Внутри

4

Я солгала Дарине, и сейчас самое время в этом признаться. Я нервничаю так, что трясутся колени, которые из-за моей же неуклюжести теперь предательски обнажены.

— Я выгляжу очень глупо, мам, — говорю Веронике, бросив боязливый взгляд на толпу гостей, кружащих на заднем дворе. Дурацкое чувство дежавю. — Прошу тебя, давай перенесем знакомство на завтра? У меня сегодня не самый удачный день, и вообще…

— А вдруг завтра на тебя перевернется ещё один стаканчик с кофе? Или ты заболеешь? Или Насте срочно понадобится помощь?

Знаю, Вероника давно устала от моих бесконечных оправданий и причин, которые я порой создавала нарочно.

— Ты прекрасно выглядишь, — смотрит она в мои глаза с такой очевидной мольбой, что мне непременно становится совестно. Вероника так старалась и ждала этот день. И она тоже переживает, только совсем не так, как я. — И мне всегда нравилось это милое платье в цветочек. Ты в нем как школьница.

Прекрасно. Выглядеть как школьница в свои двадцать четыре года перед встречей с тем, кто явно ненавидит меня, очень даже многообещающе.

На кой черт я вообще заехала за этим проклятым кофе, который не смогла удержать в собственных руках?

Летнее короткое платье в цветочек, в котором я щеголяла в девятнадцать лет, имеет слишком открытое декольте для знакомства со всеобщим любимцем и ещё более откровенное — для излишнего внимания настойчивого поклонника. И в том и в другом случае мой наряд — единственный, который я впопыхах нашла в своей комнате в этом большом доме, — неуместен. Пришлось вернуться в машину за худи, чтобы, раз уж это неизбежно, оставить лишь один яркий акцент — обнаженные ноги. С учетом короткой волнообразной юбки, они кажутся длиннее, чем есть на самом деле. И это тоже совершенно неуместно.

— Пойдем, прошу тебя! Вот-вот будут подавать горячее! И папа тебя ждет!

Я поела перед тем, как ехать сюда.

У меня желудок болит.

Мне нужно срочно возвращаться в город!

Что мне следует ответить, чтобы по уважительной причине пропустить этот ужин?

Осторожно взяв меня под руку, Вероника плавно и неспешно ведет меня к гостям. Видели бы меня сейчас мои ученики, которым я регулярно говорю одно и то же: верьте в себя, верьте в свои силы и оглядывайтесь назад только для того, чтобы увидеть огромную разницу между страхом в прошлом и уверенностью в настоящем, которая крепнет в каждом из вас изо дня в день. Только вот моя сейчас с воплями дает деру.

— Как прошел твой день? — интересуется Вероника, словно мы прогуливаемся по бульвару. — Чем занималась после работы?

— Заехала в магазин, купила немного продуктов, а потом отвезла Настю в аэропорт и вернулась домой.

— Она улетела в Питер к отцу?

— Да. Побудет у него несколько дней.

— Она соскучилась по нему?

— Думаю, да.

— А есть ещё какая-то причина его навестить?

— Она говорит, что там быстрее приходит в себя после работы.

— В этот раз она долго писала картины?

— Да, это так.

— С чем это связано, если не секрет?

— Я не творческая личность, чтобы это понять, — отвечаю с улыбкой и вдруг осознаю, что перестала волноваться. Сердце бьется тихо-тихо, будто спряталось глубоко в груди и превратилось в маленький комочек. — Давно ты не проделывала этот фокус, — произношу, стыдясь посмотреть Веронике в глаза. — Спасибо.

— Просто ты давно в нем не нуждалась. В скором времени он тебе и вовсе не понадобится.

До этого момента я думала так же.

Мой приемный отец заключает меня в объятия, когда мы делаем короткую остановку у круга его самых близких друзей и коллег. Кирилл Кох — известный в стране и за рубежом хирург-ортопед с по-настоящему волшебными руками. Я не знаю, когда он всё успевает: с каждым днем пациентов становится всё больше, в медицинском университете его ждут сотни студентов, а дома — любимая супруга.

— Рад тебя видеть, милая, — говорит он, погладив меня по спине. — Почему не заезжаешь ко мне в клинику? Ангелина по тебе соскучилась. Говорит, ей кофе не с кем пить.

— Сейчас у меня свободного времени будет больше, так что на днях обязательно заеду.

— …Мы пойдем, — информирует Вероника мужа, опустив детали, которые и так ясны. — Присоединишься?

— Это лишнее, правда. Я и без того выгляжу как малолетка, так вы ещё и собрались вдвоем вести меня, словно знакомиться с новой школой.

— И правда, — соглашается Кирилл, с улыбкой глянув на жену. — Я буду лишним. А выглядишь ты замечательно, — говорит он и целует меня в лоб.

Идем дальше, проходим мимо девчонок, которых Вероника считает моими подругами. Я их ненавижу, и это взаимно, хотя мы очень стараемся друг другу этого не показывать. Кто-то чего-то добился, кто-то лишь делает вид, кому-то увеличили определенные части тела, а кто-то всё ещё превращает ресницы в неподъемные веера. Одно образование, второе, третье, но работать не спешат, да и надо ли это вообще? Любимицы своих безотказных родителей, игрушки в руках избалованных и бессовестных парней. И всё это, чтобы казаться взрослыми, умными и самодостаточными на своих драгоценных страничках в соцсетях.

— Адель! — улыбается Белла и поднимает вверх большой палец. — Классно выглядишь!

— Спасибо, — посылаю такую же фальшивую улыбку в ответ. За долгие годы практики я прекрасно научилась это делать. — Кажется, ты испачкалась?

— К сожалению, да. И в этом, кстати, виноват твой хвостик. Когда ты уже дашь парню шанс? Мучаешь беднягу!

И этот бедняга сейчас беседует с Дариной. Видеть его не могу.

— А вот и они! — говорит Вероника, крепче сжав мою руку. — Только погляди, какие длинные волосы у Дарины. Когда они успели так отрасти?

Да, сейчас как раз самое время обсудить роскошную шевелюру Дарины, которая, вполне вероятно, уже сообщила Богдану о моей маленькой лжи. Может, хоть это заставит его остановиться и перестать на что-то надеяться? Ладно, об этом я подумаю после того, как поставлю жирную галочку в пункте «знакомство с Аверьяном».

Это ведь он? Тот, что стоит спиной, расставив ноги на ширине плеч и сложив руки на груди?

А он высокий. Ноги длинные, спина широкая. Ростом как Богдан. Волосы черные-черные. Он поворачивает голову в бок, позволяя на мгновение очертить взглядом его профиль. Короткие на висках волосы перетекают в аккуратную щетину, покрывающую заостренные скулы. Я могла бы сказать, что именно таким его и представляла, но нет. Я старалась этого не делать вообще.

— Это Аверьян? — спрашиваю Веронику, когда до момента Х остается всего несколько секунд. — В черной рубашке?

— Да, милая, это он. Наш сын и твой старший брат.

Да какой он мне ещё брат? Я его впервые вижу!

Последние шаги делаю с закрытыми глазами, стараясь подавить раздражение от неприятного звука мужского голоса, который, кажется, называет Дарину чокнутой. Это последнее, что я слышу перед тем, как собрать всю свою волю и смелость в кулак и расправить плечи.

Мой взгляд распахивается, ноги тотчас останавливаются, радостный голосок Дарины превращается в постепенно отдаляющийся звон. Черные с темно-зеленым основанием опалы смотрят прямо на меня. Их хозяин — человек с впечатляющим выражением лица.

Суровым.

Пугающим.

В гневе — агрессивным.

Тигр, бесшумно поднявшийся из воды.

Господи боже! Это же…

— А мы как раз говорили о том, когда же ты уже приедешь! — доносится до моих ушей голос Дарины.

Поворачиваю тяжелую голову к Веронике. Спросить её, какого черта мужчина из ночного клуба, где я вчера отдыхала с подругами, сейчас находится здесь? Точнее, мужчина, который занимался сексом с девушкой в женском туалете, а потом любезно поделился со мной непрошеным советом!

— Аверьян, это наша дочь Адель, — представляет нас друг другу Вероника заметно взволнованным голосом. — Адель, а это наш сын Аверьян.

«Уходи от него. Ударил один раз, сделает и второй».

Че-ерт.

— Ну, приятно, наконец, познакомиться с тобой, Адель, — добавляет он и протягивает мне руку.

Разумеется, он узнал меня.

Разумеется, удивился, только виду не показывает.

— Взаимно.

Мои холодные пальцы исчезают в его большой и теплой ладони. Его внимательный взгляд не отпускает меня, держит, как голодный охотник несчастного зайца за длинные уши. А когда его глаза делают медленное и явно демонстративное движение в сторону моей правой скулы, спрятанной за густыми волосами, от напряжения у меня сводит челюсти.

— Ты переоделась? — спрашивает Дарина. — Ты же вроде была в другом.

Забираю свою руку, вырвавшись из безжалостного плена черных глаз.

— Да, я случайно опрокинула на себя стакан с кофе. Пришлось переодеться.

— Мне нравится!

— Привет, Адель, — здоровается Богдан. — Как…ты?

Серьезно? Он правда хочет знать сейчас, как я?

— Привет, — отвечаю ему только, чтобы ни у кого не возникло вопросов, и вместо ответа здороваюсь с Архипом.

В воздухе повисает напряженное молчание, которое, кажется, никто не желает нарушать. Аверьян с откровенной внимательностью изучает мое лицо, а мой бегающий туда-сюда взгляд определенно забавляет его. Ещё бы! Девчонка, которую он все эти годы ненавидел, оказалась жалкой и беспомощной дурой, которая вчера пыталась спрятать побои!

— Вы меня извините, но что там с ужином? — Спасибо, Дарина! — Я чертовски проголодалась!

— Точно! — с облегчением выдыхает Вероника. — Ужин! Проходите к столам! На карточках обозначены ваши места.

— На карточках? — удивляется Дарина. — Бог мой, Вероника! Ну вы даете!

— А что? Я ждала этот день много лет. Имею право устроить грандиозный праздник! Ну, давайте, дорогие, проходите!

Вероника отходит от нас и на пару с помощницей приглашает гостей занять свои места.

— Пойдем вместе? — подхватывает меня за руку Дарина. — Нам есть о чем поболтать.

— Давай в другой раз? — говорит ей Богдан и становится напротив меня. Почти впритык, мерзавец. — Адель, мы можем поговорить? Я провожу тебя к столу.

— Не стоит. Мы с Дариной вполне можем справиться.

Обхожу его, а Дарина следует рядом со мной.

— Адель, пожалуйста! — берет он меня за другую руку, вынудив остановиться. Бегло глянув по сторонам и заметив случайный взгляд Аверьяна, одергиваю руку, обдав Богдана сердитым взглядом. — Для меня это очень важно, — почти умоляет он. — Пожалуйста.

— Я не хочу сейчас говорить, Богдан. Я приехала к родителям, ты понимаешь это?

— Если бы ты отвечала на мои звонки, я бы в этом разговоре не нуждался.

— Потом, Богдан! Хватит уже!

— Чего застрял? — ударяет его по плечу Архип. — Идем!

Нехотя приняв поражение, Богдан идет за другом и умудряется несколько раз обернуться, чтобы взглянуть на меня.

— Адель, это я виновата, — тихонько произносит Дарина. — Это из-за меня он прилип к тебе, как банный лист.

— Сказала ему, что у меня есть парень? — предполагаю.

— Прости.

— Ничего страшного. Это даже к лучшему.

— Я так сказала исключительно из лучших побуждений. Правда! — Её лицо искажает виноватая гримаса. — Как раз и повод появился: он начал говорить Аверьяну, что ты ему очень нравишься, но он всё не мог найти удачный момент, чтобы сообщить ему об этом…

— Зачем? — перебиваю, повернув к ней голову. — Ему-то зачем об этом говорить?

— Ты ведь его сестра, и это дело…

— Дарина!

— Ну, Богдан с этого начал! — оправдывается она. — Что ему всегда было неудобно из-за того, что ты сестра его лучшего друга, на что Аверьян ответил, мол, ему всё равно, что там между вами происходит, ведь ты ему не сестра. В общем, вы сходитесь во мнениях, так что проблем нет.

— Прекрасно, — говорю, заметив Аверьяна в толпе. Хорошо, что в этом мы сходимся. — Меня это обнадеживает.

Нет, ну как так получилось, не пойму?! Аверьян должен был приехать сегодня к обеду, а не вчера!

— Я сообщила Богдану о твоих отношениях, чтобы он оставил тебя в покое. Да, пока это плохо получается, но я уверена, что Аверьян вправит ему мозги, потому что мой дорогой кузен явно с этим не справляется.

— И что Богдан ответил на твои слова?

— Не поверил, разумеется. Но, как видишь, взбудоражился. Очевидно, что об этом и хочет поговорить с тобой.

— Ну да.

Правильнее сказать «и ещё об этом», ведь главная тема остается той же: он ударил меня, и я этого уже никогда не забуду.

— Ну и? Как тебе Аверьян?

— Мое мнение о нем не успело сформироваться.

— И правда. Вы ещё толком не узнали друг друга. Но это дело поправимое. Времени у вас теперь много.

Никак не комментирую её слова и просто иду вперед. Дана, помощница Вероники, отправляет Дарину за пятый столик, а мне указывает на первый.

— Так ты за основным столом, — говорит Дарина. — Жаль, не сможем поболтать. Зато у вас с Аверьяном есть возможность пообщаться друг с другом. Да и Богдана не будет рядом. Этот несчастный за моим столом.

Небольшие круглые фонари, выстроенные вокруг каждого стола, загораются, а официанты зажигают большие белые свечи. Если бы на прозрачных пластмассовых стульях были надеты белые чехлы, я бы решила, что попала на чью-то свадьбу с неформальным дресс-кодом.

— Давай, милая! — зовет меня Вероника и указывает на свободный стул. — Садись вот сюда!

За столом уже сидят родные братья Кирилла с супругами и младшая сестра Вероники с мужем, который два года назад попал в серьезную аварию и после нескольких операций, проведенных Кириллом, проходит восстановление. Занимаю свое место и вижу, как Аверьян садится на соседний стул и разворачивает его к дяде. Будто дает ясно понять, что моя компания ему неприятна. Но я и без того это знала, так что пофиг.

— Мы рады, что ты снова с нами, Аверьян, — слышу я голос Леры. — Тебя здесь очень не хватало, дорогой мой племянничек!

Я всегда знала, что родной сын Вероники и Кирилла был важной частью их большой и крепкой семьи. Я никогда не слышала о нем ничего плохого, даже когда кто-то вспоминал о его непростом характере в подростковом возрасте и бесконечные походы родителей в школу. Он часто устраивал драки, приносил сигареты, распивал спиртное с друзьями где-нибудь в подъезде и вообще больше был похож на отпетого хулигана, нежели на сына известного хирурга и не менее известной бизнесвумен, ставшей колоссальной поддержкой и опорой для многих родителей, воспитывающих особенных детей. «Было и было, — слышала я, — он ведь мальчик, а мальчики должны быть упрямыми, дерзкими и противостоять этому миру».

В детстве я боялась думать о нем. Будь мне сейчас десять-одиннадцать лет, я бы слышала только то, что мной заменили его, как игрушкой, которой когда-нибудь тоже найдут замену.

«Когда он вернется, а это обязательно случится, избавятся от тебя, подкидыш», — любили повторять близняшки. И я боялась вовсе не этого, ведь мне было чуждо само понимание детского одиночества. Я страшилась того, что Аверьян, который в моем дырявом сознании обрел образ густого черного дыма в самую громкую и дождливую ночь, восстанет из тьмы и обречет меня на вечные страдания. И хотя я не понимала, в чем именно они бы заключались, я точно знала, что мне будет очень больно и холодно. Настолько, что я буду желать умереть.

Кирилл подмигивает мне, как бы говоря: «Отлично сидим, правда, Адель?». Отвечаю ему улыбкой и плавным кивком, как делала это в детстве.

Скоро ли мне уже можно будет уехать?

Столы ломятся от еды и напитков, один тост и пожелание никогда больше не уезжать в чужие края следует за другим. Летние сумерки сгущаются всё сильнее, и, когда слово желает сказать Вероника, загорается огоньками длинная каменистая тропинка, ведущая к частному озеру.

— Вот-вот будет салют! — объявляет она, слегка опьяневшая, но очень счастливая. — Так, а теперь настала моя очередь высказаться!

Гости шумят, как болельщики на футбольном матче. Аверьян, проговоривший с родственниками и не прекращающими свои визиты друзьями последний час, поднимается с места и подходит к маме. На его фоне Вероника кажется очень маленькой и хрупкой. Обняв сына, она смотрит на него, задрав голову, а потом прячет лицо в его груди и прижимается крепко-крепко.

— Простите! — говорит она громко и заплаканным голосом. — Ничего не могу сказать, кроме того, что я очень счастлива сейчас!

Мне приятно смотреть на них. На моих глазах выступают слезы, которые я спешу промокнуть салфеткой.

— А теперь салют! — командует Вероника забавным из-за слез голосом, вызвав всеобщий смех. — Ну же! Ребята! Салют, говорю!

Через пару секунд раздается громкий хлопок, и в черном небе взрываются тысячи ярких огней. Подперев рукой подбородок, молча любуюсь неповторимой красотой.

— Адель, Кирилл, вставайте все вместе, я вас сфотографирую! — торопит Лера, настраивая камеру на своем телефоне. — Ну же, Ника!

— Идем скорее! — зовет меня Кирилл. — На фоне салюта! Будет здорово! Наше первое совместное фото!

Я не хочу, но послушно делаю то, чего от меня ждут. Становлюсь рядом с Кириллом, но он, взяв меня за плечи, вынуждает занять место в самом центре, почти между ним и Вероникой. Аверьян, высокий, становится позади, и мои обнаженные ноги моментально ощущают исходящее от него тепло. А ещё давление, давящее на плечи.

— Салют, сыр, улыбаемся, ребята! — верещит Лера, стараясь снять нас на фоне яркого фейерверка. — Отлично! Просто огонь! Браво! Адель, красавица! Только папа и дочь счастливо улыбаются, а мать с сыном будто кислой каши съели! Улыбаться что ли не умеете?

— Готово? — спрашивает Аверьян, и его голос проносится за моей спиной на низких и вибрирующих частотах. Ему наверняка не составит труда убрать меня из снимка при помощи фотошопа.

— Есть!

— Отлично! Отправь мне всё, что получилось, — говорит Вероника.

— И мне тоже! — добавляет Кирилл.

Мы с Аверьяном решаем, что нам эти фотографии ни к чему, и молча расходимся в разные стороны.

— Отличный вечер, — говорю родителям, тихонько предвкушая долгожданное прощание. — Я так наелась, что дышать не могу.

— Почему мне кажется, что ты собралась уезжать?

— Потому что тебе не кажется, — говорю с улыбкой. — Уже поздно. А мне ещё до города добираться.

— И это первая причина, по которой ты должна остаться здесь на ночь, — отвечает Вероника. Началось! — А вторая заключается в том, что завтра воскресенье. И тебе ничего не мешает встретить его в родительском доме подальше от города.

Вот для чего следовало давно завести кота, который нуждался бы во мне круглосуточно.

— Мам…

— Прошу тебя, милая! — берет она меня за руки. — Вечер продолжается! Посидите с подругами на пирсе с бокальчиком вина. Или на качелях у беседки. Ты давно сюда не приезжала, а кроме тебя на них никто не катается.

— Хорошо, — отвечаю, немного подумав. — Меня уговорили качели.

Они с Кириллом смеются и возвращаются за стол, а я, только сейчас осознав, что оставила телефон в машине, потому что попросту в спешке забыла о нем, незаметно для многих проскальзываю между столами и иду к подъездной дорожке.

— Адель!

Ну, не так уж и незаметно.

— Адель, постой! — догоняет меня Богдан. Останавливаюсь, потому что он преграждает путь. — Прошу тебя, поговори со мной. Я со вчерашнего дня не нахожу себе места.

— Интересно, почему?

Он очень похож на своего отца. Такое же квадратное лицо, большие синие глаза и светлые с холодным отливом волосы с четким и ярко выраженным боковым пробором. Бедняжка Дарина тратит столько денег, чтобы добиться такого цвета, а мужчинам семьи Савельевых он дарован природой.

— Прошу тебя, прости меня! Я очень и очень сожалею, что сделал это. Адель, — смотрит он в мои глаза, — я не хотел причинить тебе боль. Пожалуйста, позволь мне загладить свою вину. Прошу тебя.

— Я не хочу с тобой говорить, Богдан. Я даже видеть тебя не могу.

— Я понимаю…

— Нет, ты не понимаешь! — перебиваю. — Вчера я увидела другого тебя. И он мне не понравился. Он напугал меня.

Богдан запускает пальцы в свои идеально уложенные волосы и отступает от меня всего на маленький шаг, будто мои слова оттолкнули его.

— Я просто урод, — качает он головой. — Я знаю. Можешь мне не верить, но я сам от себя такого не ожидал и мне противно смотреть на себя в зеркало. Я заслужил всё, что ты обо мне думаешь. Только… прошу, не ставь на мне крест. Не лишай меня надежды, прошу тебя.

Теперь за голову хватаюсь я и отхожу от него на несколько шагов в сторону припаркованных машин, потому что это его упрямое нежелание принять очевидное уже вконец достало. Я чувствую, что могу не сдержаться, и совсем не хочу, чтобы у всплеска моих эмоций были случайные свидетели.

— Адель, постой…

— Богдан, что ещё я должна сказать, чтобы ты наконец понял, что ты мне не интересен? — спрашиваю, развернувшись к нему. — Что я считала и считаю тебя другом, который всегда был добр ко мне! Да, я продолжаю это делать, несмотря на то, что ты врезал мне вчера, перепутав с боксерской грушей!

— Не говори так, — трясет он головой. — Пожалуйста, не говори. Я ненавижу себя за это!

— А как мне сказать иначе? Я ведь и пыталась вчера объяснить тебе, что между нами ничего не может быть, кроме дружбы. Но тебе это не понравилось. И я бы точно не рискнула вновь поднять эту тему, не будь там, в нескольких метрах от нас, — указываю рукой на светящийся двор, — двести человек, среди которых есть мои родители. Потому что я боюсь тебя.

— Я не сделаю тебе ничего плохого, Адель! — подходит он ко мне, но я инстинктивно отступаю. — Я не причиню тебе вреда! Обещаю, я…

— У меня больше нет в этом уверенности, — говорю спокойно, но решительно. — И я не думаю, что в ближайшее время всё будет, как раньше. Просто оставь меня в покое, прошу тебя.

Музыка становится громче, а вместе с ней и радостные вопли самых веселых гостей. Забавный контраст: для кого-то сейчас разворачивается целая трагедия, а у других праздничное и громкое настроение.

— У тебя кто-то есть? — спрашивает Богдан, опустив голову. — Только прошу, скажи мне честно, и я обещаю, что больше тебя не потревожу. Я не буду искать встречи с тобой и…

— Да, есть.

Его взгляд подпрыгивает и замирает на мне в немом возмущении.

— …Ладно, — произносит он, словно убеждая себя, — я понял.

— Надеюсь на это.

Оборонительно сложив на груди руки, в спешке обхожу его и быстрым шагом иду к своей машине. Не думаю, что он погонится за мной и, схватив за волосы, припечатает меня к земле. Но всё же несколько раз оборачиваюсь.

Схватив телефон с заднего сиденья, направляюсь к гостям, но на полпути останавливаюсь. Вероника с Кириллом танцуют медленный танец, напевая вместе с гостями известную песню. Они чудесная пара, в которой если и появляются какие-то проблемы, то решаются они конструктивными и спокойными диалогами.

Услышав громкий и пронзительный смех близняшек, похожий на визг куриц, резко меняю направление в сторону дома. Жаль, я не знала, что останусь сегодня здесь. Взяла бы с собой ноутбук и поработала бы немного в любимой беседке, где писала все свои курсовые и дипломную работу.

Захожу в дом через боковую дверь, ведущую в узкий коридор, а из него — на кухню. На большом кухонном острове выстроена посуда, бутылки с напитками, фужеры и много-много закусок, ради сохранения свежести которых здесь работает мощный кондиционер. Мои ноги покрываются мурашками, руки прячутся в сплошном кармане худи. Обхожу двух официантов, укладывающих креветки в кляре вокруг маленького соусника, и вдруг из-за широкой дверцы холодильника впереди появляется ещё один и опрокидывает на меня холодную красную жидкость из хрустального графина. В нос ударяет виноградный запах вина. Оно буквально стекает по моим губам, по шее и проникает под худи.

Раздается бранное словцо. Смотрю на виновника моей второй за сегодняшний день неудачи, и у меня спирает дыхание. Продолжая держать графин и тарелку с рассыпавшимися по полу кусочками сыра, Аверьян пристально смотрит на меня, не обращая внимания на то, как по его подбородку стекает вино.

Зато замечаю я. И наблюдаю за этим так долго, что в животе возникают подозрительные колебания.

— Ты в порядке? — спешит на помощь Зоя, бессменная домработница этого дома. — Адель, милая, живее снимай кофту! Надо же такому случиться! Ещё и белая!

Опускаю взгляд на худи, которое из белого превратилось в розовое.

— У меня есть отличный отбеливатель, справится на ура. Только нужно поторопиться. Снимай же! Как это у тебя получилось такое сотворить? — спрашивает она Аверьяна и с нарочито сердитым видом качает головой. Но уже в следующую секунду улыбается ему и, словно добрая бабушка, несколько раз хлопает ладошкой по его спине. — И ты тоже испачкался.

— Не так страшно. На черном ничего не видно. — Глянув на меня, он говорит: — Прошу прощения. Я не нарочно.

— Всё в порядке. Это я сегодня немного неуклюжая.

Может, он уже протрет свое лицо салфеткой?

— Адель, снимай кофту! — торопит Зоя. — Чем дольше тут стоим и болтаем, тем сложнее будет отстирать пятна.

— Я бы её послушал, — советует Аверьян, ставя графин и тарелку на кухонный остров. — Хотя бы потому, что в гневе Зоя очень страшна.

— Ну, скажешь тоже! И что ты тут забыл в холодильнике? Тебе мало того, что на столах?

— Я просто захотел сыр.

— Так сказал бы. Я бы тебе его принесла! А то пришел тут и шороху навел!

Кладу телефон на стол и снимаю мокрую кофту. От холодного воздуха мое тело моментально покрывается мурашками.

— Ну, ты посмотри, что наделал! — Зоя забирает мою кофту и оглядывает мой дурацкий подростковый наряд. — Даже платье девочке умудрился запачкать!

— Не думаю, что это такая уж большая проблема. У тебя ведь есть отличный отбеливатель, — говорит Аверьян и переводит взгляд на меня. — Осталось только снять платье.

Его слова приводят меня в ступор. Аверьян проводит ладонью по колючему и влажному подбородку, а потом облизывает её и смотрит на меня:

— Вкусное вино.

У меня махом пересыхает во рту.

— Аверьян, тебе здесь делать нечего! У тебя целый двор гостей, вот и возвращайся к ним! — командует Зоя. — А ты, милая, давай уходи отсюда поскорее! На тебе такое тонкое платьице! Заболеешь ещё! Сходи переоденься и принеси мне его. Тоже отправлю в стирку.

— Мне тоже не помешает сменить рубашку, — говорит ей Аверьян, а мне с демонстративной вежливостью уступает дорогу. — Прошу. Нам в одну сторону.

Прохожу вперед, приказывая себе успокоиться. Как будто пригласил в свое жуткое подземное царство на кровавый чаек.

— Ты оставила телефон, — настигает меня низкий голос.

— …И правда. — Аверьян протягивает мне сотовый, и я забираю его. На крошечное мгновение наши взгляды встречаются. — Спасибо.

Мы выходим в широкий коридор и направляемся к лестнице.

— Я правда не хотел испортить твой наряд.

— Я знаю. И мне тоже следовало быть осторожнее, но я слишком торопилась.

— И куда ты торопилась? Не в дамскую ли комнату, чтобы замаскировать ссадину на лице?

Мои шаги плавно замедляются. Вопрос, подкрепленный нечестно полученной информацией, нарушает мои границы.

Крепко берусь за перила и, поднявшись на пару ступеней, останавливаюсь. Разворачиваюсь лицом к наглецу, которому не хватило ума проявить чувство такта. Сейчас я почти на одном уровне с ним.

— То, что ты вчера оказался в женском туалете по причине, которую я не стану называть, и наглым образом позволил себе не только прикоснуться ко мне, но и дать совет, в котором я нисколько не нуждалась, не дает тебе права напоминать об этом сейчас — когда мы оба оказались в «приятном» удивлении от этой нашей ещё одной встречи.

— Так ли уж не нуждалась? — спрашивает он, неспешно оглядев мое лицо.

Убеждаю себя, что его внимательный взгляд заставляет меня нервничать лишь по одной причине — он Аверьян, любимый и единственный сын чудесной супружеской пары, у которой я стала его временной заменой. Тот самый, который не приезжал сюда из-за меня.

— Послушай, я из тех людей, кто уважает чужие личные границы и требует того же в ответ. Ты нарушаешь мои уже во второй раз, и меня это не устраивает.

— Сила привычки, — пожимает он плечами. — Своему парню ты сказала так же, когда он ударил тебя?

Бессовестный! Инстинктивно отступаю, поднявшись на одну ступень, но Аверьян делает шаг вперед.

— Ничего подобного не было, — трясу головой. — И тебя вообще это не касается!

— Значит, ты просто случайно стукнулась о дверной косяк? — усмехается Аверьян, безжалостно оказывая на меня психологическое давление. И физическое. — Или, может, ты поскользнулась и неудачно упала?

— Представь себе.

— Как-то не получается, — качает он головой и поднимается ещё на одну ступень.

Мои ноги прирастают к белому мрамору. Запах грозы и тумана настойчиво исходит из-под воротника черной рубашки. Волнение внутри давно превратилось в страх в виде густого черного дыма. Только теперь в него подмешивается что-то странное. Оно насыщенного красного цвета. И чем чаще низ живота напрягается от электрических импульсов, тем ярче и интенсивнее становится этот цвет.

— Послушай, мне нет никакого дела до твоей личной жизни, но так уж вышло, что я не по собственному желанию осведомлен о том, как к тебе относится человек, с которым у тебя отношения. Я не знаю, случилось это впервые или нет, но факт остается фактом: ты выбрала не того парня. Просто помни об этом, когда он в следующий раз будет нарушать твои границы. А он будет.

От возмущения мои щеки вспыхивают. Но ещё больше горят мои губы, на которые Аверьян смотрит слишком часто.

Почему он так делает?

Зачем?

Пытаюсь убедить себя, что мне это кажется, но его лицо слишком близко, я даже чувствую легкий аромат мужского лосьона, вижу каждую черточку и морщинку на выразительном лице.

Это мне точно не кажется.

— К слову о личных границах, — говорит он почти шепотом. — С ними происходит то же, что и с правилами: их всегда нарушают. И создаются они именно для этого. А если не хочешь, чтобы кто-то вторгался в твое личное пространство морально или физически, просто держись от таких людей подальше.

— Ты мне угрожаешь?

— Даю очередной полезный совет. Не все умеют нарушать чужие границы так же осторожно и терпеливо, как я.

Почему именно сейчас так хочется сглотнуть? И почему именно сейчас это получается слишком громко?

Впрочем, чего ещё я ожидала от встречи с неподражаемым, всеми любимым и таким долгожданным Аверьяном? Что он будет мил со мной? Дружелюбен и радушен, как его лучшие друзья, один из которых вчера лишился моего доверия?

Взгляд черных глаз далеко недобрый, и поэтому мне не по себе.

Его взгляд источает обжигающий кожу холод, и поэтому я дрожу.

Этот взгляд очень сильно нервирует меня.

Нервирует.

— Не приближайся ко мне, — говорю сквозь зубы. Непростительное преступление природы — подарить настолько невероятный цвет глаз тому, кто этого совершенно недостоин. — И делись своими советами с друзьями. Кому-кому, а им точно полезно их услышать.

Поднимаюсь наверх.

Хочу ли я провести в этом доме целую ночь?

Черта с два!