Возлюбленный мой

Глава 39

– Это старый дом Бэллы, – сказала Хекс, принимая форму на лужайке рядом с Джоном Мэтью.

Он кивнул, и она огляделась. Белый дом с широченным крыльцом и красными трубами смотрелся в лунном свете как идеальная картинка, и было так жаль, что он пустовал, и освещали его лишь внешние огни системы безопасности.

То, что окна до сих пор горели, и на подъездной дорожке стоял припаркованный Ford F-150, казалось, указывало на то, что бегство отсюда было стремительным.

– Сначала тебя нашла Бэлла?

Джон неопределенно махнул рукой в сторону небольшого домика по соседству. Когда он начал жестикулировать, а потом вдруг остановился, стало ясно, как же все-таки его раздражал языковой барьер.

– Кто-то в этом доме ... ты знал их, и они познакомили тебя с Бэллой?

Он кивнул, полез в карман куртки и достал что-то похожее на ручной браслет. Взяв его в руки, она увидела вырезанные на кожаной поверхности символы на Древнем языке.

– Террор. – Когда он коснулся ладонью груди, она спросила: – Твое имя? Но как ты узнал?

Он коснулся рукой головы и пожал плечами.

– Оно прозвучало в голове. – Она внимательно посмотрела на соседний домик. Позади него виднелся бассейн, и она почувствовала, что его воспоминания стали острее, когда он скользнул взглядом по террасе. Эмоциональная сетка Джона засверкала, как распределительный щит со множеством лампочек.

Сначала он пришел сюда для того, чтобы защитить кого-то, причина была не в Бэлле.

Мэри, подумала она. Шеллан Рейджа. Но откуда они знали друг друга?

Странно ... но здесь была глухая стена. Он полностью закрыл от нее эту часть воспоминаний.

– Бэлла связалась с Братством, и Тормент пришел за тобой.

Когда он снова кивнул, она отдала ему обратно браслет, и пока он водил пальцами по символам, Хэкс с удивлением думала о том, насколько же относительно время – они покинули особняк всего час назад, а ей казалось, будто они провели вместе год.

Боже, он дал ей больше, чем она ожидала ... и теперь она точно знала, почему он так старался помочь, когда у нее поехала крыша в той операционной.

Он столько всего вытерпел… и юность свою он не прожил – его через нее протащили.

Но главный вопрос был в том, как и почему он оказался в человеческом мире? Где его родители? Король был его уордом, когда Джон был еще претрансом – так было написано в том документе, который он показал ей при первой встрече, в ЗироСам. Она предполагала, что его мать умерла, и их визит на автобусную станцию это подтвердил... и тем не менее в его истории было полно пробелов. Часть из них – у нее сложилось такое впечатление – были преднамеренным, а другие он, казалось, и сам не мог заполнить.

Нахмурившись, она почувствовала, что Джон очень много думал об отце, хотя они никогда не знали друг друга.

– Ты покажешь мне оставшееся место? – прошептала она.

Он бросил, казалось, последний прощальный взгляд на то, что их окружало, а затем растворился в воздухе, и она последовала за ним, ее вела его кровь, что сейчас текла с ней.

Когда они вновь приняли форму перед потрясающим современным особняком, печаль овладела Джоном до такой степени, что его эмоциональный каркас прогнулся, практически завязался в узел. Но силой воли ему удалось вовремя остановить это внутреннее разрушение, пока это было возможно.

Если эмоциональная сетка разрушится, ты труп. Внутренние демоны съедают тебя.

В этот момент она подумала о Мёрдере. Она до сих пор помнила, какой была его эмоциональная конструкция в день, когда он узнал о ней правду: стальные балки, составляющие основу его психического здоровья, рухнули бесформенной грудой.

Она была единственной, кто не удивился тому, что он сошел с ума и исчез.

Кивнув ей, Джон подошел к входной двери, ставил ключ в замок, открывая им путь. Когда из коридора на них пахнул поток воздуха, она почувствовала запах пыли и сырости – очевидно, и это место было пустым, нежилым. Но в превосходном состоянии, в отличие от той квартиры, где Джон жил до этого.

Когда Джон включил свет в холле, она чуть не задохнулась. На стене, слева от двери, висел свиток, гласивший на Древнем языке, что этот дом принадлежал Брату Торменту и его законной шеллан, Веллесандре.

Понятно, почему Джон испытывал такую боль от пребывания здесь. Хеллрен Веллесандры был не единственным, кто спас маленького претранса.

Женщина очень много значила для Джона. Чертовски много.

Джон прошел дальше по коридору, по дороге включая светильники, его эмоции сочетали в себе рвущую сердце любовь и кричащую боль. Когда они пришли на огромную кухню, Хекс подошла к столу, стоявшему в нише.

Он сидел здесь, подумала она, положив руки на спинку одного из стульев... в свою первую ночь в этом доме он сидел именно здесь.

– Мексиканская кухня, – прошептала она. – Ты так боялся обидеть их. Но потом... Веллесандра…

Как ищейка, взявшая след, Хекс следовала за его воспоминаниями. – Веллесандра приготовила для тебя имбирный рис. И... пудинг. Ты впервые за последнее время почувствовал сытость, и твой желудок не болел. И ты... ты был так благодарен, что даже не знал, как справиться с этим чувством.

Когда она посмотрела через всю кухню на Джона, его лицо было бледным, а глаза лихорадочно блестели, и она знала, что сейчас он вернулся в свое маленькое претрансовое тело и сидел за столом, свернувшись в комок... его переполняла признательность за впервые в жизни проявленную к нему доброту.

В холле послышались шаги, и она поняла, что Куин все еще был с ними. Парень слонялся туда-сюда, его плохое настроение витало вокруг тяжелой, ощутимой тенью.

Что ж, теперь ему было не обязательно таскаться за ними. Это был конец пути, последняя глава в истории Джона, почти что современная эпоха, и это, к сожалению, означало, что скоро они должны вернуться в особняк... где, без сомнения, Джон заставит ее снова поесть и попытается покормить.

Она не хотела туда возвращаться, пока не хотела. В глубине души она приняла решение оставить для себя эту ночь, так как уже через несколько часов она начнет свой марафон возмездия... и потеряет эту теплую связь и глубокое взаимопонимание, что возникли между ними сейчас.

Она не собиралась обманывать себя: печальная реальность заключалась в том, что возникшая между ними тесная связь была, тем не менее, так хрупка. Хекс не сомневалась, что она испарится, как только настоящее станет для них более реальным, чем прошлое.

– Куин, ты бы не мог оставить нас ненадолго?

Разноцветный взгляд глаза метнулся в сторону Джона, а затем последовал безмолвный разговор жестами.

– Так точно, сэр, – выплюнул Куин, прежде чем развернуться на каблуках и уйти.

Как только эхо хлопнувшей двери растворилось в воздухе, она посмотрела на Джона. – Где ты спал?

Когда он махнул рукой в сторону коридора, Хекс пошла за ним, минуя множество комнат, которые были по-современному обставлены и украшены предметами античного искусства. Это сочетание превращало место в музей, пригодный для проживания, и она немного изучила обстановку, заглядывая в открытые двери кабинетов и спален.

Комната Джона располагалась на другом конце дома, и когда она вошла в нее, ее накрыл культурный шок. Резкий переход от убожества до блеска – все изменилось вместе с адресом его проживания. В отличие от обшарпанной квартирки, эта комната была темно-синей гаванью, с элегантной мебелью, отделанной мрамором ванной комнатой и ковром с густым и коротким, как стрижка морского пехотинца, ворсом.

А раздвижные стеклянные двери вели на террасу.

Когда Джон подошел и открыл шкаф, она смотрела на его сильные, массивные руки на фоне маленькой одежды, развешанной на деревянных вешалках.

Когда он разглядывал футболки, флисовые кофты и штаны, его плечи напряглись, и он сжал руку в кулак. Он жалел о чем-то содеянном, или же о своем поведении, и это не имело к ней никакого отношения...

Тор. Дело было в Торе.

Джон сожалел о том, в каком ключе в последнее время складывались их отношения.

– Поговори с ним, – сказала она тихо. – Скажи ему, что происходит. Вам обоим станет сразу легче.

Джон кивнул, и она почувствовала, как окрепла его решимость.

Боже, она и сама не понимала, как это получалось, конечно, механизм самих действий был чертовски прост, но так удивительно, что она снова оказалась рядом, обнимала его, обернув руки вокруг его талии. Прижавшись щекой между его лопатками, она была так рада почувствовать, как его руки накрывают ее.

Он умел общаться с ней разными способами, так ведь. Но порой прикосновение лучше слов могло выразить чувства.

В тишине, она притянула его к кровати, и они оба сели.

Она просто не сводила с него взгляда, и Джон одними губами спросил: «Что?».

– Уверен, что я могу спросить тебя об этом? – Когда он кивнул, она посмотрела ему прямо в глаза. – Я знаю, что ты что-то упустил. Я чувствую это. Есть некий пробел в событиях, что произошли между приютом и той квартирой.

Ни один мускул не дернулся и не дрогнул на его лице, он даже не моргнул. Но сказки о мужчине, который хорошо умел скрывать свои эмоции и реакции здесь не годились. Она была уверенна в том, что знала о нем.

– Все в порядке. Я не собираюсь тебя ни о чем спрашивать. И не буду на тебя давить.

Его слабый румянец она будет помнить еще долго после того, как уйдет... и мысль о том, что в скором времени она его покинет, заставила Хекс поднести пальцы к его рту. Он дернулся от неожиданности, а она сосредоточилась на его губах.

– У меня для тебя кое-что есть, – сказала она низким, глубоким голосом. – И не для того, чтобы сравнять счет. А лишь потому, что я этого хочу.

Все-таки было бы замечательно, будь у нее возможность прогуляться с Джоном по местам своей жизни. Но его знание о ее прошлом сделает самоубийственную миссию Хекс только труднее: какие бы чувства она не испытывала к нему, она будет искать своего похитителя, и бесполезно обманывать себя относительно шансов на выживание в этом мероприятии.

У Лэша были свои трюки.

Очень плохие и опасные трюки.

Воспоминания об ублюдке снова вернулись к ней, ужасные, они заставляли бедра дрожать, уродливые, они, тем не менее, толкали ее на то, к чему она в действительности могла быть еще не готова. Но она не позволит себе умереть со знанием, что Лэш был последним, кто к ней притронулся.

Не сейчас, когда единственный мужчина, которого она любила по-настоящему, сидел перед ней.

– Я хочу быть с тобой, – сказала она хрипло.

Джон шокировано смотрел в ее лицо своими синими глазами, будто искал на нем признаки того, что, может быть, он что-то понял не правильно. А потом горячая, густая похоть прорвалась сквозь все его эмоции, разрушая их и не оставляя ничего, кроме стремления мужчины воссоединиться с женщиной.

К его чести, он сделал все, чтобы заглушить этот инстинкт или хотя бы удерживать под неким подобием контроля. Но это привело лишь к тому, что именно она закончила эту борьбу между разумом и чувствами, прижавшись губами к его рту.

О... Боже, его губы были такими мягкими.

Она чувствовала, как бурлит его кровь, но несмотря на это, он все равно держал себя в узде. Даже когда она проникла языком глубоко в его рот. И этот контроль очень помогал ей, потому что мысли в ее голове метались между тем, что она делала сейчас...

И тем, что делали с ней совсем недавно.

Чтобы сосредоточиться, она нашла руками его грудь и провела ладонями по твердым мышцам напротив сердца. Толкая его спиной на матрас, она вдыхала его запах и связующий аромат темных специй, который сейчас исходил от него. Они оба были неповторимы, и совершенно не похожи на тошнотворную вонь лессера.

Что помогало ей отделить этот опыт от того, что был у нее в последнее время.

Поцелуй начинался как осторожное исследование, но все быстро изменилось. Джон придвинулся к ней ближе, прижимая свое массивное тело к ее, закидывая на нее свою тяжелую ногу. В то же время, он обнял ее, тесно прижимая к себе.

Он не торопился, как и она.

И все было в порядке, пока его рука не скользнула на ее грудь.

Это прикосновение оглушило ее, выдергивая из этой комнаты, с этой кровати, из объятий Джона и прочь от этого момента, возвращая ее обратно в ад.

Борясь с собственным сознанием, она пыталась оставаться на связи с реальностью и с Джоном. Но когда он провел пальцем по ее соску, ей пришлось заставить свое тело не дергаться. Лэш любил вжимать ее в кровать до того, как случалось неизбежное, царапая и лапая ее по всему телу. Несмотря на то, что он обожал кончать, еще он тащился от прелюдии, ведь это выносило ей мозг.

Психологически умный ход с его стороны. Она-то, конечно, предпочла бы побыстрее со всем этим покончить…

Джон прижался эрекцией к ее бедру.

Щелк.

Тут ее самообладание не выдержало, достигая предела своей прочности и разрывая ее на части: подскочив, ее тело самопроизвольно разрывало контакт, их единение, полностью убивая момент.

Вскочив с кровати, она чувствовала ужас Джона, но была слишком занята, пытаясь справиться с собственным страхом, чтобы объяснить ему все. Кружа по комнате, она отчаянно пыталась зацепить за реальность, глубоко дыша, но не от страсти, а по причине неудержимой паники.

Как же это было хреново.

Гребаный Лэш... она убьет его за это. Не за то, что ей пришлось пережить, а за то, в какое положение она только что поставила Джона.

– Прости, – простонала она. – Мне не стоило начинать это. Мне очень жаль.

Немного придя в себя, она остановилась перед шкафом и посмотрела в зеркало на стене. Пока она металась по комнате, Джон встал с кровати и подошел к раздвижным стеклянным дверям, и сейчас он стоял, скрестив руки на груди, плотно сжимая челюсти, и смотрел в ночь.

– Джон ... дело не в тебе. Я клянусь.

Он покачал головой и даже не посмотрел на нее.

Она закрыла лицо ладонями, тишина и напряжение между ними будили в ней желание сбежать. Она просто не могла справиться со всем этим – с тем, что чувствовала и что сделала с Джоном, и всем этим дерьмом с Лэшем.

Ее взгляд упал на дверь и мышцы напряглись, толкая ее к выходу. И это так на нее похоже. Всю свою жизнь, она всегда полагалась на свою способность растворяться, не оставляя после себя никаких объяснений, никаких следов, ничего, кроме воздуха.

Что было хорошей чертой для наемного убийцы.

– Джон...

Он повернул голову, и когда их взгляды встретились в отражении свинцового стекла, в его глазах горело сожаление.

Он ждал, пока она заговорит, и ей стоило бы сказать ему, что будет лучше, если она сейчас же уйдет. Она должна была бросить еще одно вялое, тупое извинение, а затем дематериализоваться из комнаты... и его жизни.

Но все что она смогла, это лишь прошептать его имя.

Он повернулся к ней лицом и сказал одними губами: «Мне очень жаль. Иди. Все нормально. Иди».

Но она не смогла двинуться с места. А потом открыла рот. Когда она поняла, что в задней части горла образовался ком, то не смогла поверить, что он собирается принять форму слов. Откровения были совершенно ей не присущи.

Черт возьми, она что, на самом деле собиралась это сделать?

– Джон... Я... Я... Меня...

Переместив взгляд, она посмотрела на свое отражение. Ее острые скулы и смертельная бледность были результатом чего-то гораздо большего, чем нехватка сна и питания.

Внезапно вспыхнув от гнева, она выпалила: – Лэш не был импотентом, ясно? Он не был... импотентом…

Температура в помещении упала так быстро и так низко, что ее дыхание превратилось в облачко пара.

И то, что она увидела в зеркале, заставило ее развернуться и сделать шаг назад, подальше от Джона: его синие глаза светились каким-то адским огнем, верхняя губа поднялась вверх, обнажая клыки, настолько острые и длинные, что напоминали кинжалы.

Предметы по всей комнате начали вибрировать: прикроватные лампы, одежда на вешалках, зеркало на стене. Коллективное дребезжание переросло в глухой рев, и ей пришлось прижаться к бюро, в противном случае она просто упала бы.

Воздух стал живым. Заряженным. Наэлектризованным.

Опасным.

А Джон был центром этой бушующей энергии, его ладони сжались в кулаки так крепко, что дрожали предплечья, бедра напряглись, когда он принял боевую стойку.

Рот широко распахнулся, голова наклонилась вперед... и он испустил боевой крик…

Звук взорвался вокруг нее, столь громкий, что ей пришлось прикрыть уши руками, и она почувствовала, как мощная волна воздуха ударила в лицо.

В какой-то момент она подумала, что он обрел голос, но не голосовые связки издавали сейчас этот рев.

Стеклянные двери за его спиной повылетали, разбиваясь на тысячи осколков, что рассыпались и подпрыгивали на полу, ловя и отражая свет, словно капли дождя.

Словно слезы.