В квартире стояла тишина — вязкая, густая, липнущая к коже, как незажившая рана.
За окнами бушевала метель — белый вихрь гнал снег по стеклу с такой яростью, будто природа разделяла мою боль. Всё внутри было так же холодно, как снаружи. Опустошение. Молчаливое, звенящее. Глухое.
Я сидела на полу в темноте, завернувшись в плед, и позволяла слезам течь. Бесстыдно. Без попыток стереть их с лица.
Они катились по щекам — горячие, предательски живые, когда внутри всё уже умерло.
Предательство.
Такое простое слово, а разрывает на тысячи осколков.
Не только из-за того, что он обвинил меня в том, чего я не делала.
А из-за спора. Из-за того, что я стала частью мужской игры.
Приз. Развлечение. Объект желания — не чувства. Не уважения.
Мне хотелось исчезнуть. Раствориться.
Но я знала — позволить им увидеть меня слабой было бы самым страшным
Я не двигалась. Сидела на полу, спиной к дивану, колени прижаты к груди. Халат сполз с плеча — и я не поправляю. Мне всё равно. Пусть этот холод добирается до костей. Он хотя бы честный. Не такой, как он.
Я пережила смерть сестры, я жила с виной под кожей. Но Марк… он сделал больно как-то по-особенному. Почти… красиво. Потому что я в это поверила.
Поверила в «мы».
Я поднялась и прошла в кухню. Не включала свет. Достала из шкафа чашку, поставила под кран и включила воду — просто чтобы слышать хоть какой-то звук, не своё сердце.
Вода лилась, как мои слёзы — неконтролируемо.
В глазах картинки вечера. Я стояла перед его кабинетом дольше, чем следовало. В руках заявление об уходе. Раз он так решил, что меня нужно
Сначала я не обратила внимания — мужские голоса за приоткрытой дверью, обычный деловой тон. Партнёры? Коллеги? Наверняка Роман и Даниил — он часто говорил, что с ними у него особые отношения.
Я подошла ближе. Уже почти постучала. Но фраза, сказанная чуть громче обычного, остановила меня.
— Ты переспал с ней? С Левицкой?
Время словно остановилось.
Они говорят обо мне. В его кабинете. С его друзьями. В таком контексте.
Я замерла.
— Ты же говорил, она не твой тип. Ну давай, колись, было?
Кровь отлила от лица. Сердце ударилось раз — два — и исчезло где-то в животе.
Я даже не осознала, как сделала шаг назад. Потом ещё один.
Грудь сжалась, как будто кто-то с силой вдавил в неё кулак.
Я чувствовала, как в висках стучит боль. Буквально.
Как будто сейчас — я разобьюсь. Прямо здесь, в этом офисном коридоре.
Вчера я ему открылась.
Сегодня — я стала его выигрышем. Его доказательством. Его аргументом в споре.
Неожиданно звенящая тишина показалась громче, чем голоса.
Сердце стучало в бешеном ритме, но вместо слёз — только горечь и обида. В горле застрял ком, а глаза жгло предательское чувство — как же я могла так ошибиться?
Но в этот же миг что-то взорвало меня изнутри.
Чёрт побери!
Только одно я знала точно: я больше не позволю ему видеть, как я рассыпаюсь.
Дверь кабинета распахнулась с грохотом, и я ворвалась внутрь, не обращая внимания на удивленные взгляды Марка, Романа и Даниила. Их глаза — широкие, настороженные — мгновенно встретились с моими.
Я долго сидела на кухне, обхватив ладонями чашку, в которой так и не было чая. Просто держала её — как держатся за что-то, когда под ногами трещит лед.
Мысли шли вразнобой, путались, как волосы после бессонной ночи.
Я пыталась понять, где я ошиблась.
Что я сделала не так?
Когда момент истины тихо подменился моментом предательства?
Все, что остается у меня внутри – это презрение.
Я раньше думала, что это громкое слово из романов. Из тех, где женщины швыряют бокалы в стены и выходят, щёлкнув каблуками.
А теперь я знала, как оно ощущается — в теле.
Как будто тебя облили кислой, ядовитой правдой, и теперь она проедает кожу изнутри.
Я не плакала больше.
Я смотрела в одну точку и думала: ты поспорил на меня, сукин сын.
Не просто усомнился, не просто обвинил. Ты...
Поставил на меня ставку.
Переспать со мной ради машины. Ради какой-то там чёртовой железки с логотипом и лошадиной мощностью.
А я… я ведьму призналась в любви. Как наивная дура. Трахнул и бросил.
Какая же я идиотка. С этой мыслью пытаюсь уснуть.
Проснулась в серой тишине раннего утра.
Подошла к зеркалу и увидела там другую женщину. Не ту, которая ещё вчера дрожала от его прикосновений, верила каждому взгляду, каждому слову. А ту, что пережила бой и вышла из него живой. Пусть и в крови.
Я не хотела, чтобы меня помнили в старом свитере, в балохоне, с закрученным тяп-ляп пучком и глазами, полными вины.
Нет.Пусть у него перед глазами навсегда останется эта версия меня: холодная, точная, невозмутимая. Такая, которая уходит красиво.Красное облегающее платье с глубоким вырезом на спине. Без пошлости, но с вызовом.
Красная помада, как сигнальная лента:Опасно. Не приближаться.Зимние сапожки на шпильке. Неудобные, но уверенные.Волосы распущены. Ровные, гладкие.Я собиралась уйти красиво.
Чтобы он, если ещё осмелится вспомнить, не видел перед собой жертву.
А женщину, которую он потерял.
Когда я вошла в офис, шепот зашевелился, как ветер в сухой траве. Он будто скреб по коже.
Сотрудники оборачивались, кто-то опускал глаза, кто-то смотрел в упор.
Но я не дала им ни капли своей уязвимости.
Мой кабинет встретил меня холодом. Воздух был застоявшимся, как будто знал — я больше сюда не вернусь.
Я методично складывала свои вещи: блокнот с заломанным уголком, любимую чашку, флешку, пару книг.
Остальное было неважно.
— Марин.
Я обернулась.
Костик стоял в дверях. Улыбался слишком спокойно. Слишком… невовремя.
— Слышал, ты решила уйти. Обидно.
Я промолчала.
— Я, кстати, сегодня вечером собираю у себя несколько человек. Ну, чтобы хоть как-то тебя проводить. Есть сюрприз. Думаю, тебе понравится.
Он говорил мягко, почти дружелюбно.
— Посмотрим, — ответила спокойно.
И пошла прочь. Я не знала, хочу ли видеть Марка сейчас. Если увижу – то наверняка захочу остаться с ним. Но он не сделал ни одной попытки, чтобы меня остановить.
Лифт долго не приходил, и каждый тик секундной стрелки был мучительно долгим.
Я стояла, держа небольшую коробку со своими собранными вещами, в другой руке короткая куртка.
Только бы уйти. Только бы — без истерик, без дрожащих рук, без воспоминаний.
Двери открылись.
Я застыла.
Марк стоял там. Он стоял в лифте, как воплощение холодной уверенности: высокий, собранный, в идеально сидящем тёмно-синем костюме, с тем самым взглядом, от которого когда-то у меня подкашивались колени. Такой же красивый. Такой же родной.
До боли.
И я ненавидела себя за то, что сердце всё ещё реагировало на него — будто не слышало, не знало, не помнило.
Наши взгляды встретились, и мир стал тише, чем был.
Он смотрел на меня, словно видел впервые. Словно не мог поверить.
В его глазах — тень вины. Или сожаления. Или... нет, уже неважно.
Я шагнула внутрь.
Без слов. Без взглядов.
Он будто хотел что-то сказать, но я нажала на кнопку, опуская глаза.
И если сердце моё дёрнулось, то только чтобы напомнить — я всё ещё жива. Несмотря ни на что.
Двери закрылись.
Мы поехали вниз.
Молчание между нами было громче любого крика. И вдруг…
— Марина, — произнёс он ровно, без эмоций, будто мы встретились на совещании, — ты не должна была принимать всё так близко. Рабочие и личные границы нужно разделять. Ты взрослая. Я думал, ты понимаешь это.
Я сжала пальцы в кулак, чтобы не дрожать.
— Разделять? Ты всерьёз это сейчас говоришь?
— Я не отстранял тебя окончательно. — Он смотрел на меня с тем странным спокойствием, которое вызывало во мне только бешенство. — Это временно. Пока не закончится расследование. Я… хотел, чтобы ты осталась. Просто не в эпицентре.
— Ты хотел, чтобы я осталась? — переспросила я, чуть хрипло, чувствуя, как во мне закипает ярость. — После того, как ты обвинил меня в предательстве? После того, как обрушил на меня всё? После того, как ты…
— Ты хоть понимаешь, насколько всё серьёзно?
— А ты? —я резко шагнула ближе. — Ты понимаешь, что обвинил меня в том, чего я не делала? Что вы с друзьями обсуждали меня, как выигрышную лотерею? Как машину, которую можно получить, если правильно «поиграешь»?
Молчание.
— Ну так что, Марк? — мой голос стал тише, но острее. — Ну как? Победитель. Доволен? Тачка хорошая?
Он отвёл взгляд.
— Это не так.
— Правда? — в моем голосе дрожал яд. — А как тогда? Ты спорил, трахнул и получил ключи. Всё по плану.
Я склонила голову чуть набок, глядя прямо ему в глаза.
— Или ты хочешь сказать, что всё это — совпадение?
— Я не хотел, чтобы всё вышло так, — выдавил он. — Я… не думал, что всё зайдёт так далеко.
— О, конечно, не думал. —я усмехнулась. — Не думал, что мне будет больно. Не думал, что я услышу, как ты выигрываешь меня, как бутылку виски в дешёвом баре. Не думал, что я буду сидеть в своей квартире и собирать себя по кускам.
Я сделала вдох, будто борясь с тем, чтобы не заорать.
— Ты меня предал, Марк. И даже если ты действительно думаешь, что я тебя слила — ты мог бы спросить. Поверить. Хоть попытаться понять. Тем более, после того, что нас связывало. А ты… просто вычеркнул.
Как мусор.
— Ты думаешь, мне это было легко? — его голос сорвался. — Я сомневаюсь до сих пор. В каждой чёртовой улике. Но они все вели к тебе!
— Тогда ты даже не знаешь меня. Никогда не знал. И не заслужил.
Я отвернулась и направилась к двери лифта.
— Я дебил, — сказал он мне в спину.
— К несчастью, я поняла это слишком поздно.
Лифт внезапно дёрнулся и резко остановился. Свет не погас, просто… движение прервалось. Я от неожиданности чуть не выронила коробку из рук.
— Ты что делаешь? — резко обернулась к нему, с возмущением. — Марк?!
Он стоял у панели, пальцы ещё касались кнопки экстренной остановки. Повернулся ко мне медленно. Без обычной холодной отстранённости. Без делового выражения.
Прежде чем я успела сделать шаг назад, он подошёл.
Молча, решительно.
И — аккуратно, но без просьбы — взял из моих рук коробку. Поставил её на пол.
А потом, не говоря ни слова, шагнул ближе.
Слишком близко.
Марк прижал меня к стенке кабины своим телом — не грубо, не насильно, но с тем намерением, которое оставляло только два пути: либо оттолкнуть, либо остаться.
Я замерла. Дышать стало трудно.
Не от страха.
От этой чёртовой близости. От него.
— Ты права, — прошептал он, тихо, и голос его дрогнул, — я всё просрал. И да, я мудак. Я это знаю.
Его ладони коснулись стены по бокам от моего лица, создавая тот самый замкнутый мир из нас двоих.
Он не касался меня.
Но я ощущала каждую грань его тела, каждую эмоцию, исходящую от него.
— Я не прошу прощения. Не сейчас. Я просто… хотел, чтобы ты знала. Хоть что-то настоящее, после всей этой лжи. Ты была самым настоящим, что у меня было.
Я закрыла глаза на секунду, потому что глаза жгло.
— Почему сейчас? — выдохнула я. — Почему, когда всё уже кончено?
Он не ответил.
Просто остался рядом.
Пока мы стояли в замершем лифте, между прошлым и будущим, между болью и тем, что могло быть.