Возлюбленный мой

Глава 7

Черт, темнота от них ускользала.

Джон взглянул на часы, хотя эта проверка была лишь пустой тратой усилий. Боль в глазах уже сказала ему о том, как мало ночного времени у них оставалось.

Даже намека на дневной свет было достаточно, чтобы заставить его моргать быстрее.

Но, в любом случае, активность в экстрим-парке уже начала сходить на нет – остатки наркозависимых принимали вертикальное положение на скамейках или ныкались в общественных туалетах, чтобы вколоть себе последнюю на сегодня дозу. В отличие от других парков Колдвелла, этот работал круглосуточно и без выходных, флуоресцентные лампы на высоких столбах освещали бетонированное пространство. Трудно сказать, о чем думали градостроители, когда организовали этот круглосуточный бизнес – потому что здесь действительно все так и было – дела делались без перерыва. Наркотики переходили из рук в руки, место напоминало один из баров, что располагались вниз по Торговой.

Но лессеров здесь не было. Прикрываясь тенью, люди имело дело с людьми.

Тем не менее, место было многообещающим. Если Лэш еще не проник в эту зону, значит, он только собирается это сделать. Даже не смотря на то, что в округе было полно копов, которые совершали свои обычные автомобильные рейды, здесь было где уединиться, и обзор местности был замечательным. Парк был выстроен в виде огромной террасы, сточные колодцы в земле чередовались с рампами и трамплинами. То есть, обитатели могли сразу заметить, если на горизонте маячили копы, и успевали спрятаться в любом закутке.

И они отлично натренировались в этом деле. С наблюдательного пункта, что располагался за электрощитовой будкой, Джон и его парни видели, что это происходит постоянно. Оставалось только удивляться, почему копы не догадались появиться здесь без опознавательных знаков, в гражданской одежде.

Хотя, может быть, они так и делали. Может, здесь был кто-то еще, такой же невидимый для остальных, как и Джон. Ну, не совсем как он. Даже отлично подготовленный и замаскированный полицейский не смог бы так раствориться в ночи, как это делали Джон и его приятели в течение последних трех часов. Каждый раз, когда кто-то проходил мимо, они стирали ему память.

Было довольно странно находиться на месте, но в тоже время, как бы не быть здесь... быть обнаруженным, но не увиденным.

– Мы охотимся за привидением? – спросил Куин.

Джон посмотрел на светлеющее небо и сказал сам себе, что примерно через тринадцать часов, гребаный фонарь под названием солнце снова скроется за горизонтом, и они опять смогут засесть в этой тайной норе и ждать.

Проклятье.

– Джон? Пошли.

На долю секунды ему захотелось открутить своему приятелю голову, он даже поднял руки, приготовившись показать ему все возможные жесты со значением да-пошел-ты-на-хрен-ты-мне-не-нянька.

Ему помешало осознание того, что их долгое ожидание все равно не ускорит визит Лэша, и тот факт, что он наорет на Куина, тоже вряд ли приблизит их к цели.

Он кивнул и еще раз огляделся вокруг. На данный момент здесь работал только один дилер, который, казалось, тоже готовился свернуть свою лавочку. Местом его основной дислокации являлась центральная рампа – умно, ведь это означало, что он мог видеть весь парк, от самых дальних уголков до дороги, где сновали полицейские.

Парнишка выглядел примерно лет на семнадцать-восемнадцать, одежда весела на нем мешком, что было частью скейтерского прикида, а также помогала ему прятать товар. Его вид буквально молил о тщательной помывки из брандспойта, но он был собран и явно далеко не глуп. И, казалось, работал он в одиночку. А это уже интересно. Чтобы доминировать на нарко-территории, как правило, дилер должен иметь сильную крышу, которая прикроет его в любой момент, иначе он рискует попасть на товар или бабло. А этот парниша... он был сам по себе все это время.

Либо у него была серьезная теневая поддержка, либо же ему скоро укоротят хвост.

Джон отошел от пристройки, за которую прятался и кивнул своим парням. Пошли.

Когда он снова принял форму, и его тело вновь стало осязаемым, под подошвами его ботинок захрустел мелкий гравий, а в лицо ударил сильный порыв ветра. Двор особняка Братства был разделен передней частью дома и высокой двадцатифутовой подпорной стеной, что опоясывала всю территорию владения. Белый мраморный фонтан в центре сейчас не работал и начнет только в теплые месяцы; неподалеку стояли припаркованные в ряд автомобили, готовые к поездке в любой момент.

Тихий, похожий на шепот, звук хорошо смазанных шестеренок заставил его повернуть голову. Скоординированным одновременным движением стальные ставни опускались на окна, панели разворачивались и загораживали витражные стекла, словно веки, закрывающие на ночь глаза.

Он боялся идти внутрь. Несмотря на то, что в доме было больше пятидесяти комнат, где можно побродить, тот факт, что ему придется оставаться в четырех стенах, пока не зайдет солнце, уменьшал особняк до размера обувной коробки.

Когда Куин и Блэй материализовались по обе стороны от него, Джон поднялся по ступенькам к огромной двойной двери и прошел в вестибюль.

Внутри он подставил свое лицо под прицел камеры безопасности. В то же мгновение, замок щелкнул, и он вошел в фойе, отделанное в стиле царской России. Колонны из малахита и бордового мрамора поддерживали высоченный, в три этажа, расписной потолок. Украшенные золотом подсвечники и зеркала создавали и отражали мягкий свет, который в свою очередь обогащал окружающие цвета. И эта лестница, покрытая ковровой дорожкой... она была, словно взлетно-посадочная полоса, что вела прямо в небо, ее золотая балюстрада сверху расступалась в стороны, принимая форму арки над открытым балконом второго этажа.

Его отец не пожалел денег и, очевидно, обладал особым драматическим талантом. Не хватало только оркестра на заднем плане, и можно представить, как по лестнице спускается одетый в мантию царь…

На верхних ступенях стоял Роф, его огромное тело было облачено в черную кожу, длинные черные волосы спадали на широченные плечи. Солнечные очки были на месте, и хотя он стоял над открытым пространством, с которого мог запросто покатиться кубарем, вниз он не смотрел. В этом не было необходимости. Его глаза теперь были абсолютно слепы.

Но это не значило, что он лишен зрения. С ним был Джордж, который все контролировал. Всевидящее Око, поводырь, смотрел за Короля, их объединял в единое целое поводок, который опоясывал грудь и плечи золотистого ретривера. Они – вылитые Мэтт и Джефф[13], добрый самаритянин в собачьем обличье с экстерьером, достойным конкурса красоты, и жестокий воин, способный в любой момент разорвать кому угодно глотку голыми руками. Но они хорошо смотрелись вместе, и Роф явно души не чаял в своем животном: с собакой обращались, как с королевским питомцем, кем он, по сути, и являлся – и к черту Ямс[14], Джордж питался тем же самым, что и его хозяин, то есть лучшей говяжьей и бараньей вырезкой. И к слову – ретривер спал в кровати, вместе с Бэт и Рофом, хотя это была неподтвержденная информация, поскольку в покои Первой Семьи никто и никогда не допускался.

Роф зашагал вниз по ступенькам. Он прихрамывал – результат его визитов к Деве-Летописеце на Другую Сторону. Никто не знал, с кем он там виделся, и почему под его глазом перманентно прописался синяк, а губа была рассечена, но все, даже Джон, были рады этим бурным сессиям. Благодаря им, Роф пребывал в уравновешенном состоянии и держался подальше от сражений.

Король спустился в фойе, а остальные Братья вошли в те же двери, что и Джон до этого, поэтому ему необходимо немедленно исчезнуть. Если даже Тени почувствовали запах свежих чернил, то те, кто собирался сейчас на Последнюю Трапезу, учуют их мгновенно, когда окажутся достаточно близко.

К счастью, в библиотеке был бар, и Джон отправился туда, чтобы налить себе порцию «Джека Дэниэлса»[15]. Первую из многих последующих.

Облокотившись на мраморную стойку, он начал плавно пополнять свой счет невменяемости на сегодня, размышляя о том, как это хреново, что у него нет машины времени. Хотя, трудно сказать, что бы он сейчас выбрал: вернуться в прошлое или же отправиться в будущее.

– Ты есть будешь? – в дверном проеме стоял Куин.

Джон не стал смотреть в его сторону, а только покачал головой и налил себе в стакан еще одну порцию облегчения.

– Хорошо, я принесу тебе сэндвич.

Выругавшись, Джон повернулся к нему и показал, «Я сказал не надо».

– Ростбиф? Хорошо. И захвачу немного морковного пирога. Поднос будет в твоей комнате. – Куин отвернулся. – Если подождешь здесь еще минут пять, все сядут за стол, и ты сможешь подняться наверх незамеченным.

Сказав это, парень исчез, что значило, что запустить ему в голову стаканом, с целью объяснить, что Джон сам в состоянии о себе позаботиться, не получится.

Хотя, на самом деле, это была бы пустая трата хорошей выпивки – Куин настолько не пробиваем, что можно было вынести ломом его лобные доли – на него это все равно не произвело бы никакого впечатления.

К счастью, алкоголь уже начал действовать, оцепенение осело на плечи Джона, прежде чем разлиться по всему огромному телу. Дерьмо никоим образом не успокаивало разум, но его суставы и мышцы расслабились.

Подождав предложенные пять минут, Джон взял стакан и бутылку и, перепрыгивая через ступеньки, взбежал наверх. Поднимаясь, он слышал за спиной приглушенные голоса из столовой, но не более. В последнее время за Трапезами никто не смеялся.

Добравшись до комнаты, он открыл дверь и вошел в свои джунгли. Повсюду разбросана одежда – на комоде, в креслах, на кровати, свисала с плазменного экрана телевизора. Как будто его шкаф вытошнило. Пустые бутылки из-под Джека оккупировали оба прикроватных столика у изголовья, ряды пустой тары стояли на полу и валялись на простынях и одеяле.

Фритц и его уборочная команда не допускались сюда вот уже две недели, и, судя по тому, как шли дела, им понадобится экскаватор, когда он, наконец, откроет перед ними дверь.

Раздеваясь, Джон позволил штанам и футболке упасть там, где он стоял, но с курткой был осторожен. По крайней мере, пока не достал из нее оружие – а затем и ее бросил на край кровати. В ванной комнате, он перепроверил оба клинка, а затем быстро почистил лезвия специальными инструментами, которые разложил вдоль второй раковины.

Да, он позволил своим моральным принципам упасть ниже плинтуса, но его оружие это отдельный случай. Его он будет поддерживать в полном порядке.

Он быстро принял душ, и, намыливая грудь и живот, вспоминал то время, когда даже легкое омовение теплой водой заставляло член мгновенно твердеть. Такого больше не случалось. У него не возникало эрекции... с тех самых пор, как он в последний раз был с Хекс.

Ему это просто не интересно – даже во сне, что было чем-то новым. Черт возьми, до своего перехода, когда он не имел никакого понятия о собственной сексуальности, его подсознание рождало всевозможные горячие и развратные сцены. И те сексуальные фантазии были реальными и детализированными, словно воспоминания или конфабуляция[16], вызванная фазой быстрого сна.

А теперь? Все, что проигрывалось на его внутреннем экране – это сцены преследования из «Ведьмы из Блэр»[17], где он куда-то в панике бежал, но никак не мог понять, кто же его преследует.. и окажется ли он когда-нибудь в безопасности.

Когда он вышел из ванной, то обнаружил в комнате поднос с сэндвичем, ростбифом, и огромным куском морковного пирога размером с голову. Никакого напитка не полагалось, но Куин знал, что Джон прихватил с собой живительную жидкость от господина Дэниэлса.

Он ел стоя перед бюро, голый, как в тот день, когда родился, и как только пища падала в желудок, она словно всасывала в себя его энергию, вымывая из головы все мысли. Вытерев рот льняной салфеткой, Джон выставил поднос в коридор, а затем направился в ванную комнату, где по привычке почистил зубы.

Выключил свет в ванной. Выключил свет в комнате.

И вместе с Джеком сел на кровать.

Несмотря на ужасную усталость ложиться спать ему не хотелось. Существовала странная обратная зависимость между его энергетическим уровнем и расстоянием между головой и полом: даже если у него слипались глаза, в тот момент, когда его затылок касался подушки, мысли начинали крутиться в голове, и все заканчивалось тем, что Джон не мог уснуть и считал часы, разглядывая потолок.

Он проглотил то, что было в стакане, и уперся локтями в колени. Через какое-то время голова начала тяжелеть, веки закрылись. Когда его накренило в сторону, Джон позволил себе рухнуть, хотя и не был уверен, в каком направлении собирался это сделать: в сторону подушки или ватного одеяла.

Подушки.

Закинув ноги на кровать, он накрылся простыней и на мгновенье впал в блаженный коллапс. Может, сегодня вечером цикл разомкнется. Возможно, это чудесное погружение, что приносит облегчение, засосет его в черную дыру, о которой он так мечтал. Может, он...

Он распахнул глаза и уставился в густую темноту.

Нет. Он был вымотан почти до нервного срыва, но ему не просто не спалось... он пребывал в состоянии полной боевой готовности. Потирая лицо руками, Джон понял, что его противоречивое состояние было когнитивным эквивалентом полету шмеля: физики считали, что это невозможно, но это было так.

Перевернувшись на спину, он скрестил руки на груди и зевнул так широко, что хрустнула челюсть. Сложно было решить, включать свет или нет. Темнота усиливала мысленные вихри в его черепной коробке, но от лампы так жгло глаза, что ему казалось, в них насыпали песка. Поэтому, обычно он просто включал и выключал светильник.

Он слышал, как по коридору со статуями идут в свою комнату Зейдист, Бэлла и Налла. Семейная пара обсуждала ужин, а Налла ворковала и попискивала, как это обычно делают дети, когда они сыты и рядом с ними родители.

Потом прошел Блэй. Кроме Ви, он был единственным, кто курил в доме, именно так Джон определили, что это был он. И с ним был Куин. Должен был быть. В противном случае, Блэй не стал бы курить за пределами собственной комнаты.

Это была своего рода месть за ту администраторшу из тату салона, но кто мог его за это судить?

Последовала долгая тишина. И затем еще одни, последние шаги.

Тор направлялся в свою спальню.

Было понятно, что это шел он, по тому, каким тихим был звук его шагов – они были медленными и относительно легкими для Брата: Тор работал над тем, чтобы вернуть своему телу прежнюю форму, но еще не был готов к сражениям. Ему нужно набрать еще пятьдесят фунтов мышечной массы, прежде чем он смог бы столкнуться с врагом лицом к лицу.

Больше никто мимо не пройдет. Лэсситер как Золотая Тень Тора, никогда не спал, так что ангел обычно оставался внизу, в бильярдной, и смотрел телевизор. Типа шоу Мори про тесты на отцовство, Народный суд с судьей Милиан и марафоны «Настоящих Домохозяек»[18].

Тишина... тишина... тишина.

Когда звук собственного сердцебиения начал раздражать, Джон выругался и потянулся, чтобы включить свет. Затем снова откинулся на подушки и позволил рукам упасть вдоль тела. Он не разделял увлечения Лэсситера телевидением, но все же это лучше, чем полная тишина. Порывшись между пустыми бутылками, он обнаружил пульт, и, когда нажал на кнопку, последовала пауза, как будто вещица забыла, что должна сделать – а потом вспыхнула картинка.

Линда Хэмилтон бежала по коридору, ее тело упорно двигалось вперед. В конце коридора открылся лифт и... она увидела маленького темноволосого мальчика и Арнольда Шварценеггера[19].

Джон нажал на кнопку и картинка исчезла.

В последний раз он смотрел это кино вместе с Тором... давно, когда Брат вытащил его из печального болота его жалкого существования и показал ему, кто он на самом деле... давно, еще до того, как их жизни дали трещину.

В детском доме, еще в человеческом мире, Джон всегда знал, что был другим... и в тот вечер Брат дал ему ответы на многие «почему». Блеск клыков все объяснял.

И, естественно, за этим последовал охренительный шок от того, что ты оказался не тем, кем считал себя все это время. Но Тор остался рядом с ним, они просто отдыхали и смотрели телевизор, как будто ему не надо было сражаться, или ухаживать за беременной шеллан.

Это было самое хорошее, что кто-либо сделал для него в этой жизни.

Вернувшись в реальность, он швырнул пульт подальше на столик, и тот отскочил, опрокидывая бутылку за бутылкой. Остатки виски выплеснулись, и Джон потянулся за футболкой, чтобы вытереть беспорядок. Что, учитывая, какой хаос царил в комнате, было равносильно тому, как заказать Биг Мак и картофель фри к диетической Коле.

Да какая уже разница.

Он вытер столик, поднимая бутылки одну за другой, а затем открыл ящичек, чтобы скинуть в него…

Отбросив футболку, он потянулся и достал книгу в старинном кожаном переплете.

Дневник был в его распоряжении уже полгода, но он его не читал.

Единственная вещь, что осталась у него от отца.

От нечего делать, он открыл книгу. Ее пергаментные страницы пахли стариной, но чернила были все еще полностью разборчивы.

Джон вспомнил о тех каракулях, что нацарапал Трэзу и айЭму тогда, в Соле, и задумался, похож ли его почерк на почерк отца. Так как записи в дневнике были на Древнем Языке, определить это было сложно.

Сфокусировав свой усталый взгляд, он начал просто изучать, как формировались буквы, как чернильные линии приобретали форму символов, замечая, что ни ошибок, ни зачеркиваний не было, страницы были не разлинованы, но отец все равно писал аккуратными ровными рядами. Он представил, как Дариус склонялся над страницами и писал при свечах, окуная перо...

Мозг пронзила странная вспышка, и на мгновение показалось, что сейчас ему станет плохо... но тошнота прошла, и в голове возникло видение.

Огромный каменный дом, мало чем отличающийся от того, в котором они жили сейчас. Комнаты обставлены красивыми вещами. Запись, сделанная на этих страницах, второпях, незадолго до большого бала.

Свет свечи, теплый и мягкий.

Джон тряхнул головой и продолжил листать страницы. Иногда он не только изучал символы и линии, но и читал, что было написано...

Цвет чернил сменился с черного на коричневый, когда его отец описывал свою первую ночь в военном лагере. Как же холодно там было. Как же он был испуган. Как сильно скучал по дому.

Каким же одиноким он себя чувствовал.

Джон сопереживал мужчине так, что казалось, не было никакого разделения между отцом и сыном: несмотря на то, что между ними пролегли года и расстояния, возникало чувство, что он был на месте отца.

Мда. Он побывал в аналогичной ситуации: враждебная реальность с множеством темных углов... и рядом нет родителей, которые могли бы поддержать, теперь, когда Вэлси умерла, а Тор был живым, дышащим призраком.

Трудно было определить, когда его веки сомкнулись и остались в таком положении.

Но в какой-то момент Джон заснул, благоговейно держа в руках маленькую частицу своего отца.