Ты - не мой тип

Глава 6. Марина

Самолёт мягко коснулся полосы. Гул двигателей стих, а вместе с ним — и мои мысли. Словно кто-то нажал на «пауза» в голове, чтобы дать передышку.

Алматы встретил мягкой тьмой и золотыми росчерками огней, разбросанными по улицам, как ожерелье на бархате. Огни домов струились вдоль улиц, мягко рассыпаясь в темноту. А за всем этим фоном стояли величественные горы, которые как будто смотрели свысока не только на город, но и на нас.

— Прилетели, — раздался голос Марка.

Весь полет я чувствовала его взгляд на себе.

Что с ним произошло?

Нет, правда. Что случилось с Марком Морено?

Этот мужчина, который ещё пару дней назад разговаривал со мной, будто я мебель. Объект. Ничто. В его словах не было даже намёка на интерес — только раздражение, сквозившее в каждом тоне.

А теперь — он смотрит на меня так, что кожа на спине под его взглядом словно плавится.

Он бросает в лоб вопросы, от которых либо краснеешь, либо сразу встаёшь и уходишь.

Внутри, где-то в животе, закрутилась горячая спираль. Глупая, женская, физическая.

Я ощущала, как пульс отдался в висках. Как на щеках вспыхнул румянец — тот самый, который невозможно контролировать, если только ты не из бетона.

И я… попалась.

Он это видел. Чувствовал.

И будто наслаждался моментом, словно расстегивал молнию на моей броне одним словом за другим.

Выйдя из самолета и встретив коллег, я увидела, что на лётном поле нас ждали машины. Чёрные, глянцевые, без опознавательных знаков. Всё как любит Марк — дорого, роскошно, с намёком на власть. В салоне пахло кожей, дорогими духами и чем-то ещё… горным, прохладным. Я устроилась в кресле. Вслед за мной сел Марк.

Он сел в машину бесцеремонно, как человек, привыкший, что место найдётся везде, где он того захочет.

Не спросил, не предложил, не уточнил — просто открыл дверь и опустился на сиденье напротив. Пространство между нами стало ощутимо теснее, как будто кто-то подвинул стены ближе. Я надеялась, что с нами сядут еще пару человек из нашей компании, но они как будто испарились.

Марк на ходу достает телефон, приложил к уху и начинает говорить.

На испанском.

Голос — низкий, хрипловатый — шёл ровно, без пауз, как струя тёмного рома, густого и обжигающего. Я не понимала смысла слов, но каждое его интонационное движение отзывалось во мне телом — будто кто-то тянул невидимую струну внутри.

Этот акцент… Он в нейтральной речи звучал красиво, но вот так — в живом, свободном разговоре — он превращался в оружие. В мягкое, сексуальное, опасное оружие, которое действовало исподтишка: медленно, но метко.

И мне это нравилось. Слишком. Настолько, что я поймала себя на том, что просто сижу и… смотрю на него.

На широкие плечи в идеально сидящем пиджаке. На сильные кисти рук — крупные, мужские, уверенные.

На челюсть с лёгкой щетиной. На линию губ — жестких, властных, но таких, которые… наверное, умеют быть нежными.

Он был собран, спокоен, полностью контролировал пространство. Словно даже воздух подчинялся ему.

И в этом было что-то… притягательное до безумия.

Он поймал мой взгляд — на секунду. Чуть приподнял бровь, уголок губ дернулся в почти-ухмылке.

Словно заметил, что я смотрю. Словно не возражал.

Отворачиваюсь к окну.

Проклятье. Куда мы едем вообще?

Я пыталась смотреть в окно, на огни Алматы, на мягкий блеск улиц, на рекламные вывески и ровную вереницу фар. Город был красив — вечерний, живой, обволакивающий. За всем этим — тени гор, чёрные, недосягаемые. И всё бы хорошо, если бы воздух в машине не стал настолько наэлектризованным, что дышать им становилось почти невозможно.

Он сидел широко, как всегда. Уверенно. Просторно.

Колени — сильные, мужские, чуть раздвинуты. И я не сразу поняла — насколько близко он.

Может быть, это была тряска дороги, может, его небрежность — но одно его колено… слегка коснулось моего.

Меня как током ударило. Не резко — глубоко.

Дыхание сбилось.

Мир — чуть замедлился.

А он продолжал говорить — спокойно, как будто ничего. Но я видела, что он смотрит. Прямо. В меня. Не скрываясь. Слишком долго для случайности. Слишком пристально, чтобы это было просто взглядом.

Внутри всё сжалось.

Я потянулась к кнопке и резко опустила окно.

Ветер врезался в салон, прохладный, острый — рассыпал мои волосы, спутал их, будто нарочно. Я закрыла глаза на секунду, чтобы сбить жар изнутри.

Не помогло.

Когда я снова взглянула на него — Марк уже не говорил. Телефон был в руке, экран погас. Он чуть наклонился вперёд, локтями на коленях. Расстояние между нами стало опасным.

— Почему ты постоянно избегаешь моего взгляда? — голос Марка прозвучал неожиданно тихо, почти бархатно. Без нажима, но с каким-то странным притяжением.

— Я не избегаю. Тебе кажется, — выдохнула, слишком резко. Слишком быстро.

Я уже ненавидела, как предательски скользит взгляд в сторону. Как ладони становятся влажными, как будто мне снова семнадцать и я поймала себя на том, что думаю о нём... не как о боссе.

— Что за допрос? — добавляю, пытаясь вернуть контроль. — Мне не нравятся игры. Особенно когда меня держат за дуру.

В его взгляде что-то меняется. Как вспышка — неуловимая, быстрая, но горячая. Он чуть наклоняет голову набок, как хищник, перед тем как двинуться ближе.

— Что ты имеешь в виду? — голос стал ниже. Серьёзнее.

Я чувствую, как сердце колотится. Решаюсь. Хватит недомолвок. Хватит играть в холод.

— Я слышала тот разговор, — произношу глухо.

— Какой разговор? — он замирает.

— Когда ты сказал, что не переспал бы со мной.

И вдруг — хохот. Настоящий, хриплый, с каким-то изломом.

— Вот оно что… — говорит он уже тише. Его взгляд становится легче, мягче, почти тёплым. — Дай руку.

Я мёртво сижу, не двигаясь.

— Марина, — он смотрит в глаза. — Просто руку.

Я колеблюсь. Но он сам берёт мою ладонь, осторожно, как хрупкую вещь. Переворачивает её тыльной стороной вверх и медленно, почти не касаясь, проводит подушечками пальцев по моему запястью.

От этого прикосновения воздух в груди застревает. Кажется, даже сердце забыло, как биться.

— Когда я это сказал… ты меня тогда просто… выбесила своим вечным холодным игнором. Я был зол и уязвлён. И сказал гадость, чтобы тебя задеть, — говорит он, не отрывая взгляда от моей кожи.

Каждое его слово — как капля горячего меда, текущая по позвоночнику.

— Я правда так не считаю, — добавляет он, всё ещё касаясь моего запястья. — Ни капли.

Я не знаю, что сказать. Внутри всё клокочет. Мозг требует: «Не верь». Сердце — предательски молчит.

Снаружи — будто по команде — раздался первый глухой раскат грома. За окном чёрное небо вспыхнуло вспышкой молнии, и через секунду мир за стеклом вздрогнул от порыва ветра. Машина качнулась на месте, и дождь ударил в стекло, как барабан.

И меня — будто током.

Память сработала, как капкан: звук, вспышка, удар — всё это уже было.

Не здесь, не сейчас. Но в теле вспыхнул тот самый знакомый ужас. Холодный, липкий, отвратительно живой.

Я сглотнула, едва заметно напрягшись.

Сердце сжалось. Как в тот день.

Я не позволила себе думать дальше. Не туда. Только выровнять дыхание. Только… не выдать себя.

Марк продолжал держать моё запястье. Его пальцы были тёплыми, сильными, а движение нежным.

Я могла бы провалиться в это прикосновение, как в спасение.

Могла бы. Если бы не…

— Мне не нужны твои извинения, — резко выдохнула я и дёрнула руку.

Он замер.

Молча. Не стал настаивать, не попытался удержать.

Только смотрел. Немного по-другому, чем минуту назад.

Что-то в его лице стало жёстче. Линия челюсти — напряжённее. Губы — в тонкую полоску.

— Всё ясно, — коротко сказал он.

И отвернулся.

И я снова была в себе — в старой, привычной броне, где нет места ни боли, ни вине, ни его взгляду.

Контроль — превыше всего.

Чувства? Не сегодня.

Фасад отеля вспыхнул яркими огнями, когда машина плавно притормозила у парадного входа. Дождь уже почти стих, но воздух по-прежнему был натянут, как струна — насыщенный озоном и напряжением, которое не утихло между нами.

Пятизвёздочный отель, возвышающийся как стеклянный дворец. Он буквально врезался в гору, как будто приручил её, подчинил. Холл сиял мрамором, свет падал мягко, как в лучших ювелирных бутиках. Пространство дышало дороговизной и сдержанной властью.

Марк вышел первым. Не обернулся, не сказал ни слова.

Просто захлопнул за собой дверь и, сунув руки в карманы, зашагал к входу, всё тем же уверенным шагом, который подчёркивал: он никогда не сомневается.

Ни в себе. Ни в своих действиях.

У меня внутри что-то вспыхнуло.

Не обида, нет.

Скорее, злость.

На него. На себя. На то, что эта командировка уводит в совсем другое русло, чем я рассчитывала.

Понимаю, что мне нужна просто передышка, нейтральная зона. Хотя бы на пару минут.

Я вышла из машины чуть позже, натянув на лицо привычную маску деловой отстранённости. К счастью, у входа к отелю уже собрались наши — сотрудники, прилетевшие тем же рейсом.

Увидела Гаврилова — он, как всегда, в своей фирменной вежливой расхлябанности, с кофе в руке и ремарками про «нелётную погоду».

Затем мы все вошли в лобби одновременно.

И тут Марка заметили.

— Мистер Морено! — загремел добродушный баритон. —Мы так ждали вас!

К нему подлетел высокий, статный мужчина лет пятидесяти с идеально выбритым лицом и дорогим запахом — наш, надеюсь, будущий партнер Аскар Оспанов.

Марк улыбнулся в ответ.

— Аскар, всегда рад встрече, — сказал он уверенно, протягивая руку мужчине. — Ваше имя давно на слуху, приятно познакомиться лично.

Аскар крепко пожал руку, взгляд его был внимательным, чуть оценивающим.

— Мы тщательно изучили ваше предложение. Потенциал огромен, особенно учитывая текущие тенденции рынка. Но, конечно, детали нужно обсудить, чтобы понять, как лучше двигаться вперед. А пока располагаетесь.

В ту же секунду рядом с Аскаром возникла необычайной красоты девушка, которая представила себя как, Назима.

Леди-блеск, леди-глянец, леди-безупречность.

Высокая, с идеальной осанкой, в платье, которое явно было сшито по фигуре.

Тонкие запястья. Глянцевые волосы, забранные в гладкий хвост. И эти каблуки, на которых она не шла, а скользила.

Сразу стало ясно: она не просто ассистент.

Она — витрина.

Правая рука бизнесмена, но куда опаснее любого менеджера с планёрки.

Она подошла к Марку с идеальной улыбкой и чуть склонила голову:

— Señor Moreno, я так много о вас слышала.

Марк ответил ей улыбкой. Той самой. Половинчатой, ленивой, обольстительной.

Я знала эту улыбку. Видела, как он использует её в переговорах.

Но сейчас... сейчас она была не для бизнеса.

Шум в лобби начал стихать, когда сотрудники стали по очереди получать ключи и расходиться по этажам. Всё по отработанному сценарию: деловитость, лёгкие комментарии, кто с кем в номерах — началась рабочая суета.

Костик, как всегда, оказался рядом в нужный момент — вежливо и чуть торопливо взял у меня из рук чемодан, хотя он не был тяжелым:

— Давай, Левицкая, не таскай. Ты у нас стратег, а не грузчик.

— Спасибо, Костик, — мягко улыбаюсь я.

В это время Марк уже направлялся к лифтам — а за ним, как тень, шла Назима. Визуально — ничего лишнего. Ни прикосновений, ни шепота. Только взгляд, который не отрывается, и каблуки, щёлкающие в идеальном ритме его шагов.

Возле лифта Марк замечает меня и Костика. Хмурится. Затем выдает:

— Левицкая, номера односпальные, если ты не знала. Двуспальные номера вам никто оплачивать не собирается.

К ушам приливает краска. Ну не козел ли, а?

Но я лишь киваю, сдерживая раздражение:

— Спасибо за заботу, Марк. Очень мило с твоей стороны.

— Чего это он? — шепотом мне бросает Костя.

— Не обращай внимание. Он сегодня весь день не в себе, — я слегка улыбаюсь и отвечаю тихо.

Потом Костя помогает мне с чемоданом и уходит в свой номер, пожелав спокойной ночи.

Комната была просторной и светлой, стены нежного оттенка слоновой кости, а свет дизайнерских ламп играл теплыми бликами по поверхности мебели. Большая кровать с идеально выглаженным белоснежным бельём манила забыться хотя бы на пару часов. Лёгкий аромат ванили и свежести наполнял воздух, как будто обещая спокойствие и отдых.

Я подошла к окну — оно тянулось от пола до потолка и открывало потрясающий вид на вечерний город. Огни Алматы сверкали, словно рассыпанные звёзды, а вдалеке поднимались горы, укутанные лёгкой дымкой — словно стражи, охраняющие город от чужих бед.

Внизу — извилистые улицы, залитые мягким светом уличных фонарей, зеленые аллеи и тихие кафе, где ещё слышался гул вечерней жизни. Легкий ветер колыхал занавески, приглашая вдохнуть эту особенную тишину и красоту.

Я сделала глубокий вдох и позволила себе на мгновение просто быть здесь и сейчас — в месте, где всё кажется таким далеким, и вместе с тем — таким заманчиво близким.

Направляюсь в ванную — просторную, словно маленький спа-салон. Мягкий свет приглушал всё вокруг, создавая атмосферу полного уединения и расслабления. Я медленно погрузилась в воду, чувствуя, как напряжение уходит из тела, а мысли становятся тише.

После, замечаю на столике серебряный поднос. На нём лежали сочные фрукты — спелые виноградины, сладкие кусочки манго и ломтики ананаса.

Живот заурчал. Я взяла одну виноградину как, вдруг, внезапно, завибрировал телефон на тумбочке. Я схватила устройство и прочитала сообщение от Марка:

«Номер 405. Договор. Сейчас».

Время — почти одиннадцать вечера. Он серьёзно требует документы в такое время? Я ему секретарь что ли?

Внутри — странный, едкий коктейль из раздражения, возбуждения и лёгкой паники. С психа бросаю телефон на кровать.

Взяла полотенце и начала вытирать волосы. Они были ещё влажными, мягкими и прохладными, не стала их сушить полностью — распустила, позволяя лёгкому холодку по коже заставлять меня бодрствовать.

Взяв уютную кофту из мягкого хлопка, я надела её поверх тела и натянула домашние трикотажные штаны — они приятно облегали ноги и создавали ощущение комфорта, необходимого сейчас как никогда.

Документы все были приготовлены мною и сложены аккуратно в папку. Взяв всё в руки, вышла из номера и, оглядываясь, пошла искать нужный — 405.

Дверь его номера оказалась приоткрыта, но коридор был окутан темнотой — свет в общей зоне выключен, и только лунный свет пробивался сквозь окно в конце коридора, создавая длинные тени.

Я сделала несколько осторожных шагов, чувствуя, как пол под ногами слегка поскрипывает. Подойдя к дверному проему, я тихо позвала:

— Марк?

Но в ответ — ни звука. Только тишина, густая и тяжёлая, словно сама ночь задержала дыхание. Мои слова эхом прокатились по пустому коридору.

Я всмотрелась в полутьму, пытаясь рассмотреть что-то за дверью, но кроме темноты — ничего. Сердце сжалось от лёгкого волнения.

Тишина казалась нескончаемой, и я уже собралась повернуться, чтобы оставить документы на столике у двери и уйти — времени и терпения у меня было в обрез.

Но вдруг из глубины номера медленно распахнулась душевая дверь, и вышел Марк. Капли воды скатывались по его загорелой коже. Его мускулистое тело, ширина плеч и идеально очерченный пресс мгновенно захватили мой взгляд.

Он стоял передо мной совершенно голый, уверенный и неотразимый, будто скульптура, созданная для того, чтобы сводить с ума.

Капли воды на его теле, отражая слабый свет, сверкали, как драгоценные камни, подчёркивая каждый изгиб его мускулатуры. Вода стекала по его груди, прочерчивая извилистые дорожки по идеально ровной коже. Его ноги, длинные и стройные, казались выточенными из мрамора, каждая мышца проступала под тонкой кожей.

Взгляд скользнул вниз — и я ненавидела себя за это. За то, что не смогла оторваться. Он было внушительным — массивным, почти пугающим. Кожа там была тёмной, натянутой, с лёгким блеском от воды. Его член даже слегка подрагивал, будто в ответ на мой взгляд, и от этого стало ещё жарче.

Я чувствовала, как мои щёки заливаются краской, как кровь приливает к лицу, делая его горячим. Его взгляд, тёмный и пронзительный, словно два уголька, впился в меня, не отпуская ни на секунду. В нём не было ни тени стыда или смущения, только уверенность, граничащая с вызовом.

Воздух вокруг нас словно загустел, превратившись в невидимую, липкую паутину, стягивающую кожу.

Папка стала щитом — жалким, бесполезным, как детский зонтик в ураган.

— Я… я звала… тебя не было… — слова застряли в горле, — я не знала, что… ты…

Он усмехнулся, берёт полотенце, повязывает на бёдра с ленивой небрежностью, будто издевается.

— А тебя не учили стучаться, Левицкая? Или ты любишь подглядывать?

— Подглядывать?! — фыркаю, пытаясь спрятать дрожь. — Кто оставляет дверь открытой?! Заходи кто хочет!

Он делает шаг ближе, и моё дыхание сбивается. Его тело — почти касается моего.

Я чувствую его тепло, его аромат – свежий, мужской, с лёгкими нотками мыла и чего-то ещё, непостижимо притягательного.

— Может, просто ждал тебя. — Его голос — низкий, опасно ласковый. — Давай сюда папку.

Он берёт папку из моих рук — медленно, с такой ленцой, будто выбирает вино на вечер, а не документы для переговоров.

Проводит пальцем по краю обложки, и вдруг с кривой ухмылкой бросает её на тумбу.

— Ты… ты издеваешься? Это вообще нормально, звать сотрудницу в номер голым посреди ночи?

— С тобой — это, знаешь ли, единственный способ добиться хоть какой-то реакции.

Он окидывает меня взглядом, в котором ни грамма извинений.

— Ты всегда такая колючая? Или только со мной включаешь «ледяную стерву»?

— Только с наглыми, самодовольными…боссами, — цежу я, вскидывая подбородок. — Которые думают, что женщины обязаны падать к их ногам.

Он смеётся. Низко. Глубоко. Слишком сексуально, чтобы это было законно.

— То есть ты всё-таки считаешь, что я стою падения?

Моё дыхание срывается. Его голос проскальзывает под кожу, как вино — медленно, жгуче.

Я отступаю на шаг.

— Прекрати. Это уже не смешно, Марк.

— А я ничего и не делаю, — смеется он и подходит к мини-бару в номере.

Каждое его движение — как замедленная съёмка. Плечи расправлены, пресс будто вырезан из мрамора, каждый шаг — слишком уверенный.

Открывает бутылку воды, подносит ко рту.

Чёткий изгиб шеи. Кадык, скользящий вверх-вниз в ритме его глотков.

Смотрю как капли воды пробегают по его груди, спускаясь по животу — по линиям мышц, что движутся, будто под кожей живёт сила.

Даже это толстое, махровое полотенце, туго обмотанное вокруг его бедер, не в силах скрыть того, что я увидела. Массивный, да, это единственное слово, которое приходит на ум, чтобы описать его. Не просто большой, а огромный, как древнее, высеченное из камня изваяние. И сейчас, не смея отвести взгляд полностью, я краем глаза улавливаю его очертания – приглушенные, смягченные тканью, но всё ещё пугающе реальные. Под тонким хлопком, кажется, бьется нечто живое. Внутри всё пульсирует, приливает жар, и не только мне, кажется. Воздух вокруг него вибрирует, наполнен каким-то едва уловимым, животным теплом. Я пытаюсь отвлечься, сфокусироваться на чем-то другом – на бледно-голубых стенах в номере, на капельках воды на его прессе… Черт.

Пульс предательски ускоряется.

Его пресс будто дышал в такт моим мыслям — напряжённый, живой, невозможный. Я жадно вглядываюсь. И ненавижу себя за это.

Проклятие.

Влажность между бёдер стала ощутимой, как будто моё желание отозвалось быстрее меня самой, вопреки здравому смыслу. Тонкая ткань трусиков прилипла к коже, и это только усиливало ощущение запретного возбуждения. Он даже не дотронулся до меня, не произнёс ничего откровенного — но этого зрелища, этой его безупречной, почти хищной уверенности оказалось достаточно, чтобы внутри вспыхнуло настоящее пламя.

— Слушай, — голос предательски охрип, — если ты думаешь, что это уместно так себя вести с сотрудницей, хочу тебя предостеречь, что я не намерена терпеть твое отношение в таком ключе. Ты рискуешь получить выговор за нарушение трудовой дисциплины, Марк. И в следующий раз я обязательно буду жаловаться.

— А ты? — перебивает он, уже почти вплотную. Его голос низкий, как утренний кофе, и с таким же эффектом — пробуждает, опаляет, пульсирует в висках. — Ты считаешь уместным приходить ко мне почти в полночь… в таком виде?

Я открыла рот, но слова застряли. Что не так с моим видом? Трикотаж, кофта — ничего вызывающего. Но, судя по его взгляду, я могла бы стоять здесь совершенно голой — и это бы мало изменило то, что творилось в его голове. Он изучает меня, словно редкий экспонат в музее, медленно, не отрывая взгляда. В его глазах пляшут искорки, которые кажутся одновременно игривыми и опасными, как огни на краю пропасти.

Воздух между нами густеет, наполняется невыразимым напряжением. Я чувствую, как мои пальцы сжимаются в кулаки, а сердце бешено колотится в груди.

— Ты серьезно? Это просто одежда, — выдавила я. — И ты сам вызвал меня.

— Никогда не думал, что ты окажешься такой, — его глаза ощупывают меня и затем останавливаются на губах.

— Какой «такой»? — вырывается у меня с дрожью в голосе, но я стараюсь не показывать слабость. — Страшным бесформенным призраком или тем, кто сказал, что не переспал бы со мной? Что из этого правда?

Он усмехается, взгляд сверлит насквозь, холодный и острый, как лезвие:

Я сжимаю кулаки, чтобы не сорваться:

Марк приближается, голос становится ниже, полон угрозы и страсти одновременно:

Я встречаю его взгляд.

Марк наклоняется почти вплотную, дыхание касается моей кожи, и из его губ вырывается шёпот, от которого сердце сжимается:

Обещание нового раунда в нашей невидимой игре, где ставки куда выше, чем простые служебные документы. И я не уверена, хочу ли я в ней играть. Но в то же время… я уже запуталась в сети его очарования, и мне становится страшно представить, что будет дальше.