Внутри

5

«Делись советами с друзьями. Кому-кому, а им точно полезно их услышать», — в который раз звучит в моих ушах.

За завтраком выясняется, что Адель не ночевала дома, как того пожелали родители. Для мамы отсутствие приемной дочери стало чуть ли не катастрофой, взорвавшейся тихой бурей эмоций на подтянутом лице.

— Как это? — хлопает она глазами, глядя то на Зою, то на отца. — Она ведь сказала, что останется! Ты видела, как она уезжала и ничего нам не сказала?

— Я не знала, Вероника! Она принесла испачканное платье в постирочную и сказала, что пойдет на качели. И на ней был ваш спортивный костюм, ведь в этом доме у нее совсем не осталось одежды.

Очевидно, Зоя этим очень опечалена.

— А что случилось с её платьем? — спрашивает мама, опустив задумчивый взгляд в тарелку.

— Случайно пролила на себя вино, — отвечает Зоя, почему-то утаив мое участие в этой истории. — Я предложила ей переодеться, чтобы поскорее отправить одежду в стирку.

— Случайно, — произносит мама, глянув на отца так, словно это было далеко не так. — Снова. Зоя, принеси мне, пожалуйста, мой телефон. Я оставила его в комнате заряжаться. Не думала, что он мне сегодня понадобится.

— Конечно.

Смотрю на родителей, громко пережевывая хрустящий огурец. Вместо кофе у меня банка с соленым и бодрящим рассолом.

— Что-то не так?

— Нет, — качает головой мама и поднимает на меня задумчивый взгляд, который пытается разбавить улыбкой. — Всё в порядке. Просто я была уверена, что Адель здесь. Кхм.

— Какие у тебя на сегодня планы, сынок? — интересуется отец.

— Да такие же, как и у тебя, — усмехаюсь. — Собираюсь прийти в себя.

— Это правда, — признает отец, держась за больную голову. — Давно такого не было. Может, чуть позже сыграем в теннис?

— Почему бы и нет? Если вы не против, то сегодняшний день я проведу дома. У меня на завтра запланировано много встреч, и я должен нормально соображать.

— Это связано с работой?

Согласно киваю, проследив взглядом за Зоей. Не женщина, а метеор! Как она так быстро поднялась на второй этаж и вернулась? Тоже беспокоится об исчезнувшей Адель?

Она вручает маме её телефон и молча уходит на кухню.

— Мне подобрали несколько вариантов для студии, и я хочу на них взглянуть. — Мама не замечает мой взгляд. Она старается и меня слушать, и писать сообщение сбежавшей дочери. — Если меня всё устроит, начнем ремонт. А потом займусь квартирой.

— Квартирой? — тут же реагирует мама. — Какой квартирой? Где?

— Моей, мам. Ты же не думала, что я буду жить с вами?

— Нет, но… Ты ведь только что приехал, Аверьян! Дай мне тобой наглядеться и побыть рядом!

— Ника, — смотрит на нее отец. — Он не говорит, что съедет от нас уже завтра. Аверьян делится своими планами на ближайшее будущее.

— Вы с сестрой с самого утра решили свести меня с ума! — качает она головой и снова смотрит в свой телефон. — Что ж, это тоже интересно. Новый опыт.

— Мам, — обращаюсь к ней, опустив руки на стол. — Я не хочу обижать тебя. Не хочу задеть твои чувства. Но, прошу, перестань, пожалуйста, так её называть. Адель мне не сестра. И я ей не брат. Я знаю и совершенно спокойно и нормально отношусь к тому, что она ваша дочь. Но мы с ней никак не связаны. Совсем. Я очень надеюсь на ваше понимание, — смотрю на обоих.

— Хорошо, — произносит мама, взволнованно глянув на отца. — Мы просто привыкли так вас называть и… Конечно. Как скажешь.

Привыкли? И сколько же раз на дню Адель приходилось слышать это нелепое «брат и сестра»?

— У нее снова не работает телефон! — бросает мама с раздражением. — Она даже не подумала написать мне сообщение, что уехала и добралась до дома без приключений!

— Ника, она уже взрослая, — говорит ей папа, наклонившись к столу. — Она не должна отчитываться перед нами о каждом своем шаге.

— Хочешь сказать, что ты ни капельки не переживаешь?

— Разумеется, я переживаю, но я так же понимаю, что ей необходима свобода.

— В наше время свобода слишком тесно переплетается с опасностью, которую несут в себе ненормальные люди.

— Они и раньше существовали.

— Но сейчас их намного больше, — не уступает мама, а потом, словно вспомнив, что за столом сижу я, набирает в легкие воздух и виновато улыбается. — Извини, дорогой.

— За что? — поднимаю банку с рассолом. — За то, что беспокоишься о дочери?

— Адель не живет с нами уже два года, — говорит отец, — но мама никак не может к этому привыкнуть.

— Мне нанесена серьезная психологическая травма, — шутит она. — Мой сын уехал подальше от своей семьи на целых четырнадцать лет. Теперь я боюсь, что дочь сделает что-то подобное.

— Ника, она работает в твоем центре, — закатывает отец глаза. — Вы видитесь почти каждый день. Разве этого мало? И будет лучше, если мы поговорим об этом после завтрака.

— Из-за меня? — спрашиваю. — Слушайте, не ведите себя так, словно я идиот. Если вы хотите поговорить о дочери — говорите. Если я сказал, что не считаю её сестрой, то это вовсе не значит, что я её ненавижу. К тому же, насколько мне известно, она солидарна со мной в этом вопросе. Мы просто ваши дети. Каждый по отдельности.

— Да, — качает головой мама, словно пытается убедить себя в этом, — да, ты прав, милый. Конечно. Я просто немного переживаю, вот и всё.

И, наверное, правильно делает, учитывая, что её дочь спуталась с каким-то ублюдком. А они вообще в курсе, что у нее есть парень?

Где-то в глубине эта мысль нервирует меня. Где-то очень глубоко.

— Не думаю, что тебе стоит волноваться, — говорю, положив на кусок хлеба ломтик колбасы. — Она, наверное, уехала к своему парню.

А я и не знал, что у мамы такие большие глаза. Надо же, как она их выпучила!

— Что? — смотрит на меня, потом на отца. — Какой ещё парень? Богдан?

— Это точно не Богдан.

— Откуда ты знаешь, что у Адель есть парень? — спрашивает отец. — Вы вчера общались, да?

Полная надежд улыбка появляется на его губах.

— Немного.

Вчера ваша привлекательная дочь в милом коротком платьице стала причиной моей эрекции.

— Как хорошо! Вы с сестрой находите общий язык! — радуется мама, заправив за ухо каштановые до плеч волосы.

Не знаю, что сейчас выражает мой взгляд, но мама, вспомнив о моей просьбе, которая, очевидно, вот-вот превратится в жесткое требование, спешит извиниться:

— …То есть, Адель. Прости, Аверьян. Мне нужно немного времени, чтобы привыкнуть.

Воспоминание о коротком, сексуальном платьице на стройной фигуре и реакции моего тела теперь вызывают тошноту. Всего одно слово «сестра» и приятное тепло в паху превращается в самый настоящий стыд.

— И что она тебе рассказала? Потому что я точно не в курсе. Мы только вчера обсуждали с ней Богдана, но она и словом не обмолвилась о другом парне.

— Может, потому, что тебе пока не стоит об этом знать? — вздыхает отец.

— Мы должны знать, кто он! Какой он человек и вообще — всё ли у него в порядке с головой. Адель что-нибудь о нем рассказывала?

Отрицательно качаю головой, прожевывая бутерброд. Я думаю о том, какие красивые у нее губы. Именно на них я обратил внимание в первую нашу встречу, случившуюся в дамской комнате ночного клуба, где я трахал Инессу. Они понравились мне с первого взгляда, и если бы за пять минут до этого я не развлекался с давней подругой, которая слишком перевозбудилась от радости встречи со мной, я бы поцеловал их. Её губы будто созданы для поцелуев…

Губы Адель.

Губы «сестры».

— Так странно, — прерывает мои мерзкие мысли мама. — Мы вчера так хорошо общались, и она ничего мне не рассказала. А я так надеялась, что у них с Богданом что-то получится. Но Адель сказала, что они только друзья. И телефон всё ещё выключен! Уже десятый час. Адель просыпается рано!

— Ника…

— Мне неспокойно! — потирает она указательным пальцем лоб. — С ней могло что-то случиться. Я была уверена, что она сейчас дома! После завтрака поеду в город.

— Это так необходимо?

— Да, Кирилл, — решительно заявляет мама, — и ты поедешь со мной! Она обещала, что останется здесь, а сама снова… — Мама резко замолкает и уводит взгляд в сторону. — В общем, съездим в город ненадолго. Заедем к дочери и просто узнаем, как у нее дела.

— Раз уж выбора у меня нет, — со вздохом выходит отец из-за стола, — пойду приму душ и буду собираться.

— Спасибо, дорогой.

Глубоко вздохнув, мама подносит к губам чашку с кофе и делает осторожный глоток.

— И давно ты такой стала? — спрашиваю, глядя на нее с откровенным весельем.

— Какой?

— Чересчур обеспокоенной.

В темно-зеленых глазах проскальзывает чувство вины.

— Отец прав, Адель не маленькая девочка. И она уже два года живет отдельно от вас. Ты не слишком сжимаешь её?

— Если и так, то на это есть причины, — отвечает мама. Смирившись с недоступностью дочери, она кладет телефон на стол. — Не хочешь поехать с нами?

— Нет, — отвечаю ясно и коротко. — Что значило это твое «снова»? Ты узнала, что Адель испачкала платье, и сказала «снова» так, будто это имеет какой-то более глубокий смысл.

— Не бери в голову, — говорит она, тряхнув головой. — Просто сказала. Если ты сегодня планируешь провести день дома, пригласи друзей. Сыграете в теннис, в бильярд, поплаваете в бассейне.

— Хочешь уйти от ответа? — спрашиваю с улыбкой. — Если так, то за ним кроется что-то очень серьезное. И, думаю, я имею к этому непосредственное отношение.

— С чего ты взял?

— Твой взгляд становится виноватым. Вот ты сидишь, переживаешь за дочь и ничего не можешь с этим поделать, а потом смотришь на меня и как будто сожалеешь, что в свое время так же сильно не переживала и не беспокоилась обо мне. И это вынуждает тебя чувствовать себя виноватой. Если ты расскажешь мне об этом таинственном «снова», то это чувство лишь больше в тебе разыграется. Я не прав?

— Ты даже представить себе не можешь, как я скучала по тебе, — улыбается мама.

— Могу, — подпираю подбородок рукой и улыбаюсь в ответ. — Ведь я тоже по тебе скучал.

— Приятно слышать, сынок! — смеется она, засияв, как капля росы на солнце. — Я уже и не ждала, что ты вернешься. Где-то в глубине своего сознания я уже, кажется, смирилась, что мы будем встречаться два-три раза в год на другом континенте до конца моих дней. Но вот ты сообщил, что собираешься вернуться домой, и всё в голове перемешалось.

— Ясно, — делаю продолжительный кивок. — Но причем здесь Адель?

— При том, что она с самого детства считает себя лишней, когда речь заходит о тебе, — отвечает мама, опустив голову. — Мы столько раз приезжали к тебе в Нью-Йорк, а потом та незабываемая поездка в Таиланд! — улыбается мама. — Рим, Барселона, зимние каникулы в горах Швейцарии! Адель должна была быть с нами в каждом нашем путешествии, но всегда что-то случалось. То ангина, то отравление, то предстоящие экзамены.

— Она же ездила с вами в Китай, — вспоминаю.

— Да, а ещё в Турцию и Египет. Она ездила только туда, где не было тебя, Аверьян.

Я только сейчас начинаю осознавать, что каждый раз, когда мы с родителями планировали совместный отдых, они приезжали без девочки, имя которой я даже и не старался запомнить. Мы всегда отдыхали большой компанией друзей и родственников, и мне просто не было дела до ребенка, за которого родители взяли ответственность. Есть и есть. Когда вырастет — вылетит из гнезда, чтобы строить свою жизнь.

— Ты не помнишь этого, — читает мама мои мысли. — Но каждый раз за день или два до отъезда, с Адель что-то случалось. Появлялась весомая причина, которая позволяла ей пропустить поездку. С ней оставались Зоя или Лера с Андреем, если, конечно, они не уезжали вместе с нами.

— И ты считаешь, что она так поступала, потому что считала себя лишней?

— Я так не считаю, Аверьян. Я это знаю, — уверенно говорит мама. — Потому что, когда мы собирались в Таиланд, мы до последнего не сообщали ей, что там будешь ты. Мы с отцом сказали, что будем там только с Лерой и Андреем, но я очень боялась, что Адель обидится на нас или, того хуже, что ей станет плохо… В общем, за несколько часов до вылета я сказала, что у меня есть отличная новость: ты смог вырваться из плотных трудовых будней и составишь нам компанию. Через несколько минут у нее заболел живот и поднялась температура. Поэтому, зная всё это, я испытывала некоторое беспокойство относительно вашей первой встречи, которая состоялась вчера.

Чешу нос. Первая наша встреча состоялась не вчера, к чему мы оба оказались не готовы.

— Утром я заехала к ней на работу. Адель казалась очень уверенной и спокойной, она заверила меня, что рада твоему возвращению, потому что от этого счастливы мы с папой. А вечером её всё нет и нет. Наконец приезжает и говорит, что стаканчик с кофе случайно на нее опрокинулся.

— И ты решила, что она это сделала нарочно, чтобы не приезжать?

— Нет, — улыбается мама, — ведь в ином случае Адель бы вчера вовсе не появилась. Но когда мне пришлось задействовать фокус с вопросами, тут я уже немного напряглась. Она нервничала. Правда, когда мы все вместе сели за один стол, я успокоилась. Она ни капельки не волновалась и выглядела так же, как и всегда. Настоящие качели!

— Фокус с вопросами? — поднимаю бровь.

Такое чувство, что каждое новое слово, сказанное мамой, утягивает меня в неизвестность всё дальше и глубже.

— Психологический прием, который позволяет очень быстро остановить стремительно разыгрывающуюся тревогу. Когда Адель была маленькой, мы это часто проделывали, но по мере взросления всё реже и реже.

— Гипноз какой-то, что ли?

— Не совсем. В детстве Адель часто погружалась в тревожные состояния, и чтобы избавить её от них, психолог посоветовала переключать её внимание с помощью вопросов. Простые, но связанные друг с другом одной темой. Хватает трех-четырех, чтобы перезагрузить нервную систему.

— Ты серьезно? — смотрю на нее, с трудом сдерживая смех. — Хочешь сказать, что я оказываю какое-то негативное воздействие на её нервную систему?

— Как я уже сказала, Адель с детства считает себя лишней, — совершенно серьезно говорит мама. — Не хочу углубляться в эту… достаточно неприятную тему, но я считаю, что эта мысль вновь проснулась в её голове, когда она узнала о твоем возвращении. И стаканчик с кофе, как и вино, она опрокинула на себя нарочно. Она знает, как мы с папой ждали тебя, как радовались твоему приезду, и, наверное, ей не хотелось мешать нам… В общем, такие дела.

Зачем я слушаю всё это?

Зачем мне столько знать о ней?

Пф. Ещё и больше половины банки рассола выпил, который через несколько минут вылезет обратно.

«Они вели себя с ней просто по-ублюдски, когда рядом не было ваших родителей. Да что уж там: Вероника с Кириллом до сих пор не знают, сколько всего пришлось вынести их дочери, пока все вокруг пили, развлекались и вели непринужденные беседы! Её нежелание признавать в тебе брата оправданно. Ты знал, что все эти люди, а в особенности твои подружки, считали виноватой именно её в том, что ты не хотел больше приезжать сюда. Из-за этого ей приходилось молча стряхивать с себя всё то дерьмо, которым её поливали», — отчеканивает каждое слово голос Дарины.

Тошнит. В ближайшем будущем никакого алкоголя.

— Про стаканчик с кофе ничего не знаю, — говорю, спешно отодвинув стул. — Но вино на нее выплеснул я. Случайно! — поднимаю вверх ладони. — Так что она, наверное, просто захотела проснуться в постели со своим парнем, а не… Всего хорошего, мам! — кричу, спеша в туалет.