полной. Я с самого начала знал, что Левицкая — не из тех, кого легко снять с крючка. Но не думал, что она так вцепится.

Она услышала всё — как я говорил, что даже в постель с ней не полезу. И теперь эта хрень висит надо мной, как проклятие, разрушая всю мою, сука, победу в этом пари.

Я пытался загладить свою вину, извиниться — по-человечески. Но она не дала ни малейшего шанса. Ее холодный взгляд и молчание — как пощёчина. Она закрылась, и никакие мои слова не пройдут через эту стальную стену обиды.

В итоге я понял — я не просто проиграл спор. Я открыл между нами пропасть, которую даже не уверен, что смогу перепрыгнуть.

Но судьба решила по-другому…

Она стояла в моем номере, залитая румянцем, разглядывала меня, будто я какой-то чертов хищник.

Вместо привычного равнодушия или отстранённости — она отреагировала. Не испугалась, не отвернулась, а смотрела. И это значит одно — не всё потеряно.

Я понял — давить на неё пока рано. Её гордость — зверь с острыми зубами, и шутки с ней плохи. Но эта реакция дала мне понять — есть шанс, и я возьму его, какой бы чёртов сложный он ни был.

Я почувствовал азарт. Не просто: «добиться», а понять,где её кнопка.

Я уверен — под этим фасадом лава. Просто не для всех.

Не нужно давить. Не пугать. Зайти мягко. Умно. Обойти сбоку. Заставить саму захотеть.

Стою под горячей водой, струи стекают по телу, но голова была занята только одной — Левицкой. Её образ мелькал в голове, как раскалённый экран.

Рука сама потянулась вниз, ладонь схватила уже натянутый член. Медленно провел по нему — гладко, жадно, чувствуя, как он распухает, как кровь пульсирует под кожей, как желание превращается в животную жажду. Мысли грязные и бесстыдные: как она стоит передо мной, как её губы чуть приоткрыты, как она смотрит — и этот взгляд прожигает плоть насквозь. Этот образ сводит с ума, заставляет чувствовать себя зверем, жаждущим добычи.

Каждый толчок — будто её дыхание на моей шее, каждое движение — словно жар её прикосновений. Рука не унималась, движения стали всё быстрее, жёстче — будто хотел выгнать из себя всё это напряжение, весь дикий накал желания, который она пробудила во мне.

Пульс бил в висках, дыхание стало сбивчивым. Я закрыл глаза и представил, как её руки скользят по моему телу, губы жадно захватывают член, как она стонет — низко и грубо.

И вдруг — взрыв. Волна жара рванулась изнутри, прокатилась по всему телу, сдавила горло, заставила выгнуть спину. Всё, что было сдержано, рванулось наружу — тяжёлая, горячая струя ударила в ладонь, а в голове остался лишь один шум — бесконтрольный рев наслаждения и дикое, звериное удовлетворение.

Вода текла по телу, смывая горячие следы, а внутри осталась пустота и дикая жажда — жаждаеё, что взорвала мой мир и ещё не знает, как глубоко я её хочу.

Смыл с себя остатки этого напряжения и вышел из душевой, быстро оделся как будто выходил на бой. Передо мной — переговоры, которые надо было провести без малейших слабостей.

В зале было холодно — тусклый свет, скучные лица, бумаги и графики, наполнявшие пространство бездушной формальностью. Левицкая сидела напротив, в своей непривычной одежде. В серой блузке, которая чуть просвечивала — я видел контуры её груди, мягкие и реальные. Юбка — обычная, но подчёркивала каждый изгиб ее упругой задницы. Неизменным казался ее идеальный пучок на голове и ни грамма косметика. Она уверенно держалась, ловко играла роль строгого профессионала, но я чётко чувствовал, как в каждом её движении прячется скрытая сила.

Каждый ее жест, каждый вздох — пытка. Хочу, чтобы она почувствовала, что со мной происходит. Хочу, чтобы увидела, как ее тело сводит меня с ума.

А она продолжает говорить, спокойная, собранная, не обращая внимания на мой взгляд, который ползёт по ней, как руки.

Даже после утренней разрядки в душе, я чувствовал, как кровь снова приливает к паху, член напрягается, становясь твердым под тканью брюк. Мысли путались, цифры в таблицах расплывались перед глазами, а вместо них — она: растрёпанная, с распущенными волосами, её теплая кожа под ладонями, горячее дыхание на шее. Губы приоткрыты, пальцы впиваются в спину, она выгибается подо мной, живая, грешная.

Член пульсировал, требуя внимания, я сжал зубы и поправил его через карман, пытаясь скрыть возбуждение.

Зараза.

Тут я вдруг замечаю, что один знакомый мудак не сводит глаз с Левицкой. Артур Ларионов — наш конкурент, кучерявый выскочка, который зачем-то забрел сюда, будто ему тут что-то светит. Что он здесь забыл? Чёрт возьми, мне это не нравится ни капли.

Смотрю на Марину — а у неё на губах эта чёртова улыбка, которую она ему бросает. Внутри — какой-то колючий комок начинает расти. Какого хуя она ему улыбается?

Он что, такой остроумный? Или ей просто нравятся самцы с дешёвыми шуточками и приторной самоуверенностью?

Сидит, смотрит на него своими глазами, в которых я вчера видел совсем другое. Или мне, блядь, показалось? Может, она играет, а я — просто ещё один дурак в её спектакле?

Он, сука, облокачивается ближе, и я вижу, как у него на лице эта самодовольная мина — мол, «я знаю, как с бабами». Слышь, клоун, руки убери.

Я сжимаю кулаки под столом, натянуто улыбаюсь, но внутри всё трещит. И что самое паршивое — она даже не смотрит в мою сторону. Как будто я прозрачный. А пару часов назад, между прочим, её щёки пылали, когда она меня в душе увидела.

Я давно знаю Ларионова. Мы с ним не первый год по одним полям ходим — у него в Москве такая же компания, как у меня. Только если я строил все с нуля, кровью и кулаками, то он влез за счёт папиных связей и старых партнёров. Типичный столичный мажор.

На юге Казахстана он тоже отметился — зацепил себе статус дистрибьютора через одного из чиновников. Крутанул пару схем, зашёл в рынок, начал поставки. Теперь пытается расползтись как плесень. Думает, что может и сюда влезть, в мою сделку, под шумок. Не выйдет. Пока я дышу — не выйдет.

Я знаю Ларионова и его людей, его "инвестиционные фонды", его тягу к чужим проектам. Он — шакал. Следит, выжидает, потом налетает. Увидел нас с Аскаром, понял, что тут пахнет деньгами — и теперь крутится под ногами.

Внутри меня всё горело, но снаружи я был камнем — спокойный, расчётливый, непробиваемый. И, чёрт возьми, несмотря на этот бурлящий хаос в голове, переговоры закончились успешно. Сделка заключена, подписи на бумагах.

Аскар отходит в сторону от общего стола, подходит ко мне. Мужик харизматичный, в голосе — уверенность человека, который сам себя сделал. Местный акула. За пару дней общения я понял: в доску свой, если не пытаться вывернуться из договорённостей.

— Ну что, Марк, — говорит он, когда мы отходим в сторону. — Молодцы. Всё чётко. Команда у вас хорошая.

— Работаем на результат, — хмыкнул я, поднимая взгляд. — Как дальше двигаемся?

Аскар кивает, достаёт телефон, что-то листает в календаре.

— Первую партию мы запускаем со следующей недели. Я подниму логистов, чтобы они включились в отгрузку. С твоей стороны — нужен контроль по качеству. Не хочу сюрпризов, особенно на старте.

— Будет. Я лично прослежу. Команду под это уже подтянул, пара ребят прилетит сюда на месяц, всё отладим.

— Отлично. Если всё пойдёт по плану, через полгода будем расширять объёмы. У меня ещё один рынок на горизонте — Катар. Но сперва — Турция. Закрепимся тут, потом пойдём дальше.

— Мне нравится, как ты мыслишь, — сказал я и протянул руку.

Аскар оборачивается. Цепляет Ларионова. Стоит у кофемашины, шепчется с какими-то своими менеджерами, что-то им показывает на планшете. И слишком часто косится в сторону нашего стола.

Аскар нахмурился:

— Что он здесь делает? У него ж свой проект, они вообще в другом секторе. Это не его территория.

— Вот и мне интересно.

— Ладно, — откашливается Аскар. — Вечером обсудим. У меня есть пара ребят, которые могут пробить, что они здесь мутят. Нечего конкурентам воздух нюхать.

— Согласен.

Позже Аскар приглашает расслабиться на своей вилле. Там было всё, как я привык. Роскошь, правильные лица, бизнесмены, свет, алкоголь — нужная тусовка после хорошей сделки. Столы ломятся, свет мягкий, бассейн блестит, звучит какой-то лаунж на фоне. Всё, как надо.

Моей компанией на этот вечер была Назима, по совместительству - секретарь Аскара. Входит как по подиуму. Модельная внешка, длинные ноги, загар ровный, безупречный. Волосы — платиновое золото до талии. Она будто сошла с глянцевой обложки — и знает об этом. Улыбка, взгляд из-под ресниц — всё выверено. Профессионалка по части того, как быть желанной. Ну прямо мой тип. Таких вокруг меня всегда полно — в Москве, в Дубае, в Испании.

— Марк? Я рада, что мы теперь будем сотрудничать, — улыбается, и это не просто флирт — это стратегия.

Всё просчитано: как сесть, как посмотреть, как засмеяться, как дотронуться до руки чуть дольше, чем надо. Даже запах — какой-то дорогой французский яд. Знает, как сводить с ума.

Слышу, как она щебечет о яхтах, курортах, выставках. Смотрю, как тянется за вином, подаёт себя на подносе, как у неё дрожит ресница, как выгибает спину. Всё работает. Всё — в точку. Но внутри — глухо.

Не будоражит. Не тянет.

Я даже злюсь на себя. Какого хрена? Это же именно то, что мне всегда нравилось. На одну ночь. Сейчас.

Назима — как элитная машина, идеально собранная, отполированная до блеска. Но, чёрт, я не хочу садиться за руль. Хочу выйти. Пройти мимо.

И тут…

Что-то меня отвлекает. Сначала даже не понял, кто эта незнакомка.

У лестницы, ведущей к террасе, мелькнуло движение. Фигура. Женская. Вечернее солнце подсвечивает её — спина прямая, походка уверенная, но лёгкая.

Чёрное платье облегает её так, что я вижу каждую линию, каждый изгиб. Как шевелится ткань на её бёдрах, когда она делает шаг. Как играют мышцы спины. А эти волосы… тёмные, длинные, мягкие, распущенные.

Идёт по террасе медленно, каблуки стучат по камню, каждая её нога — как вызов. Вырез на спине — глубокий, так и просит, чтоб туда пальцы запустить, от шеи — вниз, вдоль позвоночника, пока она не вздрогнет.

Я замер. Реально. Рука осталась висеть в воздухе с бокалом. Сердце стучит громче, чем музыка на террасе.

Это Левицкая.

Я даже дёрнулся. Как будто меня кто-то ударил в живот. Не сразу понял, почему сердце ухнуло вниз, а внутри — как будто сжатый кулак разворачивается и ломает всё по дороге.

Кто бы, блядь, подумал, что под этой броней скрывается — такое тело, такая походка, такой огонь, от которого поджилки трясутся. Я смотрю — и не верю.

Да чтоб тебя... Она идёт к нашим, вся такая грациозная, будто не идёт — плывёт. Наши коллеги таращатся на неё, как стая псов на кусок мяса. Юрист наш, мелкий такой, уже прицепился, как банный лист. Прямо по пятам. То руку подаст, то бокал предложит, то нахер не нужный комплимент в лоб. Противно.

И Ларионов. Сука. Уже тут как тут. С ухмылочкой, с видом охотника. Он, блядь, просто наслаждается тем, как к ней клеится. Руки в карманах, наклоняется к ней чуть ближе, чем надо, говорит что-то в ухо. А она... Она слушает.

Я подошёл. Не думал. Просто пошёл — на автомате. Знал, что сейчас ляпну, и будет глупо. Но уже было плевать.

Я был резок. Да, как идиот. Но не ожидал, что её это так заденет.

Проходит, может, минут десять. Смех, бокалы, музыка. А у меня мысли всё бьют в одно место.

Пошёл я к чёрту. Надо её найти.

Выбираюсь за виллу, прохожу по дорожке возле коттеджей. И тут — у озера.

Она.

Стоит.

В одном белье.

Голая спина, изгиб талии, тонкие бретельки. Волосы распущены, волнистые локоны струились до поясницы. Моя гребаная фантазия. Свет от фонарей ложится на неё мягко, как фильтр.

Меня как прибило.

В груди — знакомый рывок. Желание. Слишком сильное, чтобы игнорировать. Слишком неудобное, чтобы признать.

Я подошёл ближе, стараясь не шуметь. Не спугнуть. Хотя кого я обманываю — эта женщина не из пугливых. Скорее, она развернётся и уйдёт, если почувствует, что теряет контроль.

— Неплохой способ остудить голову.

Левицкая застыла.

— Зачем ты пришёл? — ее голос предательски дрожал.

— Не знаю, —говорю я, — может, хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. А может… просто не смог больше сидеть и думать, как ты ушла.

— Думаю, тебе нужно уйти.

— Не хочу.

Я ощущаю непреодолимое желание коснуться ее. Я заправил прядь ее волос за ухо. Левицкая вздрогнула. Щеки красные.

— Или… ты хочешь, чтобы я остался? Скажи только одно слово и я уйду.

Её глаза блестят в полумраке, губы поджаты. Она делает вид, что спокойна, но я-то вижу, как дрожат её пальцы.

— Не будь самоуверенным, — шепчет.

Я ухмыляюсь. Потому что в её голосе — не раздражение. Там что-то другое. Непризнанное.

— Ладно, — говорю я. — Если ты не хочешь купаться — я сам. Но… ты многое теряешь.

Я стягиваю рубашку. Нарочно. Медленно. Хочу, чтобы она смотрела.

И она смотрит.

Я вижу, как в её взгляде проскальзывает нечто хищное. Как она глотает воздух. Как резко отводит глаза. Но уже поздно — я видел. Я почувствовал.

Сбрасываю брюки. Остаюсь только в боксерах. Взгляд Марины скользит по моему телу, и она даже не пытается скрыть этого. Горячо. Её дыхание сбивается, и я чувствую, как внутри у меня срывает тормоза.

Я шагаю в воду, холод пробегает по коже, но это не имеет значения.

— Идёшь? — бросаю через плечо.

— Нет, — говорит она тихо.

— А зря, — отвечаю я. — Потому что в воде я не кусаюсь. Только если попросят.

Она хмыкает. Но не уходит. Это уже шаг.

Левицкая стоит на берегу и колеблется. Пальцы сжаты в кулаки, губы плотно сжаты. Готова убежать — и в то же время, будто прикипела к земле. И я вижу всё это. Смакую каждую её реакцию.

Я разворачиваюсь, захожу глубже в озеро, вода обволакивает мышцы, по коже бегут мурашки. Ныряю с головой, потом выныриваю, стряхиваю капли, провожу рукой по волосам — и смотрю прямо на неё.

Она смотрит. На меня. На воду, стекающую по животу, по рельефным линиям пресса. На грудь, вздымающуюся от дыхания. В глазах — вспышка чего-то слишком живого.

Чёрт, она меня сейчас прожигает взглядом.

Я делаю шаг ближе к берегу.

— Если хочешь, можешь просто зайти по щиколотку, — говорю я, голос чуть ниже, чем обычно. Густой. С хрипотцой.

Все-таки заходит. Осторожно, будто вода может её укусить.

— Холодная, — шепчет.

Расслабляется. Осторожно плескает в меня водой.

— Это месть?

— Это моя защита от тебя. — бросает она.

Плескает сильнее. Вода бьёт по плечу. Я двигаюсь к ней — всего шаг, но её глаза становятся шире.

Между нами остаётся метра два. Но я чувствую её. Её дыхание, её смущение, её вызов.

Я вижу, как что-то происходит внутри неё. Бой. Между тем, чтобы отступить — и тем, чтобы рискнуть. И, может быть, впервые она боится не того, что кто-то причинит ей боль. А того, что она сама захочет кого-то слишком сильно.

Левицкая зашла под грудь.

Я подплываю еще ближе, почти касаясь ее плеча. Вода теплая, играет между нашими телами. Ее лиф, прилипший к влажной коже, рисует на ее груди призрачные очертания сосков, чуть темнее, чем окружающая их бледная кожа. Абсолютная свобода, подчеркнутая мягким покачиванием на волнах.

Мой взгляд скользит по изгибам ее тела, задерживаясь на нежной коже живота, почти незаметно переходящей в изгиб бедер. Возбуждение нарастает, словно прилив, затапливая меня с головой. Друг в штанах бунтует не на шутку, пульсируя и напрягаясь под мокрым материалом. Я пытаюсь дышать ровно, контролируя себя, но это становится все сложнее.

Ее красота, ее естественность, ее полная незащищенность в этой игривой водной стихии — все это действует на меня как сильнейший наркотик. Я намеренно задерживаю взгляд на ее сосках, слегка сжавшихся от холодка воды. Они выглядят невероятно чувственными, уязвимыми, приглашающими к нежному прикосновению. Мысль о том, чтобы дотронуться, пронзает меня, словно электрический разряд.

Она немного поворачивается, и я вижу, как луна, пробиваясь сквозь воду, освещает её волосы, распущенные и мокрые, обрамляющие лицо тонким вечным кружевом. Она глубоко вдыхает, и я вижу, как ее грудь легко поднимается и опускается.

В этот момент меня пронзает осознание того, насколько близко мы сейчас находимся друг к другу, насколько хрупкой и уязвимой она выглядит в этом моменте.

Я слышу, как моё сердце колотится, как кровь бурлит в жилах. Это чувство — смесь страха и непередаваемого желания.

— Что? — спрашивает она, глядя на меня. — Почему ты так… смотришь?

— Потому что я не могу иначе.

Я делаю шаг. Вода вокруг нас тихо плещется, но сейчас тише только наши голоса. Остальное замерло.

Я поднимаю ладонь — медленно, даю ей время отпрянуть.

Она не отступает.

Пальцы касаются её щеки. Теплая. Нежная.

Она замирает — не дышит. И я уже не контролирую. Потому что это она.

Взгляд. Её пухлые губы. Я наклоняюсь. Осторожно. Почти касаясь.

Остановись, Марк. У тебя были десятки женщин. Ты умеешь держать себя в руках. Но не с ней.

Я целую её. Не глубоко. Не с напором. Сдержанно. Почти почтительно. Как будто я прикасаюсь к чему-то запретному.

Как только она отвечает на мой поцелуй, мне срывает крышу. Её губы, сладкие и влажные, словно лепестки редкого цветка, раскрываются навстречу. Ответный поцелуй нежный, робкий, но в нём – целая вселенная невысказанных чувств. Я ощущаю лёгкое дрожание её тела, прикосновение, которое проходит сквозь кожу, проникая прямо в душу.

Остановиться уже невозможно. Всё то хладнокровие, вся та выверенная дистанция, которую я тщательно выстраивал вокруг себя, рушится в прах. Мои руки, словно сами по себе, начинают скользить по её спине, чувствуя нежную, гладкую кожу. Пальцы задерживаются на изгибе её талии, обводят ее округлые ягодицы, впиваясь в мягкость. Она издает тихий вздох, и я понимаю, что она откликается на мою ласку. Я поднимаю руки выше, осторожно касаюсь её волос, чувствуя их шелковистую мягкость.

Я чувствую вкус её губ, легкий привкус чего-то сладкого, и это дополняет волшебство момента. Её руки обнимают мою шею, пальцы вплетаются в мои волосы, притягивая меня ближе.

Это не было про нежность. Это было про жажду, про голод, который копился слишком долго. Как будто всё внутри меня сжалось в один импульс — взять её, почувствовать, вгрызться в этот момент до последней капли.

________________________________________________

Спасибо, что читаете!