Ты - не мой тип

Глава 28. Марина

Я заметила его машину ещё тогда, когда она только свернула с главной дороги на нашу улицу.

Слишком дорогая, слишком гладкая, слишком не отсюда — она сразу бросалась в глаза на фоне простых сугробов, покосившихся заборов и старых «Жигулей», припаркованных у соседей.

И у меня в груди будто что-то хрустнуло.

Он нашёл меня.

Я не знала — боялась этого или ждала с того самого утра, когда уехала, оставив записку на его постели.

Я заставила себя не двигаться, прилипнув лбом к холодному оконному стеклу, как будто могла спрятаться за прозрачной преградой между нами. Но он уже вышел из машины, уверенно захлопнул дверь и направился прямо к нашему дому — ко мне.

Марк шёл по снегу, как будто вся эта зима вокруг была просто антуражем, а не настоящим морозом. В чёрном пальто, с прямой спиной и тем же сосредоточенным взглядом, с которым он когда-то входил в переговорку, когда собирался кого-то уничтожить. Только теперь он смотрел на меня.

И с каждым шагом, который он делал по хрустящему снегу, я чувствовала, как эти чертовы бабочки в животе — те самые, которые я пыталась утопить в разуме и здравом смысле — снова оживают.

Я злилась на себя за это, правда.

Но и скрыть не могла: я скучала. Сильно. От этого даже дышать порой становилось тяжело.

Я успела только обернуться, чтобы не стоять столбом у окна, когда сзади послышался голос моей матери:

— Марин, ты чего застыла? Иди чайник выключи, зашипел уже.

Потом пауза. И:

— Ой, а у нас что, гости? — в голосе мамы мгновенно проступил интерес.

Я обернулась — Нина Васильевна, моя мама, уже вышла в прихожую, завязав фартук на животе.

Она увидела его — высокого, чужого, красивого мужчину на крыльце с дорогой машиной за спиной. И в её глазах заиграл тот самый материнский прищур, которым она всегда встречала тех, кто мог потенциально «серьёзно относиться» к её дочери.

— Добрый вечер, — спокойно, чуть сдержанно сказал Марк, вежливо кивнув.

— Ой, да заходите вы, ну чего ж вы как неродной, — уже причитала мама, одновременно и улыбаясь, и поправляя волосы. — У нас и банька топится, и ужин горячий. Марин, ну ты чё, человека на пороге держишь, а? Мороз же!

Я едва не закатила глаза.

Но взглянув на него снова — на Марка, стоящего в снегу, с лёгкой полуулыбкой в уголке губ и взглядом, который будто просил: "позволь" — я замерла.

В доме было тепло и уютно по-настоящему по-домашнему. Простой деревянный стол, натёртый до блеска, старенький, но ухоженный сервант, аромат вареников и свежей зелени с кухни — всё это казалось из другой, чужой Марку жизни, но, как ни странно, он чувствовал себя здесь… спокойно.

Мама суетилась у плиты, поправляя фартук, периодически бросая на него быстрые, внимательные взгляды. Отец, Пётр Алексеевич, солидный мужчина с добрыми, усталыми глазами, как всегда, держал в руках чашку чая и с деланой строгостью «допрашивал» нового знакомого дочери:

— Значит, бизнес? Серьёзный, говорите? А в армии служили?

— Нет, — сдержанно улыбнулся Марк, — пока родина не звала. Всё сам, с нуля.

— Ну-ну. Сам — это хорошо. А что, зарплата у вас... выше средней?

— Отец! — фыркнула я, пряча лицо в ладони.

— А что я? Спрашиваю, как нормальный человек, — невозмутимо ответил тот. — У нас тут женихов мало, надо быть внимательнее.

Марк ухмыльнулся, не сводя взгляда с Марины.

— Если вы хотите знать, у меня серьёзные намерения.

— Опа, — отреагировал Пётр Алексеевич, кашляя. — Да вы, молодой человек, в разведку к нам пришли или на сватовство?

— Папа… — прошептала я, и тут заметила: Марк продолжал смотреть прямо на меня. Не с ухмылкой, не в шутку, не из вежливости. Слишком серьёзно. Слишком прямо.

Я замерла. Это было... не по сценарию. Я вдруг ощутила, как в груди всё сжалось, как дыхание стало рваным. От его взгляда по коже побежали мурашки, будто снова оказалась там, в его квартире, в его постели, в его руках — только сейчас это было даже страшнее. Потому что рядом стояли мама и папа. Потому что это было слишком реально.

Ужин прошел вполне спокойно. Все были сыты и довольны.

Тут вдруг мама хлопнула полотенцем по столу:

— Ну, Марин, что ты стоишь, как вкопанная? Проводи гостя в комнату, а то парень с дороги, снег на ботинках не растаял ещё! Он ж ведь не просто мимо проезжал, верно?

Я кивнула, встала и, не оборачиваясь, пошла по коридору.

Марк поднялся из-за стола и пошёл за мной по узкому коридору, но я всё ещё чувствовала его слова у себя под кожей. «Серьёзные намерения». Он сказал это вслух. Родителям. Прямо. И это больше не походило на игру. И уже не казалось просто жестом, импульсом, попыткой вернуть меня. Это было... заявление.

И вот тут я по-настоящему испугалась.

Я открыла дверь в свою старую комнату — запах книжных страниц, мятного шампуня и чего-то пыльного ударил в лицо.

Свет от уличного фонаря пробивался сквозь кружевную занавеску, делая всё вокруг мягче, будто покрывая знакомые предметы пеленой воспоминаний.

Марк остановился у порога, окинул взглядом комнату: обои с еле заметным цветочным узором, книжная полка, за которой, казалось, никто давно не следил, пара мягких игрушек на верхней полке шкафа — и две кровати. Рядом. Моя — с одеялом в клетку. И пустая. Постеленная, но слишком ровно, будто никто не трогал её годами.

— Это кровать Анны, — произнесла я тише, чем собиралась. — Мы делили комнату всю жизнь.

Марк подошёл ближе, взглянул на аккуратно сложенный плед, на маленькое зеркало на стене над её кроватью, в которое, наверное, она смотрела каждое утро. Я чувствовала его присутствие так остро, будто он касался меня кожей, не руками.

— Я очень скучал, — тихо сказал он, подойдя ближе.

Я села на край своей кровати, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Ты сбежала, — продолжал Марк. — А я впервые в жизни не знал, что делать. Впервые — не контролировал ничего. Ни тебя. Ни себя. Только хотел, чтобы ты вернулась.

— И ты приехал? — голос мой дрогнул.

— Я должен был. Я больше не мог писать. Не мог представлять, с кем ты там. О чём думаешь. Жива ли… цела ли.

Подошла к нему вплотную. У нас с ним всегда было электричество, что бы ни происходило между нами — слова, боль, страх, вина — но эта тяга была между телами, между сердцами.

— А сейчас? — спросила я. — Зачем ты здесь?

Марк посмотрел на меня в упор.

— Чтобы сказать, что я не представляю больше ни дня без тебя.

Он не спешил. Просто стоял напротив, пальцы едва касались моей талии, как будто боялся спугнуть. И в этой неподвижности было больше трепета, чем в любом порыве.

— Посмотри на меня, — хрипло сказал он.

Я подняла взгляд. В его глазах не было ни тени привычной иронии, ни намёка на ту холодную самоуверенность, которой он обычно прикрывался. Сейчас он был обнажён, но не телом — душой. И это пугало меня куда сильнее, чем всё, что мы пережили.

— Я не знаю, как это должно звучать, — начал он, будто каждый слог отдавался где-то под рёбрами. — У меня нет красивых речей. Я — тот, кто привык держать всё под контролем. Кто всегда выбирает расчёт. Но, чёрт побери, с тобой у меня никогда не получалось рассчитать. С первого дня.

Я сглотнула. Хотела что-то сказать, перебить, но не смогла — он продолжил, чуть приблизившись, его голос стал тише, но от этого только сильнее давил на грудь:

— Я думал, ты просто вспышка. Потом — что ты слабость. Потом — что ты моя одержимость. Но я ошибался. Это всё — не про тебя. Ты — моя реальность. Та, без которой всё остальное... просто не важно.

Он положил ладонь мне на щеку, и от этого прикосновения внутри что-то сжалось. Я прикрыла глаза, а он прошептал совсем близко:

— Я люблю тебя, Марина. Не из-за чего-то. Не вопреки. А просто — люблю. Чёрт возьми, я люблю тебя так, как не любил никого. И, может, поздно понял. Может, дурак, что не сказал раньше. Но теперь ты знаешь.

Я открыла глаза. Глубоко. Осторожно.

— Скажи это ещё раз, — прошептала я.

— Я люблю тебя, — повторил он. — И если ты скажешь сейчас, что это ничего не значит — я всё равно не отступлю.

Сколько раз я мечтала это услышать? Сколько раз, лёжа одна, представляла, как именно он это скажет? И вот — эти слова прозвучали. Не наигранно. Не мимоходом. А так, что кожа покрылась мурашками, и сердце сжалось от боли и восторга одновременно.

Я смотрела на него, на этого упрямого, сильного, чертовски сложного мужчину, который разрушил мой мир, а потом — собрал его заново. И я знала, что если сейчас промолчу, то больше не смогу быть честной ни с ним, ни с собой.

Медленно, будто преодолевая какую-то гравитацию, я подняла ладони и положила их ему на грудь. Там, под тканью рубашки, билось сердце. Настоящее. Живое. Для меня.

— Знаешь, — начала я, и голос дрогнул, — мне больше не страшно. Потому что... я люблю тебя, Марк.

Я почувствовала, как напряглись его руки, как он шумно выдохнул, будто ждал этих слов, но до последнего не верил, что услышит.

— Я не знаю, что будет завтра. Я не знаю, как мы справимся с тобой, со всем этим. Но я хочу попробовать. С тобой. Потому что без тебя — никак.

Он притянул меня к себе и целовал — не торопясь, не требуя, а будто клялся. Я растворялась в этом поцелуе, в этих объятиях, и впервые за долгое время не чувствовала вины. Только любовь.

______________________________________

Завтра финал! 🔥