Внутри

24

«Очень жаль», — подумала я, когда мне сказали, кто он такой. И думаю сейчас, украдкой поглядывая на него из-за пушистых зеленых кустов, тихо разговаривая по телефону.

Аверьян сидит в беседке с ноутбуком и планшетом уже второй час, а я всё никак не решаюсь к нему подойти. Во-первых, мне не хочется его отвлекать: он явно работает и готовится к поездке в Нью-Йорк, которой не сильно обрадовалась Ника. Кажется, она боится, что он решит снова там остаться. А во-вторых, его присутствие меня почему-то тревожит. Волнует. Ну или будоражит. За завтраком я почувствовала себя пупырчатой пленкой, которая лопалась и трещала всякий раз, когда его взгляд ненароком задевал меня. Не знаю, что это, но внутри меня что-то происходит, и пока моя память до конца не восстановится, я, кажется, не найду этому странному состоянию логического объяснения.

— Только ничего не планируй на ближайшую субботу, — говорит мне Настя по телефону. — У нас уже есть планы, и их не изменить.

— Это какие? — спрашиваю, завороженно наблюдая за мужскими руками в татуировках. — Не караоке-вечеринка, случаем?

— …Э-э-э, что?

— Караоке-вечеринка.

— Кто тебе сказал? Ника?

— Вообще-то, ты.

— Адель, я не говорила тебе о караоке-вечеринке… Я имею ввиду, что не говорила о ней после того, как ты очнулась.

— Значит, память постепенно ко мне возвращается.

И слава богу. Значительные пробелы в моей голове порядком усложняют жизнь. Например, я не могу вспомнить ничего, что связано с Аверьяном. Словно мой мозг нарочно вырезал его фигуру из воспоминаний, оставив только это необъяснимое чувство внутри, похожее на трепет… Трепет к брату? Ужас какой.

— Нет, Адель! Я говорила тебе о караоке, когда ты спала! Это значит, что ты меня слышала! — радостно вопит Настя в трубку. — Ника была права!

Не знаю, так ли это на самом деле, но с того момента, как я проснулась и родители рассказали мне о том, что со мной случилось, мое прошлое всё больше напоминает мне запертый в аквариуме мирок. Я помню людей, которые меня окружали, их имена и связи между собой, но совсем не помню мою с ними коммуникацию. О чем мы говорили? Гуляли ли вместе? Ходили ли мы в кино? Мне лишь известно, что я знакома с ними, а что дальше — мутно и глухо, как в аквариуме.

— Обязательно расскажи ей об этом! — щебечет подруга. — Она не переставала нам повторять, что ты всё слышишь и понимаешь! В общем, ты меня поняла, да? Никаких планов на субботу, потому что она уже занята!

Суббота. Кажется, есть в этом слове что-то особенное, только что?

— Ну так, это будет караоке? — спрашиваю, увидев, как Аверьян закрывает крышку ноутбука.

— Всё может быть! Не задавай мне вопросы, вообще-то это должен быть сюрприз, — говорит Настя поникшим голосом.

Спешно обещаю перезвонить ей чуть позже и завершаю разговор. Расправив плечи, выхожу на тропинку и иду к беседке, которую Аверьян, кажется, собирается покинуть. Когда он замечает меня, лишив возможности ещё немного полюбоваться его впечатляющим профилем, от волнения у меня пересыхает во рту. Я кружила здесь, как пьяная пчела у цветка, минут сорок, собираясь с духом, чтобы сказать ему всего несколько слов. И вот, когда возможность предоставилась, мой язык прилип к нёбу.

— Привет, — здоровается Аверьян, когда я останавливаюсь у ступеней. То, что я не могу вымолвить ни слова, очевидно забавляет его: он так силится сдержать улыбку, что мышцы красивого лица забавно подергиваются. — Что-то не так?

— Привет, — отвечаю с запозданием. — Кхм. Я тут мимо проходила и… Есть минутка?

— Да хоть сколько. Присаживайся.

— Я не отниму много времени, так что… — Наши взгляды встречаются на весьма продолжительное мгновение… Такое, что мое сердце успевает сделать тройное сальто, а в глазах резко потемнеть и тут же развидеться. — Я, кажется, отвлекаю тебя?

— Нет, я уже закончил. Решил немного поработать здесь, чтобы не делать этого в самолете. Хочу выспаться и послушать музыку.

— Ты из тех людей, кто умеет крепко спать во время полета? — спрашиваю, садясь в кресло напротив.

— Да, вполне. Но думаю, что по части крепкого сна в непригодных для этого условиях с тобой мне точно не сравниться.

Из меня вырывается нервный смех, ведь я, судя по рассказам, умудрилась поспать в багажнике машины и в номере сомнительной придорожной гостиницы.

— Как ты себя чувствуешь, Адель?

— Лучше с каждым днем, спасибо. Массаж очень помогает. Я отлично чувствую свои ноги.

— Рад это слышать.

— Да, я тоже… рада.

Господи, что с его глазами? Почему они такие завораживающие?

— Вообще-то, я хотела поблагодарить тебя за всё, что ты для меня сделал. Зоя и родители рассказали, что ты проводил со мной много времени… Ника сказала, что между нами были прекрасные дружеские отношения, и мне очень жаль, что я совсем этого не помню. Я чувствую себя виноватой в том, что тебе пришлось отложить поездку из-за меня. Наверное, тебе было неприятно, когда я, очнувшись, сказала, что не помню тебя.

Аверьян опускает голову и так тепло улыбается, что мне становится страшно от собственных мыслей. Что, если до этого происшествия я была тайно влюблена в мужчину, которого все считают моим братом? То есть, он как бы и правда мой брат, но не родной, что ставит под сомнение данное утверждение. Но, учитывая, что мы из одной семьи, и его родители — мои родители, то мы с ним действительно брат и сестра. Хотя, как мы можем быть ими, если я приемный ребенок, а он родной?

— Помнишь ты меня или нет, значения не имеет. Главное, что ты вернулась, с тобой всё в порядке, и ты чувствуешь себя прекрасно, — говорит он, коснувшись меня нежным взглядом черных с зеленым свечением глаз. — А познакомиться заново мы всегда успеем. Там, глядишь, и вспомнишь, кто я такой.

Почему мне кажется, что за его словами скрывается любопытная история? Или же я просто хочу, чтобы так было?

— Могу я спросить?

— Конечно.

Немного подумав, Аверьян снова поднимает на меня глаза:

— Ты знаешь и помнишь, где была те бесконечные девять дней?

Бесконечные. А для меня их как будто вообще не было.

— Смутно, — пожимаю плечами. — Я думаю, что мне снился сон, в который вплетались воспоминания из прошлого. Только я забываю о нем с каждым новым днем. Я помню, что держала в руках вазу, похожую на огромный лист, упавший с дерева. Помню большой букет красных роз, свою испачканную кофту, Настю, которая говорит мне, что у кого-то должен быть изъян, — смеюсь, качая головой. — Не знаю, что это значит, но мне почему-то смешно от этого. Я помню многих, знаю их имена, как они выглядят, но совсем не помню, что меня связывает с ними. Я не помню тебя, но точно знаю, что Архип и Богдан — твои лучшие друзья. Знаю, что Ника очень ждала твоего возвращения. Но я отлично помню своих учеников!

— Это главное.

— Да! — смеюсь.

— Ты любишь свою работу, — говорит Аверьян. — Когда ты рассказывала мне, чем занимаешься и почему, у тебя горели глаза. Я тогда подумал, что ты и впрямь дочь своих родителей: хочешь помогать людям и делать этот мир прекраснее.

— Жаль, что я этого не помню. А мы с тобой давно знакомы?

Аверьян снова опускает голову, только теперь без улыбки.

— Не совсем. Мы познакомились несколько недель назад. Собственно, когда я приехал сюда.

— Правда? — я удивляюсь. — Я почему-то думала, что мы знаем друг друга много лет.

— Могли бы познакомиться раньше, но всё время что-то мешало: то ты заболеешь перед совместным отпуском, то у меня что-то приключится.

— Вот как. — Задумываюсь. Господи, как же это отвратительно ничего не помнить. — Что ж, я рада, что это, наконец, случилось.

— Да, — коротко смеется Аверьян. — Лучше поздно, чем никогда.

Где-то я уже это слышала…

— Ты всё ещё удивлена?

— Есть такое. Просто, я думала, раз ты просидел со мной столько времени и ещё отложил поездку по работе, значит, мы и впрямь давно дружим. Я имею ввиду, что нас связывает… дружба.

— Мы зря времени не теряли и сразу нашли общий язык.

— Видимо, так, — смотрю на него, мысленно перебирая пустые ящики.

— Кстати, мы с тобой уже сидели здесь, — говорит он, обведя взглядом беседку. — Ты рассказывала мне о своем детстве, когда родители удочерили тебя, а я сожалел, что меня в нем не было.

Подаюсь вперед и спрашиваю:

— Почему ты сожалел?

— Потому что находились те, кто систематически тебя обижал.

— О господи, — прикрываю рукой рот. — Я что, сидела тут и ябедничала?!

Аверьян смеется и закидывает ногу на ногу.

— Нет, ничего такого. К тому же я сам вынудил тебя рассказать об этом.

— Ну да!

— Правда! — продолжает он смеяться.

— И что же я тебе такого рассказала, раз ты испытывал чувство сожаления?

— А ты этого не помнишь? — смотрит он на меня с постепенно угасающей улыбкой. — Я имею в виду твое детство в новой семье?

Отрицательно качаю головой.

— Надо же. Совсем ничего?

— Ну, не то чтобы совсем не помню, просто… у меня возникает приятное ощущение, когда я думаю о прошлом. Я не могу упорядочить кусочки о том, что было, в своей голове, но они вызывают у меня только положительные эмоции. Если меня кто-то и обижал, то я этого совсем не помню. Я этого не могу почувствовать, даже пытаясь просто представить. Например, история с Богданом: я знаю, кто он, как выглядит и мое отношение к нему нейтральное, но с уклоном в положительную сторону. Когда я думаю о нем, у меня не возникает негативных чувств и эмоций, он просто есть и на этом всё.

— Но ведь тебе известно, что он сделал? — спрашивает Аверьян с напряжением в низком голосе.

— Да. Мне рассказали обо всем в подробностях, и это просто ужасно. В общем и целом, это жутко, но…

— Но? — вытаращивает он глаза.

— Я ничего не чувствую по отношению к тому, что он сделал мне. Да, скрытая камера в моей квартире — это омерзительно. А ещё он вроде как разбил мою машину и неоднократно прокалывал мне колеса.

— Ты и этого не помнишь?

— Очень смутно. Говорю же, это всё похоже на сон, который изредка дает о себе знать крошечными обрывками. И, честно говоря, мне хоть и не нравится блуждать в неизвестности и гадать, что было во сне, а что наяву, но конкретно в этом случае я рада, что не помню. Помнить — значит чувствовать. Я не помню ничего, что делал Богдан, а значит, и не могу чувствовать ни хорошего, ни плохого. Разве это не лучше, чем помнить каждую деталь от пережитого и испытывать страх?

— Я об этом так не думал, — задумчиво произносит Аверьян. — Но, наверное, ты права. Порой лучше находиться в неведении, чем знать детали.

— Мне кое-что интересно. Впрочем, нет. Звучит грубо… М-м. Могу я спросить? — Аверьян молча кивает, и мне почему-то кажется, что он знает, что меня интересует. — Богдан — твой лучший друг. Эта история скажется на ваших отношениях?

— Она уже сказалась.

— Да, я знаю, ты отказываешься навестить его и…

— Адель, послушай, — перебивает Аверьян, сложив перед собой руки в замок, — то, что ты не помнишь ничего о его жестоких действиях, поступках и словах, не является для него смягчающим обстоятельством. Оправдать всё это не способно ничего. Даже наркотики, оказавшие значительное воздействие на его мозги. Его действия привели к тому, что твой организм, как компьютер, встал в режим сна: внешних повреждений нет, но внутри их так много, что система удаляет файлы с потенциальной угрозой, затрагивая и те, что, наоборот, содержат в себе только самые положительные компоненты.

Смотрю на него, пытаясь понять скрытый смысл, ведь он точно есть.

— Не думай об этом. Мне пора собираться, — поднимается он на ноги, забирая со стола свои гаджеты. — Да и к тебе приехали гости.

— Какие гости?

Поворачиваю голову и с удивлением обнаруживаю своих учеников, которых ведет ко мне Зоя. Все с цветами, с подарочными пакетами, а Влад — наш Сладкий Медвежонок — держит над головой огромную связку ярких воздушных шаров.

— О господи! — вздыхаю от волнения и неожиданности. — Почему меня не предупредили?

Я рада всех видеть, но совсем не хочу, чтобы уходил Аверьян. Нет, я не хочу, чтобы он уезжал… Как будто мне будет плохо без его присутствия.

— Во сколько ты уезжаешь? — спрашиваю так, словно собираюсь его провожать.

— Через пару часов, — отвечает Аверьян и выходит из-за стола. Он смотрит на меня с улыбкой, заставляющей трепетать мое сердце и моментально этого испугаться. — Помнить — значит чувствовать, говоришь? Хорошо, что не помнишь, — добавляет с ухмылкой, глянув на приближающихся ребят, — а то залила бы сейчас всё слезами.

— …Что?

Аверьян поворачивает ко мне голову и улыбается:

— До скорой встречи, Адель. Увидимся в субботу, как и всегда.

Продолжая ухмыляться, он уходит, а на меня тут же набрасываются с объятиями и поцелуями мои дорогие и любимые ученики.