Утро наступило тихо, почти нежно. Солнечные полоски на стенах спальни казались вырезанными из золотой бумаги. Я проснулась в одиночестве — Марка опять не было. На его подушке осталась едва уловимая тень его запаха, и она вызывала во мне тот самый трепет, отголосок прошедшей ночи, которая была… слишком страстной.
Он не оставил записки, но прислал короткое сообщение:
«На встрече. Алисия заедет к тебе, проведите день вместе. Пожалуйста.»
Я перечитала его трижды, вглядываясь в «пожалуйста». В этом было что-то неуловимо личное, заботливое. Он просил не потому, что не знал, чем занять сестру. Он просил — чтобы я была частью его мира.
Я встала, приняла душ, долго стояла в халате у зеркала, не спеша сушила волосы. Кофе получился слишком крепким, я все равно допила его до дна. Короткое платье цвета сливок, легкие босоножки, тонкий браслет — я не пыталась выглядеть идеально, но всё же… мне хотелось нравиться. Себе, ему.
Вчерашняя ночь то и дело прорывалась воспоминаниями. То, как он держал меня, будто боялся отпустить. То, как смотрел — не только на тело, но глубже.
Я пыталась отогнать эти мысли, переключиться. Навела порядок на кухне, полистала испанский журнал, поняла, что ничего не понимаю, и в итоге просто уселась на террасе с бокалом сока и закрытыми глазами. Было тепло. Слишком хорошо.
А потом — раздался звонок. Я подскочила, как будто поймана на чём-то.
Алисия.
Я подошла к двери — и в этот момент поняла, как сильно бьется сердце. Будто я иду не встречать подростка, а проходить экзамен.
Передо мной стояла тонкая, гибкая девочка с гладкими тёмными волосами и таким испанским выражением лица, что хотелось проверить, правда ли ей только пятнадцать. Её губы были сжаты в линию, в руке — телефон, на запястье — браслет с инициалами. Ни грамма косметики, только густые тёмные ресницы и светлая кожа с веснушками — и всё это делало её удивительно живой, настоящей, как открытая книга.
— Привет, — сказала я.
— Hola, — отозвалась она, оценивающе оглядывая меня.
Я кивнула, и она зашла внутрь, как будто в своё пространство. Бросила взгляд по сторонам и снова на меня. На этот раз с лёгкой ухмылкой. Будто хотела понять, чего я стою.
— Ты красиво выглядишь. Не как те, кого он обычно приводит, — сказала она почти бесцветным тоном, но я уловила в этом завуалированный комплимент.
— А он часто приводит кого-то? — спросила я, приподняв бровь и сдерживая улыбку.
— Раньше — да. Сейчас… — Алисия пожала плечами. — Ты совсем не из их категории. Слишком живая. Или слишком настоящая. Я пока не решила.
Она прошла на кухню, села за барную стойку, вытащила из сумки жвачку.
—Хочешь чего-нибудь съесть? — спросила я, пряча лёгкое волнение за улыбкой.
— Нет, — ответила Алисия, обводя комнату взглядом. — Я просто хочу посидеть. Можно?
— Конечно, — я кивнула. — Хочешь сока? Или кофе?
— Сок. Но не апельсиновый, — быстро уточнила она. — От него у меня лицо краснеет.
Я улыбнулась. Она была не по возрасту внимательная к деталям — и немного резкая, как бывают те, кто рано начал думать и смотреть на мир настороженно. Я налила ей яблочного сока, поставила рядом печенье, и мы некоторое время просто сидели молча. Она то и дело поглядывала на меня — будто пыталась не пропустить ничего важного.
Я села напротив. Её глаза, насыщенно карие, изучали меня не враждебно, но… с любопытством.
— Бессонница, — улыбнулась я, наливая себе кофе.
— Да ну. — Она пожала плечами. — Мне сегодня снилось, что я танцую с Хосе из «Элиты». Только он вдруг превратился в пиццу. Это, типа, знак?
Я рассмеялась.
— Знак того, что ты голодная.
— Или того, что парни — сплошное тесто, — фыркнула она. — Особенно мой брат.
Я замерла, и она тут же усмехнулась, как будто проверяла мою реакцию.
— Ты всё время так на него реагируешь? — спросила она и кивнула на мою чашку. — Смотри, даже рука дрогнула.
— Просто не ожидала, что ты так скажешь.
— А что? Я же его знаю. Он классный, но сложный. Как… как шоколад с солью. Вроде вкусно, а потом такой привкус — хоп! — и ты не понимаешь, нравится тебе или нет. А тебе нравится Марк?
—Эмм … да, — я покраснела.
— Он стал другим, знаешь. Раньше всё время бегал, суетился, кричал по телефону. А теперь — спокойный такой. Ты с ним как будто кнопку нажала. Не знаю, хорошую или опасную.
Я прикусила губу.
— А ты... ты не против, что я здесь?
Алисия пожала плечами.
— Пока ты не украла мою футболку и не испортила мне укладку — нет. Но если ты разобьёшь ему сердце... — она прищурилась и ткнула пальцем в мою сторону, — я солью твой номер в соцсети. У нас там сила.
Я рассмеялась, чувствуя, как напряжение растворяется в лёгкой, но искренней беседе.
— Договорились. Без разбитых сердец.
— И без Хосе-пиццы, — кивнула она серьёзно, и широко зевнула.
Вдруг вся подростковая бравада пала и Алисия превратилась в совершенно нового человека. Глаза немного опущены, руки теребят футболку.
— Слушай… можно тебя о чём-то спросить? Только ты не говори Марку. Или маме. Никому. Это…личное. Ты, вроде, не выглядишь на того, кто побежит трепаться.
— Конечно. Что-то случилось?
Она неуклюже поправляет волосы и поджимает губы.
— Только ты не смейся, ладно? — сказала, не глядя. — И не говори маме. Серьёзно. Даже если она тебя начнёт пытать, ты… молчи как шпион.
Я кивнула, стараясь не выдать удивления.
— Клянусь. Что случилось?
Она вдохнула. Долго. Глубоко.
— У меня… проблема. Ну как, не совсем проблема. Просто... есть один парень.
Я подняла брови, стараясь не выдать улыбку. Алисия тут же ткнула меня пальцем.
— Я сказала — не смейся!
— Я внимательно слушаю.
— Есть один парень… Ну, мальчик. В школе. Он симпатичный. Очень. И мы вроде как пару раз болтали. Он лайкает мои сторис. Иногда пишет первым. Но не зовёт никуда. А вчера он типа обмолвился, что "в кино было бы прикольно сходить", и всё. Даже не предложил. Просто… как будто бросил удочку. Что это вообще значит?
Я улыбнулась, но мягко.
— Это значит, что он боится. Потому что ты ему нравишься. А когда кто-то нравится — всегда страшно. Даже взрослым. Особенно взрослым, поверь.
— Я не знаю. Может. Наверное. Просто… у меня никогда не было свидания. — Она почесала нос. — И я не хочу спрашивать маму. Она сразу начнёт спрашивать, кто он, где он, кто его родители, есть ли у него план на жизнь. А мне просто нужен… совет. Без лекции.
— Без лекций, договорились.
— Но… может, он просто вежливый? Или флиртует со всеми?
— А ты хочешь, чтобы он позвал?
— Хочу. И страшно хочу.
Пауза. Затем продолжает.
— А если я ему не настолько нравлюсь, чтобы он рискнул? Может, я не такая… ну, как те, кто сразу получает приглашения.
— Алисия, ты знаешь, что ты — именно такая. Просто, может, ему нужно чуть больше времени. Или чуть больше… знаков.
— Знаков?
— Ну, знаешь… Типа: «я не против», «я бы пошла». Порой достаточно одного смайлика. Или ответа: «а я люблю кино» — и всё, он поймёт.
— То есть… можно намекнуть, но не выглядеть отчаянной?
— Конечно. Это не отчаяние — это смелость. Показывать, что ты открыта — не то же самое, что гнаться за кем-то. Это умение быть собой. Ты очень красивая, Алисия. И очень милая. Если этот парень не увидит это — он просто дурак.
Алисия улыбается впервые широко.
— Спасибо… Я рада, что ты здесь. Правда. Ты не как… ну, знаешь, не как взрослые.
— Спасибо, я стараюсь, — усмехнулась я.
— Если вдруг у меня случится... ну, первое свидание... — Она снова посмотрела с мольбой. — Поможешь выбрать, что надеть? Не так, чтобы слишком старалась, но и не как будто мне всё равно?
Я сжала её ладонь.
— Конечно помогу. И прическу. И, если надо, проконтролирую, чтобы он не был идиотом.
Алисия тихо хмыкнула и вдруг обняла меня. Неловко, но крепко. На секунду.
— Только не говори Марку. Он меня сожрёт.
— Обещаю. Я — как шпион.
Когда за Алисией закрылась дверь, я осталась сидеть. Она вызвала во мне то, чего я боялась — память. И то, к чему давно не подпускала себя: возможность исцеления.
Анна.
Боже, Анна…
У неё тоже были тёмные волосы, и та же искра в глазах, когда она шутила. Только голос звучал чуть ниже, мягче. И когда она просила у меня совета — о парне, об экзаменах, о том, как накрасить губы, чтобы мама не заметила — я всегда делала вид, что всё знаю, будто я старшая и умная. А на самом деле я просто старалась быть для неё тем, кем мне самой не хватало в жизни — чем-то надёжным. Безопасным.
Только я не уберегла.
Я провела пальцами по вискам. Глаза щипало. Всё внутри — будто тонкая ткань, на которую наступили босиком. Больная, но живая.
Некоторое время просто сидела на террасе, слушая, как ветер шуршит в оливковых листьях. Потом взяла телефон и, не раздумывая, открыла чат с Олей.
Марина Левицкая: Привет. Как ты?
Ответ пришёл почти сразу, как будто она держала телефон в руках.
Оля Косыгина: Живая. Пью третий кофе за день и думаю уволиться к чёртовой бабушке. А ты?
Я усмехнулась и начала набирать, медленно, будто выбирая слова. И вдруг поняла, что не хочу врать. И не хочу объяснять. Хотела просто… поделиться.
Марина Левицкая: А у меня здесь как будто сказка. Очень красивая, очень странная и… такая настоящая, что даже страшно, что это закончится.
Оля Косыгина:Ого. Это ты сейчас про Испанию или про мужчину, с которым у тебя великолепный секс?
Я снова улыбнулась, почти рассмеялась.
Марина Левицкая:Про всё вместе. И откуда ты знаешь про секс?
Оля Косыгина: Алло, ты с кем говоришь? Я взрослая, у меня даже кредит на машину есть. Секс — это последнее, чему меня жизнь удивляет.
Марина Левицкая: Ты неисправима😅Но честно… Оля, я не знаю, что это всё значит. С ним — всё как на грани. И страсть, и нежность, и какая-то дикая близость. А потом — он уходит, и я остаюсь одна, с мыслями. Много слишком мыслей.
Оля Косыгина: Так, стоп. Ты сейчас в красивом испанском доме, проснулась в постели с мужчиной, который смотрит на тебя так, будто ты у него под кожей. И ты жалуешься?
Марина Левицкая: Нет. Я просто не понимаю, куда это ведёт. Он ничего не говорит вслух. Не называет меня своей девушкой. Не говорит “мы”. И я боюсь, что это всё закончится, как только самолёт коснётся Москвы.
Оля Косыгина: А ты хочешь, чтобы это продолжалось?
Я смотрю в окно, на яркое солнце, что расплескалось по брусчатке, и медленно печатаю:
Марина Левицкая: Хочу. Очень.
Ответа пока не было, и я положила телефон рядом.
Я налила себе ещё немного воды, когда услышала, как где-то щёлкнул замок. Дверь. Шаги. И голос:
— Ты дома?
И снова — сердце забилось слишком быстро. Слишком сильно.
— Вот ты где, — голос Марка прозвучал хрипловато, будто он сам немного не верил, что сейчас вот так просто стоит передо мной, а я — здесь. В его доме. В его жизни.
Я обернулась и увидела, как он опирается на дверной косяк, чуть щурясь от солнца. В белой рубашке с закатанными рукавами и с непослушными прядями, упавшими на лоб, он выглядел так, будто только что вышел с обложки мужского глянца. Уверенный, притягательный, сексуальный.
— Алисия сказала, что ты просто супер — усмехнулся он, приближаясь. — Сказала, что ты «умная, стильная и совсем не как они». Кто «они», не уточнила, но, судя по интонации, это был комплимент.
— Она очень тонкая, умная девочка, — сказала я и улыбнулась, — хотя старается прятать это за сарказмом и чёрным маникюром.
Марк подошёл ближе, нагнулся, провёл пальцами по моему плечу, оставив за собой горячую дорожку.
— Спасибо, что была с ней. Для меня это важно.
Он сел рядом, не торопясь, будто смакуя близость. Несколько секунд мы просто сидели, дышали этим вечером, этим городом, этой тишиной.
— У меня для тебя есть сюрприз, — сказал он вдруг, с чуть приподнятой бровью, в которой сразу заиграла вся его привычная дерзость.
— И что это? — прищурилась я, делая вид, что насторожена.
— Завтра утром — мы улетаем в Москву. Рано. Но до этого… — он поднялся, подал мне руку. — Сегодня я хочу показать тебе кое-что. Собирайся. Через пятнадцать минут — выезд.
Через полтора часа машина Марка въезжала в Валенсию.
Город был как живое полотно, расписанное архитектурными контрастами. Готика и авангард, древние башни и футуристические купола города искусств и наук. Пальмы вдоль улиц, запах апельсинов, висящих прямо на ветках деревьев в парках, и ощущение, что время здесь замедляется, подчиняясь ритму теплого моря и ритму танго, звучащего из открытых окон.
На главной площади витал запах жасмина и кофе, по каменным дорожкам неспешно ходили туристы, местные дети гоняли мяч, а уличные художники рисовали портреты углём на огромных листах бумаги.
Затем дорога постепенно сужалась, превращаясь в извилистую ленту, петлявшую между старых кипарисов. Пахло пыльной землёй, морской солью и апельсинами — свежими, горьковатыми, как сама Испания. Ветер всё чаще проникал в салон машины, заставляя мои волосы танцевать у лица.
— Куда ты меня везешь? — спросила я, в который раз оглядываясь по сторонам.
Марк усмехнулся, не отрывая взгляда от дороги.
— Потерпи. Осталось чуть-чуть.
Он свернул с асфальта, колёса заскрипели по гравию, и спустя пару минут перед нами распахнулась арка, за которой начиналась подъездная аллея. Каменные фонари, побеленные стены, вековые пальмы. Всё выглядело как сцена из старого фильма, где всё ещё верят в великосветские тайны.
—Приехали, — прошептал Марк и заглушил двигатель.
Я вышла из машины — воздух здесь был особенным: тёплый, насыщенный звуками цикад и солёной свежестью моря. А внизу, за небольшим склоном, переливался золотом частный пляж, отрезанный от остального мира. Ни следа туристов, ни следа шума. Только небо, камни и ленивые волны.
— Это твой? — выдохнула я, глядя на дом из светлого песчаника с коваными балконами и мозаичной плиткой под карнизами.
— Родовой. Построен ещё моим прадедом. Я бываю здесь редко… но с тобой — захотелось побыть снова.
Я не успела ответить. Он вдруг подошёл, резко, уверенно, и подхватил меня на руки, как будто это было не обсуждаемое решение, а необходимость.
— Марк! — я рассмеялась, вцепившись в его плечи. — Ты серьёзно?
— Абсолютно. — Его глаза сверкнули.
Он распахнул старинную дверь ногой, не переставая держать меня на руках. Дом встретил нас прохладой и запахом жасмина. Высокие потолки, деревянные балки, старинные ковры, семейные портреты в золочёных рамах. И мягкий, бархатный полумрак, как будто стены хранили чью-то нежную, благородную грусть.
— Как здесь красиво, — сказала я, наконец, когда он аккуратно поставил меня на пол.
Секунда — и всё затихло. Даже цикады. Только наши дыхания, и синий, почти густой свет из окна, падающий на пол.
— Пойдём, покажу тебе кое-что, — сказал он и повёл меня вверх по винтовой лестнице.
— Что? — спросила я, уцепившись за перила.
— Вид на море с террасы. Он… — он обернулся и добавил чуть тише, — как ты: необъяснимо притягательный.
Терраса выходила прямо к горизонту. Ни домов, ни дорог — только море, тяжёлое и сверкающее, словно разлитый металл. Волны лениво накатывали на песчаный берег, и белая пена оставляла на тёплых камнях кружевные узоры. Я остановилась у кованого перилла, прищурилась от солнца.
— Я не знала, что можно так... слышать тишину, — сказала я, не оборачиваясь.
Марк молча подошёл, обнял сзади. Его подбородок лёг мне на плечо.
— Здесь весь шум — внутри тебя. Пока не выбьет с корнем. А потом — остаётся только дыхание.
Он был другим здесь. Мягким, почти прозрачным. Без маски, без резких движений. Это место будто снимало с него броню. Он был настоящим.
— Пойдём купаться, — предложила я.
— Сейчас? — Марк приподнял бровь, но в глазах уже мелькнула искра.
— А когда ещё? Море ждёт.
Я сбежала вниз — легко, будто босая ступня уже запомнила маршрут. В комнате, рядом с ванной, нашёлся мой чемодан. Движения стали поспешными, немного нервными — как будто, надев купальник, я не просто собиралась в воду… а обнажала себя не меньше, чем прошлой ночью.
На мне был простой чёрный купальник. Открытая спина, тонкие бретели, высокий вырез. Ни грамма излишества — и всё же в нём было нечто почти вызывающее.
Я вышла во двор босиком, щурясь на яркое солнце, и увидела Марка у кромки воды. Он уже снял рубашку, штанины закатаны, он стоял в песке и смотрел вдаль.
Песок был тёплым, бархатным, как будто в нём осталось дыхание вечера. Волны катились в ленивой агонии — набегали, шептали, отступали. Море дышало в такт моим шагам, я чувствовала, как с каждой каплей, с каждым дуновением ветер развязывает во мне что-то внутреннее, спрятанное, тайное.
Я подошла к воде, остановилась. Волна лизнула мои пальцы ног — прохладно, но не пугающе. Больше — зов. Игра.
— Ты всегда так убегаешь к свободе? — Его голос прозвучал за спиной — низкий, ленивый, как будто и он тоже только что вынырнул из волны.
— Только тогда, когда могу позволить себе не оглядываться, — ответила я, не оборачиваясь. — А ты?
Он подошёл ближе. Я чувствовала его тепло — солнце не могло согреть так, как его кожа на расстоянии дыхания.
— Я бегаю только за тем, что действительно хочу.
Я повернулась. Его взгляд — жгучий, выжимающий из меня мысли, как из спелой сливы — был направлен на меня.
— Тогда догоняй, — сказала я тихо и вошла в воду.
Она обвила меня сразу, с силой, со вкусом соли и движения. Я нырнула — и когда вынырнула, волосы прилипли к коже, как ленты. На поверхности воды отражался кусочек неба и его силуэт.
Марк вошёл в воду, медленно, как хищник. Вода шла ему навстречу, ласкала его, принимала — будто он был частью её. Я залюбовалась — слишком откровенно. Широкие плечи, влажные пряди, капли на груди, как жидкое золото. Всё это должно было быть нелегально красивым.
— Ты смотришь, как будто хочешь что-то сказать, — усмехнулся он, приближаясь.
— Нет. Я просто запоминаю. На случай, если это сон.
Он подхватил меня за талию — легко, уверенно — и притянул ближе. Мы качались в воде, как два неумелых лодочника в одной утлой лодке, и мне было всё равно, куда нас унесёт течение.
— Здесь быстро сбываются желания. Ты знала?
—Нет.
Он провёл губами по моему уху, касаясь едва-едва — как будто воздух между нами был плотнее тела.
— Тогда будь осторожна, Марина. Потому что я уже загадал.
— И что ты загадал?
Он задержался на моих губах взглядом, словно выбирал между словами и действиями. Потом тихо:
— Тебя.
Я вдохнула так, будто впервые.
И море качнулось. Или это я.