Внутри

26

Кручу в руках новый телефон, куда постепенно загружаются фотографии из облака, потому что старый покоится на дне озера, куда его выбросил Богдан. Так он сказал в полиции. Хочется верить, что моя галерея даст мне ответ на несложный вопрос: между мной и Аверьяном что-то было или нет? Безусловно, он абсурден. Однако не менее абсурдно то, что уже с первых минут пробуждения я расстроилась, узнав, что привлекательный незнакомец — мой… брат. Бр-р.

Очень надеюсь, что вот-вот появится фото, на котором запечатлен наш с Аверьяном поцелуй. Как пример… Ну, или что-то в таком духе, ведь моя жизнь определенно как-то с ним связана! Иначе как объяснить этот странный интерес, пульсирующий в животе?

А вдруг я призналась ему в чувствах, которые он отверг, поскольку считает меня… сестрой? Ох, боже, как остановить этот безумный конвейер вопросов и предположений?!

Система уведомляет, что загрузка завершена: в медиатеке нет ничего, что смогло бы пролить свет на донимающую меня проблему. И все чаты в мессенджере пусты, поскольку я всегда отказывалась от создания резервной копии. Меня это до чертиков раздражает: я помню пароли и прочую мелочь, но совершенно не помню Аверьяна! Если между нами были настолько теплые и дружеские отношения, как многие говорят, то ведь мы должны были созваниваться и отправлять друг другу сообщения! Его телефон сохранен в списке моих контактов не просто так, верно?

— К тебе можно? — стучит Вероника и медленно открывает дверь моей комнаты.

— Да, проходи!

Закрыв за собой дверь, она поднимает длинный подол шелкового халата и усаживается на кровать напротив меня.

— Как дела? — спрашивает с улыбкой.

— Хорошо. — Нет, могло быть и лучше. — Спасибо за телефон. Уже настроила.

— Вообще-то, благодари не нас, а Аверьяна. Мы с папой так закрутились, что даже не подумали о том, что он тебе необходим.

— М-м.

— И ты тоже об этом не подумала, да? — смеется она тихонько. — Ты чем-то огорчена?

— Нет, я просто пытаюсь кое-что вспомнить, но пока у меня это совсем не получается.

Вероника громко сглатывает и тихим голосом спрашивает:

— Что-то важное?

— Думаю, да. Это так странно… Почему я помню всех, кроме Аверьяна?

— А-а, — вздыхает она с облегчением. — Ты об этом. Что ж, думаю, это вполне объяснимо: вы знакомы всего несколько недель, Адель. Возможно, что образ Аверьяна ещё не успел укорениться в твоем сознании… ну, или как это ещё называется? Если бы ты знала его хотя бы пару лет, то, очнувшись, наверняка бы знала, кто он.

— Может быть.

— Не расстраивайся! — берет она меня за руку. — Папа сказал, что память постепенно восстановится. И хотя я очень опасаюсь этого, тем не менее, всё придет в норму, не беспокойся.

— Почему ты вздохнула с облегчением? Боишься, что я вспомню о том, что сделал Богдан?

— И это тоже. Не хочу, чтобы ты переживала всё сначала.

— А что ещё?

Вероника опускает голову и берет меня за другую руку.

— Ты помнишь, как появилась у нас?

— Конечно, — улыбаюсь. — Вы забрали меня из больницы и привезли в этот дом. Сказали, что я могу остаться, если мне всё понравится. Тебя что-то беспокоит?

— Возможно… Ты никогда не спрашивала, почему мы забрали тебя, как ты оказалась в больнице и какой была твоя жизнь до нас. Я подумала, может, после пережитого ты захочешь об этом узнать, или… не знаю, — нервничает она и качает головой. — По правде говоря, у меня никогда не было желания говорить с тобой об этом. Даже больше, я всегда боялась, что однажды ты начнешь задавать вопросы, на которые мне будет очень сложно отвечать. Не потому что у меня нет ответов, а потому что в них мало хорошего. Но когда ты лежала в постели столько дней, и я не знала, услышу ли ещё твой голос и смогу ли полюбоваться твоими прекрасными глазами, я очень сожалела, что так и не смогла найти в себе смелости всё тебе объяснить. Ведь пока я ждала тебя, ты, возможно, путешествовала в своем прошлом… Кхм. Прочитала в интернете несколько подобных историй и… вот. Что смеешься?

— Ничего, просто ты очень забавная.

— Ну, спасибо.

— Послушай, я нигде не была. По крайней мере, ничего об этом не помню. Но я знаю, что меня совсем не интересует моя жизнь до вас. И я помню, что так было всегда, Ника. Если бы всё было хорошо и волшебно, меня бы не удочерили незнакомые дядя и тетя, верно? Зачем мне знать о том, в чем, ты сама говоришь, мало хорошего? Даже моя память отказывается хранить об этом информацию, — говорю с улыбкой. — Есть только вы с папой и наша семья. И ни о чем другом я знать не хочу.

Шмыгнув носом, Вероника обнимает меня и гладит по волосам.

— Ты что, плачешь?

— Ага, — вздыхает она.

— Ладно. Только давай недолго. У меня волосы пушатся от соленой воды.

Тихонько посмеявшись, Ника отстраняется и чешет покрасневший нос.

— Хорошо. Больше об этом ни слова! — ставит она жирную точку. — С этого момента в нашей семье будут происходит только хорошие, приятные и добрые события!

— Да. И первым из них станет мой переезд.

— Что?! — вытаращивает она глаза. — Какой ещё переезд? Ты с ума сошла?

— У тебя тоже память отшибло? Я вообще-то жила отдельно, пока меня не затопил сосед.

— Адель, сейчас точно не самое лучшее время для переезда. Я не хочу напоминать, но в твоей квартире велась слежка.

— Но теперь-то это не так.

Мое безразличие явно поражает её.

— Да, но тебе нужно время, чтобы оправиться и восстановиться!

— Ника, мне не от чего оправляться, потому что я ничего не помню.

— Что, если, оказавшись в своей квартире, память к тебе вернется? Что, если тебе станет плохо, и ты снова потеряешь сознание? — паникует она. — Нет! Ни о каком переезде и речи быть не может! Поживешь с нами, пока я не буду уверена, что ты готова к самостоятельной жизни!

— Ника, со мной всё в порядке!

— Это не так, милая моя, ведь твоя память ещё немного барахлит, — говорит она и шустро поднимается на ноги. — Вот когда она восстановится, когда ты переживешь и прочувствуешь то, о чем пока не помнишь, мы и поговорим о твоем переезде. А пока поживешь с нами под нашим ненавязчивым наблюдением!

— Что мне переживать? Я не помню только Аверьяна!

— Вот и замечательно, значит, есть повод заново с ним познакомиться, потому что он тоже живет в этом доме! И, кстати, не жалуется, в отличие от некоторых!

— Ну да. Вообще-то, ему давно есть где жить, но он вынужден оставаться здесь, ведь не хочет тебя расстраивать!

— Вот видишь, — усмехается Ника, — тебе следует брать пример с брата. Он любит свою маму и не хочет, чтобы она… Что ты сказала?

Ника замирает и смотрит на меня без тени веселья.

А что я сказала?

Черт возьми, что я только что сказала?

— У Аверьяна есть, где жить?

— …Я не знаю. Я просто… предположила.

Нет, я знаю. Знаю, что ему необязательно оставаться в этом доме, потому что у него есть… есть…

— Адель, ты что-то вспомнила?

— Нет, я просто предположила, говорю же.

«Родители не говорили, что ты уже нашел себе жилье».

«Они об этом не знают. И я сделал это ещё два года назад».

— Адель? Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Разве что, задержусь здесь ещё на недельку, — отвечаю с улыбкой, мысленно соединив два крошечных кусочка пазла. — Так уж быть, уговорила!

С самого утра меня одолевает волнение. Из-за него я случайно разбиваю стеклянный флакон с увлажняющим кремом, спотыкаюсь о ножку стула и задеваю стакан с соком на столе, который опрокидывается на Кирилла и свежий выпуск медицинского журнала, который он с интересом читает. Я никогда не страдала рассеянностью и неуклюжестью, но сегодня, в субботу, эти две паршивости решили на мне отыграться. И хотя к вечеру, наигравшись вдоволь, они оставили меня в покое, им на смену пришла другая проблема: неопределенность.

Я перемерила весь свой гардероб, пытаясь создать идеальный образ для легкого праздничного вечера в караоке-клубе, куда приедут мои подруги и даже ученики. А ещё родители и их близкие друзья. Возможно, даже Виктор и Виталина Юр, но это не точно. Вроде бы всё. Ах, да! И Аверьян, если он не опоздал на свой рейс или его не задержали.

В сотый раз смотрю на свое отражение в зеркале: синие джинсы, белая футболка, белые кеды. Это ведь самое то для вечера в караоке-клубе? Можно дополнить образ длинными серьгами и браслетами, так он станет нежнее и женственнее… А волосы поднять или распустить? Челку на бок или распушить, чтобы лежала прямо?

— Черт! — ругаюсь, рухнув на кровать. — Чего я так нервничаю-то?

Две минуты глубокого дыхания, и я снова встаю перед зеркалом: мой образ меня устраивает. В конце концов, это не какой-нибудь торжественный вечер с платьями и смокингами. Мы собираемся танцевать и петь песни, а удобнее всего это делать в простой и легкой одежде.

— Адель! — встречает меня Кирилл у лестницы. — Прекрасно выглядишь.

— Ты тоже, пап. Мы с тобой будто сговорились!

На нем тоже синие джинсы и белая футболка, а поверх синий в белую крапинку пиджак.

— О! Вы что, сговорились? — спрашивает Ника.

Она идет к нам походкой от бедра в силуэтном платье изумрудного цвета с легкой шифоновой накидкой в тон. Туфли на шпильке, сверкающий клатч, украшения…

— Ты что, едешь не с нами? — спрашиваю, переглянувшись с Кириллом.

— Почему это?

— Дорогая, а ты не сильно нарядилась для караоке?

— Я собираюсь петь лиричные и слегка драматичные песни. Мне необходимо соответствовать выбранному репертуару.

— А-а! Ну, если так, то ты просто молодец!

По пути в город Ника пару раз звонит Аверьяну, но ей отвечают, что абонент находится вне зоны действия сети.

— Его самолет должен был приземлиться сорок минут назад. Говорила же, надо было его встретить.

— Он сказал, что это не нужно и он доберется сам, — напоминает ей Кирилл. — Зайди на сайт аэропорта и посмотри онлайн-табло.

— Я и смотрю, — комментирует Ника, глядя на экран телефона. — Вот! Говорю же! Самолет приземлился сорок минут назад. Почему он не включает телефон?

— Ника, — вздыхает Кирилл. — Ну, забыл он, что ты так паникуешь? А может, познакомился в самолете с какой-нибудь девушкой и влюбился в нее с первого взгляда?

— Твои слова да богу в уши, — смеется Ника. — Я была бы не против увидеть нашего сына с девушкой. Мне даже интересно, какой он, когда любит кого-то? Уехал от нас в восемнадцать, и его годы бурной личной жизни прошли мимо нас.

— Всё ещё впереди!

— Я знаю, дорогой.

— Возможно, девушка-то уже есть. И желательно, конечно, чтобы мы говорили на одном языке, — смеется Кирилл. — Вдруг она окажется иностранкой? И как мы с ней знакомиться будем, учитывая, что мы оба знаем только hello и how are you?

— Если он и впрямь забыл включить телефон из-за девушки, то лично мне всё равно, иностранка она или нет. Я знаю своего сына, если он влюбится, то исключительно в лучшую.

— Да, ты права. И это у него от отца.

— А нам долго ещё ехать? — спрашиваю, напомнив о себе.

Раздражение застревает в горле горьким комком. Нашли о чем поговорить!

Так, стоп. С чего я так злюсь? Может, потому что день с утра не задался и это дает веские основания полагать, что и его завершение окажется не лучше? Например, я зря потратила кучу времени перед зеркалом, потому что Аверьян приедет в клуб в компании какой-нибудь жгучей брюнетки, которая незамедлительно отдастся ему в кабинке туалета, пока Ника будет исполнять какой-нибудь душевный романс!

«Да! Да! Ещё, сладкий! Ты лучший! Да! Да!»

Бог мой. Я уже слышу голос этой девушки…

Постойте-ка! Кажется, это не плод моего воображения, а настоящее воспоминание… Черт возьми, у Аверьяна и впрямь есть девушка, и однажды я стала невольным свидетелем их интимной близости!

— Мы уже на месте, — говорит Кирилл, заехав в парковочный карман. — Приехали ровно в семь.

«Рада была встрече! Надеюсь, теперь мы будем видеться чаще?»

«Непременно».

Что ж, по крайней мере, она не иностранка.

Безобидный разговор родителей оставляет внутри досадное чувство потери, и потому, поднимаясь по широкой лестнице в заведение, которое до самого закрытия будет исключительно в нашем распоряжении, я с неохотой и обидой признаю: я совсем не хочу, чтобы у Аверьяна была девушка. Не хочу знакомиться с ней, не хочу смотреть на то, как Кирилл счастливо улыбается, когда она начнет любезничать с ним на понятном ему языке, и совершенно точно не желаю видеть, как руки Аверьяна обвиваются вокруг её талии.

— Не забудь, ты должна удивиться, — напоминает мне Ника за несколько секунд до того, как я вхожу в темный зал, который тотчас взрывается от аплодисментов и яркого света.

— Ну надо же! — изображаю я удивление, глядя на сорок с лишним человек… — Мой день рождения через месяц.

— Не беспокойся, мы и его отметим как следует! — смеется Ника. — Но сегодня у нас не менее радостное событие!

— Ты с нами, Адель!

— Ну и заставила же ты всех нас понервничать!

— Можно сказать, что мы отмечаем твой второй день рождения! — заключает Настя, растолкав всех плечами, чтобы заключить меня в крепкие объятия. Прильнув к моему уху, она шепчет: — Я люблю тебя, Адель! И сегодняшний вечер для тебя и ради тебя!

А не слишком ли это всё?

Несколько минут уходит на то, чтобы поприветствовать и поблагодарить каждого, кто сегодня согласился разделить со мной этот чудесный вечер. Именно так я говорю тем, кого пригласили родители, а остальные — мои подруги, ученики и Архип с Дариной — удостаиваются дружескими объятиями и искренним «спасибо». Я правда рада их видеть, и я очень стараюсь не позволять смехотворным чувствам внутри меня влиять на мое настроение.

— Архип, а где Аверьян? — спрашивает Ника, когда мы занимаем места за одним из небольших круглых столиков. Я задаюсь тем же вопросом. — Я не могу до него дозвониться, у него выключен телефон! Самолет уже давно приземлился, а от него ни слуху, ни духу.

— Не знаю, — пожимает Архип плечами. — Мы разговаривали с ним день назад, и он сказал, что после аэропорта сразу поедет… Так вот же он!

Мое сердце подпрыгивает и замирает в воздухе. Не знаю, чего боюсь больше: взглянуть на Аверьяна и лишний раз убедиться, что только из-за него не могу дышать, или увидеть рядом с ним брюнетку, стон которой звучит в моих ушах всё громче и громче? В первом случае я окончательно осознаю, что пропала и, очевидно, уже давно. Ну а во-втором… с болью в сердце признаю, что у меня нет никаких шансов. Господи! Я уже и о шансах думаю.

— Всем привет! — здоровается он, обмениваясь рукопожатиями с Архипом и Владом — единственным парнем среди моих учеников.

Ника терпеливо ждет своей очереди, и когда Аверьян обнимает её, его улыбчивый взгляд устремляется ко мне.

— Почему у тебя выключен телефон? — спрашивает она, не желая выпускать его из объятий. — Я звоню, звоню, а всё без толку!

— Скажем так, с моим телефоном случилась маленькая неприятность: он выпал из кармана и разбился.

— Как же так?

— Мам, — вздыхает он, закатив глаза, — ну всё. Меня всего неделю не было.

— Для любящей матери это целая вечность!

Чтобы прекратить объятия, Аверьяну приходится взять Нику за запястья и убрать её руки. Оставив на её макушке поцелуй, он что-то тихонько говорит ей, а потом подходит ко мне. Первые две секунды я стою в полном замешательстве: он что, собирается меня обнять?

— Здравствуй, Адель, — говорит мне, гипнотизируя поразительно завораживающими глазами.

— Привет.

— Как ты себя чувствуешь?

— Да прекрасно! — отвечаю с каким-то глупым и детским писком. — Кхм. А у тебя как? Как прошла съемка?

— Потрясающе, — улыбается он. — И съемка, и мои дела.

— Ну, и отлично.

Я обязательно наберусь смелости и спрошу его о том, что на самом деле между нами было и было ли! Ведь не просто же так он смотрит на меня, улыбаясь и светясь, как лампочка, внутри которой таится какой-то секрет?

Настя объявляет начало музыкального вечера и предлагает немного подкрепиться. Выдыхаю с облегчением, когда Аверьян занимает место рядом с Архипом, который решил переместиться за другой столик.

— Слушай, а это тот самый Архип, о котором ты рассказывала? — тихонько спрашивает меня Полина. Смотрю на подругу в непонимании. — Ну, не то чтобы рассказывала, но частенько упоминала в разговорах.

— Учитывая, что в моем окружении есть только один Архип, думаю, да.

— Он симпатичный. А эта блондинка — его девушка?

— Нет, кузина. Дарина.

— М-м! — улыбается Полина, накручивая темную прядь вьющихся волос на палец. — Не знаешь, у него кто-нибудь есть?

— Ну-ка, девочки! — прерывает нашу беседу Настя, поставив на стол круглый поднос с коктейлями. — Разбираем и набираемся смелости перед выходом на сцену!

— Я здесь только для танцев! — предупреждаю сразу. Да и то не уверена, что захочу отрывать свою пятую точку от мягкого стула.

— Это мы ещё посмотрим, — играет бровями Настя и салютует всем гостям. — За Адель!

— За тебя, наша доченька! — подхватывает Ника.

Салютую в ответ, чувствуя себя совершенно неуютно. Мне никогда не нравилось быть в центре внимания, и уж тем более являться виновницей торжества. В такие моменты меня не оставляет чувство, будто все вокруг делают мне одолжение, словно выполняют передо мной негласное обязательство.

Тяну коктейль из трубочки и бросаю быстрый взгляд на Аверьяна. Он внимательно слушает Архипа, держа в руке тяжелый стакан с виски. Черт возьми, ну и привлекательный же у него профиль! Короткие на висках волосы перетекают в аккуратную щетину, покрывающую заостренные скулы…

«Это Аверьян? В черной рубашке?»

«Да, милая, это он. Наш сын и твой старший брат».

Возмутительно. Да какой он мне ещё брат? Я его впервые вижу!

— О чем это ты задумалась, а? — подталкивает меня в плечо Настя.

— …Да так, — трясу головой. — Кажется, кое-что вспомнилось…

— И это что-то связано с Аверьяном?

Оглядываюсь на щебечущих подруг, а потом снова смотрю на самую болтливую из них:

— Я надеюсь, ты никому и ничего не говорила?

— О! Милая, так было бы что говорить, — смеется Настя, бросив взгляд на Аверьяна. — Ты же сама ничего не знаешь, так как же я могу о чем-то разглагольствовать? Кстати, ты… до сих пор ничего не знаешь?

— Нет, но у меня такое чувство, что…

— Что? — смотрит она на меня с любопытством.

Понизив голос до шепота, отвечаю:

— Мне кажется, что за то время, что мы с ним общались, я успела в него влюбиться. И меня жутко выводит из себя, что у него есть девушка.

— Постой, у Аверьяна есть девушка?

— Да. И я, кажется, застукала их во время секса.

— А-а, это, — вздыхает Настя.

Смотрю на нее изумленно.

— А-а, это? То есть?

На сцену выходит Ника и объявляет всем, что будет исполнять одну из своих любимых песен Елены Ваенги.

— Настя! — смотрю на подругу, аплодируя Нике. — Что это значит?

— Нет у него никакой девушки, — отвечает она, поддерживая Нику. — Они занимались сексом в дамской комнате, пока ты пудрила носик. Мы в тот вечер приехали в клуб с девчонками, там вы и встретились впервые.

Я поражена. Смотрю на подругу с открытым ртом, а Ника уже затягивает песню.

— Черт возьми, и когда ты хотела сказать мне об этом?

— Я вообще не хотела ничего говорить. Потому что, как я прочитала в интернете, к человеку, потерявшему память, воспоминания возвращаются постепенно и дозировано, ведь это безопасно для его психики и психоэмоционального…

— …я снова курю, мама, снова! А вокруг тишина, взятая за основу! — поет Ника.

— Какой к черту интернет, Настя?!

— И не только он. Вообще-то, об этом не раз говорили Ника и Кирилл, так что я последовала совету взрослых людей, один из которых имеет медицинское образование. К тому же, что в этом такого? Это же просто секс в туалете. И не ты в нем участвовала. Другое дело, когда… Ох, браво! Ника, ты супер! — подскакивает она на ноги, аплодируя первой певице этого вечера.

Тяну её за руку, вынуждая снова занять свое место.

— Тебе известно что-то ещё?

— Ладно, хорошо! Так уж и быть, я спою! — объявляет Дарина и выходит на сцену под аплодисменты.

— Настя, если тебе есть что сказать мне, говори немедленно.

— Послушай, — поворачивается она ко мне с виноватым и растерянным видом, — я не хочу навредить твоей психике, которая по каким-то причинам избавила тебя от воспоминаний об Аверьяне. Вдруг то, что я скажу, спровоцирует какой-то процесс, и ты…

— Я, кажется, в край достала свою подругу![5] — поет Дарина.

— О, Адель, — усмехается Настя, — песня о тебе!

— Последние сутки она не снимает трубку!

— Говори! — толкаю её ногой под столом. — Ты моя подруга или чья вообще?

— Ладно! Только пообещай мне, что ты не будешь на меня злиться и обижаться?

— Я очень постараюсь.

— Мы поехали плясать, ждет такси у кафе, даже выпить не успела, а как будто подшофе!

— А у этой девчонки отличный голос! — комментирует Настя, пока в очередной раз не получает от моей ноги толчок. — Ладно. Кхм. Аверьян тебя поцеловал, а ты поплыла, прямо как в этой песне.

— ЧТО?!

— И меня повело-о-оу, всё поехало-поплыло-о-оу!

— И когда ты собиралась мне об этом рассказать? — смотрю на нее, буквально задыхаясь от шока.

Аверьян поцеловал меня. Он поцеловал меня, а я не помню этого!

— Вообще-то, я очень надеялась, что ты вспомнишь об этом сама. Ну, или он тебе расскажет, — кивает она в его сторону. — Адель, согласись, было бы странно мне рассказывать очнувшейся и потерявшей память тебе о том, как ты целовалась с мужчиной, которого твои родители называют твоим братом, который, в свою очередь, по каким-то причинам не стал тебе напоминать о вашей… минутной слабости?

— По каким-то причинам? Это по каким же? Он осознал, что совершил ошибку? Или… или ему не понравилось?

— Милая, я не знаю. Правда. Мне лишь известно, что он тебе понравился. Хоть ты и отрицала это, тем не менее, ты сравнила Аверьяна с потрясающей песней, а это значит, что, — загадочно улыбается подруга, — ты всё же прониклась им. И раз уж он поцеловал тебя, то это взаимно.

Он меня поцеловал. Поцеловал! Инстинктивно поджимаю губы и смотрю на Аверьяна, пытаясь вспомнить этот момент, но тщетно. Ничего! Глухомань! Пустота! Темнота! Черт!

— Браво! — свистят столики.

— У тебя замечательный голос!

— Спасибо, — делает поклон Дарина. — Я в курсе! Возможно, когда-нибудь прославлюсь на весь мир!

Ну, как же это возможно? Как можно поцеловаться с мужчиной, от которого я вся млею, и забыть об этом? А, может, после поцелуя он извинился и сказал, что больше такого не повторится? А, может, мы в тот момент оба были пьяны?

И, словно чувствуя мой неотрывный взгляд на себе, Аверьян оборачивается, пару секунд смотрит на меня, а потом улыбается и жестом руки предлагает стать следующей, кто выйдет на сцену.

— О, нет! — отрицательно машу руками. — Без меня!

В этот момент Настя, осушив стакан с коктейлем, решительно поднимается с места:

— Ты поешь восхитительно, — обращается она к Дарине, — но и я ничуть не хуже!

Наш столик стучит, верещит и взрывается от оглушительной поддержки.

— Я рискну исполнить легендарный хит группы No Doubt! — информирует Настя, взяв в руки микрофон. — Мой английский не безупречен, поэтому, прошу вас проявить терпение и понимание, а лучше — выйти и потанцевать! Don’t Speak,[6] пожалуйста!

Следующие несколько секунд, пока идет проигрыш, мужчины послушно приглашают на танец своих дам. Наш Медвежонок предлагает руку Лене, Архип ведет за собой Полину, чему моя подруга откровенно счастлива. Когда я вижу, как к нашему столику идет Аверьян, мое сердце подскакивает к самому горлу.

— Потанцуешь со мной? — спрашивает он меня с улыбкой, от которой мои ноги становятся ватными.

— Почему бы и нет?

Касаюсь пальцами его теплой ладони, внутренне содрогнувшись от ощутимой вибрации в воздухе. Стараюсь держаться уверенно, непринужденно, свободно… В общем, веду себя так, словно действительно иду танцевать с братом, а не с мужчиной, с которым не так давно целовалась. Замечаю улыбчивые взгляды родителей: Кирилл держит за руку Нику, а потом грациозно разворачивает её к себе как профессиональный танцор и ведет её в медленном танце.

Аверьян же делает это со мной с ласкающей осторожностью. Его движения уверенные, но тактичные, словно спрашивающие моего позволения. Когда его ладонь оказывается на моей талии, воздух во мне замирает, а в следующее мгновение будто рассыпается, как сверкающая пыльца.

— Как тебе вечер субботы? — спрашивает он, глянув на сцену. Моя подруга тем временем начинает петь. — А у нее неплохо получается. Я думал, будет хуже.

— Эй! — С улыбкой толкаю его в плечо. — Вечер субботы довольно приятный.

— Субботы вообще особенные стали, — усмехается он. — А как тебе конкретно эта?

— Хорошая.

— Серьезно?

— Похожа на выпускной в школе, — сдаюсь.

— Точно, — деланно задумывается он. — А я-то всё думаю, что этот вечер мне напоминает.

Тихонько посмеявшись, мы смотрим друг на друга.

— Отлично выглядишь, — говорит Аверьян, а я всё пытаюсь заставить себя вспомнить вкус его губ.

— Да, мне… мне намного лучше.

— Рад это слышать.

Я и правда как будто на выпускном вечере: волнуюсь, танцуя медленный танец с самым завидным парнем, в то время, как мои родители тут рядом, делают вид, что совсем не замечают, как их повзрослевшая дочь находится в опасной близости к мальчику… парню. Мужчине. Господи боже, брату!

— Мы целовались? — спрашиваю в лоб, а Настя как раз затягивает знаменитый припев. Вспыхнувшее сомнение на мужском лице влепляет мне отрезвляющую оплеуху.

— Любопытный вопрос. — Аверьян уводит улыбчивый взгляд в сторону. — И какова же причина его возникновения?

— Просто ответь мне.

Теперь он снова смотрит на меня, и воздух между нами ощутимо густеет.

— Не думаю, что разумно говорить об этом здесь, в окружении близких нам людей, ведь существует вероятность, что многое из моего ответа тебе не понравится.

— А где тогда мы сможем поговорить? В твоей квартире?

Взгляд Аверьяна на мгновение застывает.

— Ты всё вспомнила?

Тошнота подбирается к моему горлу.

— «Всё»? — смотрю на него ошарашено. — А там что… много чего… было?

— Ясно, — усмехается он, заметно расслабившись. — Значит, не вспомнила.

— Так помоги мне это сделать, — настаиваю. — У меня скоро голова треснет от вопросов, на которые я не могу найти ответы. Между нами что-то было? — спрашиваю, испытывая неловкость.

— Как ты себе это представляешь? Мы ведь с тобой брат и сестра.

— Ты меня поцеловал.

— Кто сказал?

— Я, — смотрю на него упрямо, — рассказала об этом своей подруге. Я же не могла это выдумать. Просто ответь, это правда?

— Зачем ты спрашиваешь, если «не могла это выдумать»? — смеется он, словно нарочно выводя меня из себя.

— А тебе так сложно ответить?

— Да, Адель. Мне чертовски сложно ответить.

— Почему?

Припев в исполнении моей подруги звучит второй раз, только теперь её голос похож на плач травмированной птицы и визжащего комара в ночи.

— Беру свои слова обратно, — комментирует Аверьян.

— Скажи мне, — настаиваю, невольно поднявшись на носочки. Моя рука сжимает его плечо, а тело подается вперед. — Если что-то было, нечестно, что я об этом ничего не знаю.

— Хорошо, — кивает он, обжигая горячей ладонью мою кожу через футболку. — Мы поговорим об этом. Но после того, как я спою.

— Тогда иди сейчас.

В ответ он лишь улыбается и морщится, когда Настя в очередной раз затягивает припев.

— Спасибо всем за терпение и понимание! — благодарит она в микрофон, вызвав смех и улыбки. — Ну, и кто следующий?

— Ты! — говорю Аверьяну и взглядом приказываю идти на сцену. — Живее, ну!

— Так жаждешь узнать, целовались мы или нет? — смеется он, выпуская меня из объятий.

— Иди.

Развернувшись на пятках и спрятав руки в передние карманы темных джинсов, Аверьян ленивой походкой поднимается на сцену и забирает у Насти микрофон. Он фиксирует его на подставке, потом просит Архипа подать ему стул.

— Кажется, будет что-то интересненькое, — говорит мне Настя, взяв меня за руки. — А я как? Нормально спела?

— Супер!

— Ну ты и обманщица!

— Я заслушалась, честное слово!

— Ну, тогда после Аверьяна я снова что-нибудь исполню.

Мы обмениваемся улыбками и, прижавшись плечами друг к другу, смотрим на сцену. Аверьян садится на барный стул и поправляет микрофон на подставке.

— Я видела, вы танцевали.

— Угу.

— И? — чувствую её взгляд сбоку. — Ты спросила его?

— Да, спросила. А он сказал, что здесь об этом говорить не стоит.

— А где тогда? — смеется Настя. — В его постели?

Толкаю её бедром и складываю руки на груди.

— У меня поцелуй почву из-под ног выбил, а ты о постели говоришь.

— Но ведь ты тогда осталась с ним, а что было дальше…

Договорить не получается, поскольку наши подруги начинают громко вопить от восторга. Поднимаю глаза на экран и вижу название песни, которую будет исполнять Аверьян:

3 Doors Down

Without you

— Это же самая крутая песня на свете! — визжит Полина.

И Аверьян начинает её петь: красиво, мелодично, чувственно! С каждым новым словом моя нижняя челюсть опускается всё ниже, а Настя рядом медленно говорит:

— Да он же просто великолепен. Да у него же просто обалденный голос!

И это слабо сказано. Низкий, с чарующей хрипотцой и легкой бархатистостью… Мое сердце стучит всё медленнее и тяжелее.

«Я просто уверена, что у него писклявый голос. Какой-то изъян у него определенно должен быть!»

Смотрю на Настю — она молчит, продолжая с восхищением смотреть на Аверьяна. Припев в его исполнении звучит потрясающе. Господи, до мурашек чувственно!

«Я не хочу видеть тебя в качестве брата! Ты мне не брат, Аверьян!»

«Хорошо. Тогда обсудим поцелуй?»

Меня пронизывает насквозь его необыкновенный голос. Он что-то делает со мной, словно проявляет пленку со снимками…

«Здесь есть свет?»

«Какой ты хочешь?»

«Такой, чтобы я могла видеть твои глаза».

Он целовал меня. Я помню вкус его настойчивых губ, нежность языка и горячую кожу, аромат которой впитался в мою…

«Покажи мне, как на самом деле ты хочешь меня».

Я это говорила. И я чувствую, как хочу сказать это ещё много раз! Мои глаза медленно скользят по его ногам, рукам, плечам и шее. Я вижу, как надувается вена сбоку, когда голос, от которого трепещет всё во мне, заполняет пространство.

Я скучала по Аверьяну. Я тосковала и только теперь понимаю, насколько сильно. Темнота обретает черты, в тишине звучит только он.

«Говорят, у меня неповторимый голос. Даже сам Брэд Арнольд[7] позавидует».

Меня разрывает от счастья. Это то, что я чувствовала, когда была с ним! Как я могла об этом забыть?!

«Пожалуйста, Адель, если ты слышишь меня, дай мне знак. Прошу тебя. Я должен знать, что ты здесь. Что ты не исчезла, не заблудилась, что ты здесь, со мной. Прошу тебя».

Из моих глаз сыплются горошины слез. Чувства переполняют меня настолько, что я не могу дышать…

«Я люблю тебя, Адель. И я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. Только не оставляй меня, ведь я без тебя уже не смогу».

Нет, я плачу! Плачу от счастья и радости, ведь я вспомнила! Мое сердце колотится в груди, руки дрожат, а кожа горит от пожара внутри меня!

Я влюблена в него. Каждая клеточка моего тела, сердца и души отдана ему — Аверьяну, не моему брату, не другу, не знакомому, а мужчине, о котором я позабыла.

— Адель, он просто невероятно поет! — толкает меня в бок Настя. — Адель, это что-то неверо… Адель? Адель, что с тобой?

— Я люблю его, — произношу, не в силах оторвать от Аверьяна собственных глаз. — Я ведь люблю его!

— Э-э-э, ты права, за такой неповторимый голос я тоже его лю… Адель? Адель, ты куда?

Аверьян допевает последние слова, а мои ноги сами несут меня к нему. Они не поддаются контролю, не реагируют на слабые крики здравого смысла. Я просто поднимаюсь на сцену и подхожу к Аверьяну, чья улыбка превращает меня в тающее мороженое. Он встает на ноги, убирает пальцами дорожки слез на моем лице, и, задержав взгляд на моих приоткрытых губах, нежно целует их, заполняя пустоту нескольких недель свежим воздухом и настоящей любовью.