Я сижу на полу посреди спальни, рядом раскрытый чемодан, в нем — абсолютный хаос. Платья летают из шкафа на кровать, туфли никак не могут найти пару, а я всё не могу выбрать — красное или чёрное? Может, и то, и другое?
В телефоне — Оля. Её голос, как всегда, бодрый, с едва слышной насмешкой:
— Так, стоп. Повтори. Марк Морено, тот самый, приглашает тебя в Испанию. К себе?
Я всхлипываю в смехе:
—Я сама в шоке! Он сказал, у его матери день рождения, и что хочет, чтобы я поехала с ним. Просто. Поехала. С ним. В Испанию. Я до сих пор думаю, может, у меня температура, и я это придумала.
— А ты скажи мне, ты собираешь чемодан во сне? Потому что по звукам у тебя там апокалипсис из кружева и шпилек.
— Очень смешно, — фыркаю я, вынимая из чемодана третий купальник подряд. — Просто... Мне волнительно, Оль. Как это понимать?
Оля хмыкает:
— Понимать это надо как «ты ему реально нравишься, дурочка». Он бы не таскал тебя через континенты ради развлечения.
Я кладу в чемодан тонкий шелковый халат и останавливаюсь.
— А если это часть какого-то ещё безумного плана? Я не знаю, как себя вести. Я не та, кто ездит по Европам!
— Но ты теперь та, кого он хочет рядом. А ты хочешь быть с ним? — в голосе Оли тишина, но не пустая, а понимающая.
— Хочу, — шепчу. — Даже страшно, как сильно.
— Тогда надень красное платье, накрути кудри и помни — ты не какая-то там Левицкая из офиса. Ты — женщина, которую мужчина боится потерять.
Я улыбаюсь, потому что знаю: она права. Даже если не знаю, куда всё это приведёт.
Я смотрю на чемодан, в котором начинает вырисовываться логика, и чувствую, как в груди разливается волнение — приятное, тёплое, живое.
Я нервно поправляю платье и выглядываю в окно. Сердце бьется как бешеное — то ли от волнения, то ли от предвкушения. Как только чёрная машина с шофёром появляется на подъездной дорожке, у меня на мгновение перехватывает дыхание.
Марк выходит из машины, и мир будто на секунду замирает. Он в светлой рубашке, рукава закатаны, на глазах — солнцезащитные очки. Уверенность у него в походке, в том, как он открывает заднюю дверь и смотрит на меня снизу вверх. Легкая, почти наглая улыбка.
— Готова ехать? — спрашивает он с тем самым акцентом, от которого у меня, кажется, начинают трястись колени.
Я киваю, пряча улыбку, и сажусь в машину. Он садится рядом, шофёр — погрузил мой багаж и сел впереди, будто невидимка.
Марк не говорит ни слова, просто берёт мою руку. Подносит к губам и медленно, с какой-то непозволительной нежностью, целует костяшки пальцев. Его глаза ловят мои — и в них искра. Всё внутри сжимается от воспоминаний. От его поцелуев. От того, как он был во мне, срываясь на стон, на шёпот моего имени.
Я вспыхиваю. И он это видит. Конечно, видит.
— Думаешь о том же, что и я? — тихо, почти хрипло спрашивает он.
— Ты слишком самоуверен, — отзываюсь я, стараясь сохранить остатки хладнокровия.
Он усмехается.
— Нет, я просто хорошо тебя чувствую, Левицкая. Ты вспыхиваешь как спичка каждый раз, когда я к тебе приближаюсь. Это даже мило.
— Ты невыносим, — фыркаю я, отворачиваясь к окну.
— А ты — охренительно сексуальна, когда злишься. Особенно в этом платье. Хотя, честно? Я уже представляю, как снимаю его с тебя. Медленно. Или, наоборот, — он делает паузу и шепчет мне в ухо, — рву его к чертям.
Я вздрагиваю. Пытаюсь не выдать эмоций, но он знает. Он чертовски хорошо всё знает.
— Может, ты всё-таки расскажешь, зачем я тебе понадобилась в Испании? — спрашиваю, выравнивая голос.
Марк отрывается от наблюдения за дорогой, поворачивает голову ко мне. В его глазах уже нет той дразнящей усмешки — только серьёзность, на грани с чем-то… почти уязвимым.
— Потому что я хочу показать тебе свой другой дом, — говорит он негромко, но твёрдо. — Тот, в котором меня не окружают офисы, сделки и вечная гонка. Тот, где я — просто Марк.
Я молчу, и сердце у меня уходит куда-то в пятки. Он продолжает:
— И ещё… — он на секунду колеблется, — мне совсем не хотелось оставлять тебя одну. Не после всего.
Он снова берет мою руку — уже не игриво, а с какой-то тревожной нежностью. Пальцы обвивают мои, будто это даёт ему опору.
Молчание между нами заполняется тёплым, щемящим током. Кажется, в эту секунду между нами рождается что-то, чего я так долго боялась — и чего так безумно хотела.
И я больше не спрашиваю.
Салон самолёта дрожал в лёгкой турбулентности, но моё волнение давно не имело ничего общего с полётом. Я сидела у окна, глядя на облака, за которыми уже начинал проглядываться испанский берег, — и не могла поверить, что всё это происходит со мной.
Марк дремал рядом, чуть наклонившись в мою сторону, с привычной невозмутимостью на лице. Его рука почти невзначай касалась моей. Удивительно, как в этой простоте было столько притягательности. Я украдкой посмотрела на него. Он был таким же красивым, как и в первый день — уверенный, спокойный, будто вся эта спонтанность была для него абсолютно естественной.
Когда шасси самолёта коснулись взлётной полосы, у меня внутри всё дрогнуло. Не от страха. От предвкушения.
Мы вышли в мягкое, густое солнце. Воздух был плотный и сухой, с терпким ароматом испанского города — жаркого асфальта, кофе и чего-то цветочного, почти медового. Мадрид будто обнял меня целиком.
Стоило нам выйти из машины у терминала, как всё вдруг изменилось. Пространство вокруг Марка будто дрогнуло — не физически, а по атмосфере. Из ниоткуда возникли люди — не в форме, не с табличками, а с таким видом, будто каждый из них знает, как за долю секунды превратить себя в щит.
Четверо. Двое впереди, двое чуть поодаль, внимательно осматривающие периметр. Без слов, без лишних движений. Один из них что-то коротко сказал по рации, второй кивнул и прикоснулся к уху, будто получил подтверждение.
Я на секунду растерялась. В Москве этого не было. Там Марк был просто влиятельным мужчиной с холодным взглядом и властной аурой. Но здесь, в Мадриде, он вдруг казался совсем другим — гораздо весомее. Не просто бизнесмен. Кто-то, чьё появление моментально перестраивает пространство. Кто-то, кого охраняют без вопросов.
Я повернулась к нему, подняв брови.
— Это всегда так? — спросила я тихо, стараясь, чтобы удивление не звучало слишком остро.
Марк слегка усмехнулся, заметив мой взгляд.
— Здесь… немного другие правила, — ответил он спокойно, словно речь шла не об охране, а о погоде. — В Москве я могу контролировать почти всё сам. А в Испании я — не только Марк, а сын своего отца. Здесь фамилия куда громче, чем имя.
Он взял меня за руку, крепко, уверенно, и повёл вперёд, сквозь встречающее солнце, испанскую речь и оглядывающихся прохожих. Я чувствовала на себе взгляды, ощущала, как спина будто под прицелом чужих глаз — но рядом с ним было удивительно спокойно.
Я только сейчас начала понимать: Марк — не просто мужчина, с которым у нас случился роман. Он — человек, вокруг которого вращаются механизмы, о которых я даже не подозревала.
Мы шли к машине, и я оглядывала всё с широко распахнутыми глазами: пальмы вдоль дороги, яркие краски зданий, смешанные с тенями, ритм чужого города, который уже начинал звучать внутри меня.
— Ну как тебе? — спросил он, открывая для меня дверь.
— Город будто живой, — ответила я, — как будто улыбается нам.
Он усмехнулся, сел рядом. Водитель завёл двигатель. Охрана тоже поехала за нами.
Когда мы покинули шумный Мадрид и выехали за город, ритм сменился. Ветер здесь был другим — тёплым, чуть терпким, он пах пыльными травами, сухими камнями и каким-то неуловимым пряным спокойствием. Машина скользила по трассе, разрезая золотой закат, и я смотрела в окно, боясь моргнуть и пропустить что-то важное.
Вдоль дороги тянулись оливковые рощи, их кроны будто сливались с небом, цвета которого таяли в сиреневом мареве. Слева виднелись виноградники — аккуратные ряды, как будто кто-то расчертил землю по линейке. Вдали — холмы, мягкие и спокойные, с редкими постройками и очертаниями древних башен, покрытых историей и пылью.
Мы сворачивали с асфальта на гравийную дорогу, и пейзаж постепенно открыл то, ради чего я, видимо, здесь.
Дом.
Он появился внезапно — белоснежный коттедж в средиземноморском стиле, окружённый ухоженной территорией. Плоская крыша, плетистая бугенвиллия вдоль фасада, и огромные панорамные окна, в которых отражалось небо. Стекло — чистое, почти невидимое — делало дом воздушным, будто он парил между землёй и небом.
Перед входом раскинулся бассейн — тёмно-синий, как чернильная глубина. Вода в нём была неподвижна, как зеркало, в котором отражалась архитектура и отблески пылающего заката. Рядом — деревянные шезлонги, открытая терраса, накрытая лёгким парусом, и винтовая лестница, ведущая на крышу, откуда, я подозревала, открывался по-настоящему захватывающий вид.
Марк заглушил двигатель и повернулся ко мне. Его лицо было расслабленным, но в глазах блестело что-то… настоящее. Как будто именно здесь он был собой. Настоящим. Без масок.
— Добро пожаловать, — сказал он негромко. — Это место — тишина, к которой я всегда возвращаюсь.
Сердце ёкнуло. Я вышла из машины и почувствовала, как кожа словно напитывается этим воздухом, теплом, покоем. Всё вокруг будто шептало: "Останься. Дыши. Смотри".
Это не просто дом. Это была его исповедь, его уединение. Его прежняя жизнь.
Я слышала, как за моей спиной мягко захлопнулась входная дверь. Шофёр без лишних слов поставил наши чемоданы у мраморной лестницы и исчез так же быстро, как появился. Просторный холл утопал в тёплом, рассеянном свете. Воздух здесь пах не просто свежестью — он пах богатством. Это был тот самый запах древесины, дорогого мыла и безукоризненного порядка.
— Сеньорита. — Голос заставил меня вздрогнуть. Из тени вышла женщина — в возрасте, с тёплыми глазами и приветливой улыбкой. Она что-то мягко сказала по-испански, бережно подхватила мои чемоданы и повела их куда-то вверх по лестнице.
— Это Лусия, — объяснил Марк, подходя ближе. — Располагайся. Будь как дома… как говорят у вас.
И с короткой, почти виноватой улыбкой он вышел. Сказал, что ненадолго отлучится — рабочие вопросы.
Я осталась одна — и в полной тишине. Поднялась по лестнице, медленно. Каждый угол дома как будто дышал прошлым Марка. Панорамные окна в гостиной открывали вид на сад с апельсиновыми деревьями и бирюзовый бассейн, окружённый белым камнем. Дом был невероятным — открытые пространства, свет, детали, будто собранные с лучших страниц архитектурных журналов. Везде было ощущение вкуса, строгости и при этом — неуловимого уюта.
На кухне я нашла Лусию. Она что-то нарезала, добавляла специи, перемешивала — запах стоял такой, что у меня моментально заурчало в животе — аромат чеснока, томатов и свежих трав. Я внимательно следила, как Лусия ловко помешивала испанское блюдо, как я потом узнала, паэлью. Я подошла ближе, показала жестами, что хочу помочь. Мы обе рассмеялись — я не понимала ни слова из её торопливой испанской речи, но каким-то чудом мы нашли общий язык. Она дала мне попробовать и это было настоящее испанское блюдо: рис с морепродуктами, пряностями и огненной страстью в каждом движении. Я с восторгом кивнула, ощущая, как острое и пряное обжигает губы.
Я пыталась повторять за ней, хоть и не понимала слов, но наши улыбки и жесты заменяли любые разговоры. Смешно, но мне хотелось удивить Марка.
Когда всё было приготовлено, я поднялась наверх — в одну из ванных комнат. Белый мрамор, приглушённый свет. Решаюсь принять ванну.
Затем открыла чемодан. Мое внимание привлек новый комплект, нежно-кружевной, красный, дерзкий. Он был куплен в спонтанном порыве, когда я впервые почувствовала себя… женщиной.
Натянула тонкие стринги, застегнула бюстгальтер, сверху — лёгкое платье. Волосы распустила, они мягко падали на плечи. Сердце стучало как перед экзаменом.
Я бросила взгляд в зеркало. Та, что смотрела на меня в отражении, была другой. Смелее. Открытой. Готовой ко всему.
Я вышла на веранду — свежий вечерний воздух сразу обдал меня прохладой. Ветер играл с моими волосами и лёгкой тканью платья, будто напоминал о свободе и жизни, которую я так долго боялась почувствовать. Подо мной раскинулся Мадрид, сияющий огнями, как будто город лежал у меня на ладони. В этот момент я почувствовала, что живу по-настоящему.
Вдруг лёгкое касание пальцев на запястье заставило меня вздрогнуть. Я обернулась — Марк. Его глаза были полны той же страсти, что и в первый наш вечер. Он аккуратно разворачивает меня к себе, и я чувствую, как всё внутри дрожит от волнения и желания. Мы стоим на этом балконе, где город мерцает внизу, а между нами горит пламя, сильнее которого не бывает.
— Ты прекрасна, — шепчет он, пальцы скользят по моей коже, словно пытаясь впитать каждую частичку.
— Ты уладил свои дела? — спрашиваю, пытаясь сохранить голос спокойным, но внутри меня уже бурлит вихрь эмоций.
— Да, — отвечает он, улыбаясь, — теперь всё, что у меня есть, это ты. Тебе здесь хорошо?
— Очень, — выдыхаю я, чувствуя, как кровь стучит в висках. Его взгляд прожигает меня насквозь, и я не могу устоять. — Я немного помогла Лусии с приготовлением паэльи, — говорю я, глядя на него снизу вверх, чуть смущённо, но с искоркой в глазах. — Я старалась. Попробуешь?
Он поднимает бровь, приближаясь ко мне вплотную. Его тёплое дыхание касается моей щеки, пальцы скользят по прядям волос.
— Ты хочешь, чтобы я попробовал паэлью… или тебя? — шепчет, прикусывая нижнюю губу. — Хотя, если быть честным, я сгораю от желания попробовать оба варианта.
Моя кожа вспыхивает, как от солнечного прикосновения. Всё внутри сжимается и расправляется в одном мгновении.
— Начни с того, что горячее, — парирую я, усмехаясь дерзко, хотя сердце готово выпрыгнуть из груди. — Только не обожгись.
— Слишком поздно, Марина, — отвечает он, обводя взглядом моё тело в тонком платье. — Я уже горю.
Его руки легли на мою талию, мягко, но с решимостью. Они скользнули выше, затем вниз — по спине, к бёдрам. Я выгнулась, невольно впуская его ближе. Всё тело отзывалось на его прикосновения — тонко, остро, как натянутая струна.
— Ты с ума меня сведёшь, — прошептал он мне на ухо, его голос стал хриплым, как будто сдерживал нечто гораздо большее.
Он не спешил — ласкающий, но опасный. Как огонь под кожей. Его ладони мяли меня сквозь тонкую ткань, изучая формы, проверяя пределы терпения. А я — только подыгрывала. Стон сорвался с губ раньше, чем я успела подумать.
Его руки крепко ложатся мне на талию, и прежде чем я успеваю что-либо сказать, он подхватывает меня на руки. Я вскрикиваю от неожиданности, инстинктивно обвиваю его ногами и руками. Он смотрит на меня снизу вверх, дерзко, с той фирменной улыбкой, которая сводит с ума.
— Я должен унести тебя отсюда. Сейчас же.
Я смеюсь, пряча лицо у него на плече.
— Куда ты меня несёшь?
— Туда, где ты уже не будешь шептать, а только стонать моё имя, — хрипло отвечает он, и я краснею, но не отвожу взгляда.
— Нам нужно использовать все твёрдые поверхности в этом доме, — его голос низкий, хриплый, с хищной ноткой желания.
Я смеюсь, прижимаясь крепче, чувствуя, как каждая его фраза отзывается во мне пульсацией.
Он, не отрываясь от моих глаз, толкает дверь плечом.
И замирает.
— О, чёрт.
На пороге — вся его семья.
Его мать — с идеально уложенными волосами, в жемчужных серьгах. Его отец — статный, сдержанный, с тонкой усмешкой на губах. И молодая девушка, подросткового возраста, в джинсах и синей рубашке, с глазами, распахнутыми так широко, будто она только что увидела финал драматического сериала в реальной жизни.
Я всё ещё у него на руках. Мои ноги обвивают его талию. Мои щёки вспыхивают огнём. Его руки — под моими бёдрами. Мы - живое доказательство того, что иногда... лучше стучать.
— Сюрприз, — медленно говорит его мать, в глазах шок.
Марк ставит меня на пол медленно, почти неохотно. Я нервно поправляю подол платья, чувствую, как сгораю изнутри, но всё же поднимаю голову.
— Здравствуйте… Простите, если… — начинаю я, но девчушка с еле уловимым акцентом, с тем самым смешным ударением, которое бывает у тех, кто в детстве говорил по-испански, но мамины сказки слушал по-русски, перебивает:
— Ну хоть не на кухонном столе.