Позже Хекс поймет, что радость, как и беда, не приходит одна.
Просто раньше у нее никогда не было подобного опыта... Не с бедой, а с радостью.
Благодаря крови Джона Мэтью и талантливым рукам Дока Джейн, она практически полностью выздоровела уже на следующую ночь после заварушки с Лэшем, и точно знала, что пришла в норму, потому что снова надела свои скобы. Обрезала волосы. И побывала в своем доме на берегу Гудзона, где переоделась и забрала оружие.
И примерно... четыре часа занималась любовью с Джоном.
Она также встретилась с Рофом, и оказалось, что у нее вроде как появилась новая работа: великий Слепой Король пригласил ее сражаться вместе с Братством. И после того, как она оправилась после первоначального шока, заметил, что ее навыки были крайне полезны и необходимы в войне. Ха, прикончить парочку лессеров?
Отличная. Идея. Она в команде.
Кстати, насчет команды – она переехала в комнату Джона. В его шкафу ее кожаные штаны и черные майки висели рядом с его одеждой, их военные ботинки стояли вместе, и ее ножи, пистолеты и прочие милые игрушки были заперты в его огнеупорном шкафу.
Даже их боеприпасы лежали вместе.
Офигенно романтично.
И, о да, все очень по деловому, как обычно.
Только вот... только вот последние полчаса она была вынуждена просидеть на его огромной кровати, вытирая вспотевшие ладони о кожаные штаны. Незадолго до их свадебной церемонии Джон решил устроить себе тренировку внизу, в учебном центре, и она была рада, что сейчас он занят в другом месте.
Ей не хотелось, чтобы он видел, как она нервничает.
Потому что оказалось, что в дополнение к фобии по поводу всякого медицинского дерьма, у нее появился еще один маленький пунктик: ее мутило от одной мысли о том, что ей придется встать перед толпой народа, в центре всеобщего внимания во время брачной церемонии. Хотя, не удивительно. В конце концов, в работе наемного убийцы главное – оставаться незамеченной. И она уже давно интроверт, как по обстоятельствам, так и по характеру.
Откинувшись на подушки, она прислонилась к спинке кровати, скрестила ноги в лодыжках и схватила пульт дистанционного управления. Маленькая черная «Сони» выполнила свои обязанности с замечательной точностью, вещица заставила вспыхнуть плоский экран телевизора и начала переключать каналы, пока те не замелькали со скоростью биения сердца.
И дело не только в том, что на их с Джоном церемонии будет много свидетелей. А в том, что замужество заставило ее задуматься о том, как все могло сложиться, веди она обычный образ жизни. В ночь, подобную этой, большинство женщин надевали красивые платья, сшитые специально для подобного случая и украшенные фамильными драгоценностями. Они с нетерпением ждали, когда гордые отцы поведут их под руку к алтарю, а матери начнут всхлипывать в тот момент, когда молодые обменяются клятвами любви и верности.
А Хекс пойдет по проходу одна. И будет она в коже и черной майке, потому что это все, что у нее было из одежды.
Пока перед глазами мелькали каналы, пропасть между ней и «нормальной жизнью» казалась такой протяженной, как и сама История: невозможно изменить прошлое, исключены правки в ее взлетах и падениях. Все, начиная с ее смешанной крови, заканчивая добрейшей парой, что вырастила кошмар в ее лице, и всем тем, что случилось с ней, когда она покинула их дом... все это было написано на холодных камнях прошлого.
И уже никогда не изменится.
Но, по крайней мере, она знала, что замечательные мужчина и женщина, которые пытались воспитать ее как родную, наконец, произвели на свет кровное дитя, сына, который вырос сильным и здоровым, удачно женился и дал жизнь следующему поколению.
Все это делало ее отъезд намного проще.
Но остальное в ее жизни, за исключением Джона, не имело счастливого разрешения. Боже, может, именно поэтому она так нервничала. Это брачный переполох с Джоном стал таким откровением, слишком хорошим, чтобы быть правдой…
Она нахмурилась и приняла вертикальное положение. Потом потерла глаза.
То, что она видела на экране, не могло быть правдой.
Это же невозможно... правда?
Нащупав на пульте нужную кнопку, она прибавила громкость. «... Призрак Рэтбуна бродит по своему особняку времен гражданской войны. Какие секреты ждут нашу команду исследователей паранормальных явлений, которые они постараются раскрыть...».
Голос рассказчика затих, когда камера приблизила изображение портрета мужчины с темными волосами и безумными глазами.
Мёрдер.
Она узнает это лицо где угодно.
Вскочив, она бросилась к телевизору, но как будто это могло помочь?
Камера отъехала назад, чтобы показать красивую гостиную, а затем мелькнуло несколько кадров на фоне белой фазенды. Корреспондент говорил о каком-то специальном репортаже... в ходе которого они в прямом эфире собирались выманить призрака известного аболициониста времен гражданской войны, который до сих пор бродили по залам и коридорам особняка, в котором когда-то жил.
Вернувшись к тому, что говорил комментатор, она отчаянно пыталась расслышать, где находится этот особняк. Может, она могла бы...
Недалеко от Чарльстона, Южная Каролина. Вот где.
Шагнув назад, она врезалась в кровать и села. Ее первой мыслью было дематериализоваться туда и посмотреть самой, был ли это ее бывший любовник, настоящий призрак или же некоторые талантливые телевизионные продюсеры просто наделали много шума из ничего.
Но логика преодолела внезапный и бездумный порыв. В последний раз, когда она сталкивалась с Мёрдером, тот ясно дал понять, что не желает иметь с ней ничего общего. Кроме того, только в доме висела старая картина с изображением мужчины, но это еще не значит, что он жил в старом поместье, играя в Каспера[136].
Хотя портрет был просто поразительным. И терроризировать людей – как раз в стиле Мёрдера.
Черт... она желала ему только добра. Серьезно. И если бы не убежденность в том, что ее присутствие там так же нежелательно, как тайна, о которой ей надо было рассказать ему сразу, как только у них начались отношения, она бы обязательно туда отправилась.
На самом деле, порой самое лучше, что ты может сделать для другого, – это просто держаться от него подальше. К тому же, когда-то давно она дала ему свой адрес на Гудзоне. Он знал, где ее можно найти.
Господи, она искренне надеялась, что у него все в порядке.
Стук в дверь заставил ее повернуть голову.
– Да? – сказала она.
– Это значит, можно войти? – послышался глубокий мужской голос.
Она поднялась на ноги и нахмурилась, подумав, что он явно принадлежит не доджену. – Да. Открыто.
Дверь широко распахнулась... чемодан. Чемодан-шкаф. Огромный старинный чемодан-шкаф от Луи Виттон. И она полагала, что на руках его держит Брат – судя по военным ботинкам и кожаным штанам.
Если только Фриц решил не сменить свой скучный фасон на прикид в стиле Ви. А еще набрал лишних сто фунтов.
Чемодан чуть опустился, и теперь она четко разглядела лицо Тормента. Брат был серьезен, но, с другой стороны, он – не любитель веселиться. Никогда таким не был и... учитывая произошедшее с ним, никогда уже им и не станет.
Он откашлялся, а затем кивнул на то, что прижал к груди. – Я принес тебе кое-что. Для брачной церемонии.
– Эммм... Ну, мы с Джоном решили не создавать список подарков. – Она жестом пригласила его войти. – Вряд ли «Крэйт и Баррел»[137] занимаются поставками огнестрельного оружия. Но все равно спасибо.
Брат переступил через порог и опустил громадину на пол. Штука была пять футов в высоту, около трех в ширину и, судя по всему, открывалась посередине.
В повисшей тишине, взгляд Тормента скользнул по ее лицу, и у нее снова возникло странное чувство, что парень знал о ней очень много.
Он снова откашлялся. – Обычно для брачной церемонии семья девушки предлагает ей специальный наряд.
Хекс снова нахмурилась. Затем медленно покачала головой из стороны в сторону. – У меня нет семьи. Я серьезно.
Боже, этот тяжелый, проницательный взгляд выбивал из колеи... и мгновенно ее симпатская сторона протянула свои щупальца к его сетке, оценивая, измеряя.
Так. Ерунда какая-то. Эмоции, что он испытывал: горе, гордость, грусть и радость... имели смысл только в том случае, если он ее знал. Но, насколько ей было известно, они были друг другу совершенно чужие.
В поисках ответа, она попыталась проникнуть в его разум и воспоминания... но он блокировал ей доступ в свой мозг. Вместо того чтобы прочитать его мысли... все, что она увидела, это была сцена фильма «Годзилла против Мотры»[138].
– Кто ты мне? – прошептала она.
Брат кивнул на чемодан. – Я принес тебе... кое-что из одежды.
– Ну да, разумеется, но меня больше интересуют причины этого жеста. – Конечно, ее слова звучали неблагодарно, но манеры никогда не были ее сильной стороной. – Зачем ты это делаешь?
– Причины к делу не относятся, но поверь, они обоснованы.
Читай: он не собирался ей ничего рассказывать.
– Позволишь показать тебе?
В обычное время она на подобное не пошла бы ни за что на свете, но этот день едва ли обычный, да и ее настроение обычным не назовешь. И снова возникло странное чувство... что блокируя доступ в свой разум, он защищал ее. Защищал от таких подробностей, которые могли вдребезги разбить ей сердце.
– Да. Окей. – Она скрестила руки на груди, чувствуя дискомфорт. – Открывай.
Брата опустился на колени перед чемоданом и достал из заднего кармана штанов медный ключ. Послышался щелчок, а затем он открыл верхние и нижние замочки, поднялся с колен и встал позади громадины.
Но не стал его открывать. Вместо этого, пальцами благоговейно пробежался по поверхности – и его эмоциональная сетка практически рухнула от боли, которую он сейчас испытывал.
Беспокоясь за его психическое здоровье из-за страданий, которые сейчас переживает, она подняла руку, чтобы остановить его. – Подожди. Ты уверен, что хочешь…
Он широко распахнул дверцы чемодана.
Красный атлас... метры атласа глубокого кроваво-красного цвета вырвались из Луи Виттона и волнами упали на ковер.
Это была настоящее свадебное платье. Из тех, что передаются от женщины к женщине. Такое, от которого захватывает дух, даже если ты не увлекаешься бабскими вещами.
Хекс взглянула на Брата. Он не смотрел на то, что принес. Его взгляд уперся в противоположную стену, а на лице отражалось мучительное терпение, словно то, что он сейчас делал, убивало его.
– Зачем ты принес его мне? – прошептала она, осознав, что это за платье. Она мало знала о Брате, но хорошо помнила о том, что его шеллан застрелили враги. И это, должно быть, свадебное платье Веллесандры. – Это же настоящая агония для тебя.
– Потому что женщина должна быть одета в надлежащее платье, когда спустится... – Ему пришлось снова откашляться. – В последний раз это платье одевала сестра Джона в день своей свадьбы с Королем.
Хекс сузила глаза. – Значит, это ради Джона?
– Да, – хрипло произнес он.
– Ты лжешь… не хочу казаться невежливой, но ты говоришь неправду. – Она посмотрела на облако красного атласа. – Оно невероятно красиво. Я просто не понимаю, почему ты пришел сюда и предлагаешь мне надеть его – твои эмоции сейчас обрели слишком личный характер, ты не можешь даже взглянуть на него.
– Как я уже говорил, причины имеют личный характер. Но это будет... очень благонамеренный жест, если ты выйдешь замуж именно в нем.
– Почему это так важно для тебя?
Женский голос прервал их. – Потому что он присутствовал с самого начала истории.
Хекс резко повернулась. В дверях стояла женщина, завернутая в черные с капюшоном одежды, и первая мысль Хекс была о том, что это Дева-Летописеца... вот только из-под ее одежд не исходил мерцающий свет.
Вторая мысль была о том, что эмоциональная сетка этой женщины... была очень похожа на сетку Хекс.
Более того, они были практически идентичными.
Женская фигурка, прихрамывая, шагнула вперед, и Хекс почувствовала, что пятится назад, обо что-то споткнувшись. Она попыталась присесть на кровать, но промахнулась и приземлилась задницей прямо на пол.
Их сетки были абсолютно идентичны, не с точки зрения эмоций, а их конструкций. Идентичные... как обычно бывает у матери и дочери.
Женщина подняла руки к капюшону и медленно убрала его с лица.
– Господь... Всемогущий.
Эти слова произнес Тормент, и его голос заставил женщину обратить на него свой взгляд цвета стали. Она медленно и почтительно ему поклонилась. – Тормент... Сын Харма. Один из моих спасителей.
Хекс смутно осознала, что Брат теперь прислонился к чемодану, словно его колени вдруг уехали в отпуск далеко и надолго. Но то, что ее действительно сейчас интересовало, это черты, которые женщина явила миру. Они были так похожи на ее собственные, более мягкое, да... более деликатные... строение лица было таким же.
– Мама, – вдохнула Хекс.
Женщина снова посмотрела на нее, теперь она точно также внимательно рассматривала лицо Хекс. – Воистину... ты так красива.
Хекс коснулась своей щеки. – Как...
Послышался шокированный голос Тормента. Он тоже спросил:
– Да... Как?
Женщина, прихрамывая, снова шагнула немного вперед, и Хекс сразу захотелось знать, кто или что причинило ей боль: хотя в этом не было никакого смысла – да, ей сказали, что ее настоящая мать умерла во время родов, но, черт возьми, она не хотела, чтобы что-то плохое случилось с этим печальным, прекрасным созданием в черной мантии.
– В ночь твоего рождения, дочь моя, я... Я умерла. Когда нашла дорогу в Забвенье, мне было отказано во входе. Но всемилостивая Дева-Летописеца, позволила мне уединиться на Другой Стороне, где я и оставалась все это время, прислуживая Избранным в качестве кары за свою... смерть. Я до сих пор служу одной из них, и пришла сюда, на эту Сторону, чтобы ухаживать за ней. Но... По правде говоря, главной причиной моего визита сюда стало желание, наконец, на тебя взглянуть. Я долгое время наблюдала за тобой и молилась в Святилище... и теперь, когда ты предо мной, я думаю... Я прекрасно понимаю, что придется очень многое тебе рассказать и объяснить, что может разозлить тебя и расстроить... Но если ты захочешь открыть мне свое сердце, я очень хотела бы чтобы между нами родилась... привязанность. Я понимаю... что может быть уже слишком поздно...
Хекс моргнула. В своем парализованном состоянии это все, что она могла сейчас сделать... а также ощущать невероятную печаль женщины.
В конце концов, в попытке понять хоть что-нибудь, она пыталась проникнуть в разум женщины в черных одеждах, что стояла перед ней, но смогла зайти не слишком глубоко. Конкретные мысли или воспоминания, как и у Тормента, были блокированы для ее восприятия. Эмоциональный контекст присутствовал, но подробностей не было.
Но в любом случае она знала, что женщина говорит правду.
И не раз она чувствовала себя брошенной той, кто родила ее, она не станет делать глупостей. Обстоятельства ее зачатия, если учесть, кем был ее отец, вряд ли были радостными.
Более того, они наверняка были ужасными.
Хекс всегда чувствовал, что была проклятьем для матери, родившей ее на этот свет. И что теперь, когда они встретились лицом к лицу? Она не чувствовала никакой злобы к этой тихой, напряженной фигурке, что стояла перед ней.
Хекс поднялась на ноги, ощущая отчаяние и неверие, что испытывал сейчас Тормент, и понимала его чувства. Но она не отвернется от такой возможности... от такого подарка, который преподнесла ей судьба в ночь ее замужества.
Она медленно пошла по ковру. Подойдя к матери, она заметила, что женщина гораздо ниже ее ростом, тоньше и пугливей.
– Как зовут тебя? – хрипло спросила Хекс.
– Я... Ноу-Уан[139], – послышался ответ. – Я Ноу-Уан.
Пронзительный свист заставил всех повернуть головы в сторону двери. Там стоял Джон, рядом с ним его сестра-королева, и он держал в руке маленький красный мешочек с надписью ДРАГОЦЕННОСТИ МАРКУСА РЭЙНХАРДА[140], осн. в 1893 году.
Джон явно был не на тренировке. Он и Бэт наведались в человеческий мир... чтобы выбрать обручальное кольцо.
Хекс оглядела всех собравшихся и раскинувшуюся перед ней картину: Тормент возле чемодана-шкафа от Луи Виттон, Джон и Бэт в дверях, Ноу-Уан у кровати.
Она будет помнить этот момент до конца своих дней. И хотя в голове у нее роилось больше вопросов, чем ответов, она нашла в себе силы озвучить ответ на немой вопрос Джона о том, кем является ее загадочная гостья.
И на самом деле, именно благодаря ему она смогла ответить на этот вопрос: всегда смотреть вперед. Много всего произошло в прошлом, что было лучшее оставить в анналах истории. Здесь, в этой комнате, с этими людьми, она должна смотреть только вперед.
Откашлявшись, она сказала громко и четко: – Джон... это моя мать. И она будет со мной на свадебной церемонии.
Джон, казалось, совершенно растерялся, но быстро взял себя в руки. Как истинный джентльмен, он подошел к Ноу-Уан и низко ей поклонился. После этого показал жестами, а Хекс хрипло перевела.
– Он сказал, что благодарен тебе за твое присутствие здесь в эту ночь, и что ты всегда желанный гость в нашем доме.
Ноу-Уан приложила ладони к щекам, ее явно переполняли эмоции. – Спасибо... Вам. Спасибо.
Хекс не любила объятия, но чертовски хорошо умела поддерживать людей. Вот и сейчас она схватила ужасно тонкую руку своей матери, чтобы та не упала на ковер.
– Все хорошо, – сказала она Джону, который явно переживал, что расстроил бедную женщину. – Подожди… не смотри туда, тебе нельзя видеть мое платье.
Взгляд Джона застыл на полпути. Платье, повторил он одними губами.
Да, трудно понять, что было самым сильным шоком: ее мать, что показалась впервые за триста лет. Или тот факт, что, да, она решила втиснуть свою задницу в свадебное платье.
Жизнь непредсказуемая штука, не так ли.
И иногда не все ее сюрпризы плохи, даже наоборот.
Один... Джон.
Второй… Платье.
Третий... Ее мать.
Ночь сегодня была очень хорошей, в самом деле.
– Ну, нам уже пора спускаться, – сказала она, подходя и закрывая дверцы чемодана. – Я должна одеться... не хочу опаздывать на собственную свадьбу.
Потом она вытолкала чемодан-шкаф из комнаты, отклонив помощь мужчин, и попросила Ноу-Уан и Бэт остаться с ней. В конце концов, раз уж здесь ее мать и сестра Джона, им всем необходимо познакомиться поближе... и лучший способ сделать это – помочь ей одеться для будущего мужа.
Для ее мужчины.
Для любви всей ее жизни.
Сегодняшняя ночь, на самом деле, – самое лучшее, что когда-либо случалось с ней.