Смерть была делом грязным, болезненным и в значительной степени предсказуемым... кроме тех случаев, когда она вдруг решает вести себя не так, как положено, и демонстрирует свое странное чувство юмора.
Через час Хекс с трудом разлепила глаза и поняла, что на самом деле была не в туманных объятьях Забвения... а в клинике, в особняке Братства.
Из горла торчала трубка. По ощущениям в бок словно воткнули ржавое копье. И где-то слева щелкнули перчатки, снятые с рук.
Голос Дока Джейн был тихим. – Мы реанимировали ее два раза, Джон. Я остановила внутреннее кровотечение... но я не знаю…
– Я думаю, она пришла в себя, – сказала Элена. – Ты вернулась к нам, Хекс?
Ну, видимо, да. Она чувствовала себя хреново, и от того, что уже на протяжении многих лет ее постоянно кто-то режет и колет, она не могла поверить, что ее сердце опять бьется... но да, она была жива.
Буквально на волоске от смерти, но все-таки жива.
Бледное, как полотно лицо Джона оказалось в поле ее зрения, и в отличие от больного цвета его кожи, его синие глаза горели, словно пламя.
Она открыла рот... но через него вышел лишь воздух из легких. У нее не было сил говорить.
Прости, сказала она одними губами.
Он нахмурился. Качая головой, взял ее за руку и погладил...
Должно быть, она потеряла сознание, потому что когда очнулась, Джон уже шел рядом с ней. Что, черт возьми… а, ее перевели в другую комнату... потому что в операционную привезли кого-то еще – кого-то, привязанного к каталке. И, судя по свисающей вниз, длинной черной косе, это была женщина.
Слово «боль»[129] пришло ей на ум.
– Боль… – прошептала она.
Джон повернул голову.
Что? – спросил он губами.
– Кто бы там ни был... боль.
Она снова потеряла сознание... чтобы прийти в себя и покормиться от запястья Джона. А затем снова вырубится.
В обморочном сне она словно вернулась обратно в те времена, которые не помнила, будучи в сознании. И кино это было очень драматичным. Слишком много жизненных перекрестков, где все могло сложиться иначе, когда судьба больше напоминала шлифовальный станок, нежели мешок с подарками. Судьба – как течение времени, неизменная, неумолимая, не считающаяся с мнением живущих на Земле.
И все же... пока разум находился под свинцовым прессом ее бесчувственного тела, у Хекс возникло чувство, что все сработало именно так, как должно – тропа, по которой она двигалась, привела ее именно туда, куда и должна была:
К Джону.
Хоть это и не имело никакого смысла.
В конце концов, она познакомилась с ним всего год назад. Что всячески опровергало странное чувство их векового единения.
Хотя, может это и имело смысл. Когда ты находишься без сознания под действием анестезии и балансируешь на грани реальности и Забвения... вещи выглядят иначе. И чувство времени, равно как и приоритеты, меняются.
***
Находясь по другую сторону двери в послеоперационную палату Хекс, Пэйн с трудом подняла веки и попыталась понять, где же она находится. Обстановка не объясняла ровным счетом ничего. Стены комнаты были бледно-зелеными, везде стояли какие-то ящики и лежали блестящие приборы. Но Пэйн понятия не имела, что все это значит.
Но, по крайней мере, ее транспортировка сюда была медленной, осторожной и относительно комфортной. Ей что-то ввели в вену, чтобы успокоить боль, и поистине, она была благодарна за это зелье.
В самом деле, призрак умершего волновал ее больше, чем будущее, что ждало ее на этой стороне. Неужели доктор действительно произнесла имя ее близнеца? Или же это было плодом ее рассеянного, воспаленного разума?
Она не знала. И очень беспокоилась по этому поводу.
Благодаря периферийному зрению, она видела, что с момента ее прибытия ее посетили многие, в том числе доктор и Слепой Король. Еще симпатичная блондинка... и темноволосый воин, которого все звали Торментом.
Измученная, Пэйн закрыла глаза, шум голосов медленно погружал ее в сон. Она не знала, насколько она отключилась... но в сознание ее вернул еще один визит в полной тишине.
Пэйн хорошо знала прибывшую, и ее появление оказалось еще более шокирующим, чем тот факт, что теперь она была вдали от своей матери.
Когда Пэйн открыла глаза, хромой походной по гладкому полу к ней приблизилась Ноу-Уан, капюшон полностью закрывал лицо женщины. Позади нее виднелся Слепой Король, он стоял, скрестив руки на груди, рядом с ним его красивая светлая собака и прекрасная брюнетка-королева.
– Что ты... здесь делаешь? – спросила Пэйн хриплым голосом, вдруг осознавая, что ее вопрос на самом деле имеет больше значения, чем просто произнесённые вслух слова.
Падшая Избранная очень нервничала, хотя Пэйн не знала точно, почему ей так показалось. Это скорее можно было почувствовать, чем увидеть, учитывая, что Избранная была укутана в свои черные одежды.
– Возьми меня за руку, – сказала Пэйн. – Я хочу тебя успокоить.
Ноу-Уан покачала головой под капюшоном. – Это я пришла тебя успокоить. – Когда Пэйн нахмурилась, Избранная повернулась к Рофу. – Король позволил мне задержаться в его доме в качестве твоей служанки.
Пэйн сглотнула, но сухость во рту не помогла ее пересохшему горлу. – Не надо мне прислуживать. Останься здесь... и позаботься о себе.
– Правда... и это тоже. – Мягкий голос Ноу-Уан стал напряженным. – Воистину, после Вашего ухода из святилища, я пришла к Деве-Летописеце, и моя просьба была удовлетворена. Вы вдохновили меня на действие, так долго откладываемое мною. Я была труслива... но это в прошлом, благодаря Вам.
– Я... так... рада... Хотя, все, что она могла сделать, чтобы оправдать это стремление, ныне недоступно ей.– И я рада, что ты здесь.
С этот момент дверь в другом конце комнаты с грохотом распахнулась, и вошел мужчина, одетый в черную кожу и словно несущий за собой болезненную смертельную волну. Вслед за ним шла врач, и когда он ринулся к каталке, призрачная женщина положила руку ему на плечо, словно хотела его успокоить.
Алмазные глаза мужчины встретились с глазами Пэйн, и хотя она не видела его целую вечность, Пэйн все равно узнала его. Как будто смотрела на свое отражение.
Непрошеные слезы навернулись на ее глаза, и он перестал дышать. –
– Вишес, – прошептала она отчаянно. – О, брат мой...
Он в один миг принял форму рядом с ней. Его невероятно умный взгляд прошелся по каждой черточке ее лица, и она почувствовала, что их выражения были так же похожи, как и цвет волос, ее удивление и непонимание отражалось сейчас в его резких, красивых чертах.
Его глаза... Ах, его алмазного цвета глаза. Они были как ее собственные, она видела это отражение в бесчисленных зеркалах.
– Кто ты? – хрипло спросил он.
Внезапно, она что-то почувствовала в своем немеющем теле, и этот тяжкий груз был не следствием физической травмы, а возник от ощущения внутренней катастрофы. Он не знал, кто она, чья-то ложь разлучила их, и это было трагедией, которую Пэйн едва ли могла вынести.
Ее голос стал сильнее. – Я... твоя кровь.
– Господь Всемогущий. – Он поднял руку, укрытую черной перчаткой. – Моя сестра...?
– Мне надо идти, – торопливо сказала врач. – Перелом позвоночника находится за пределами моей компетенции. Мне нужно найти…
– Найди того проклятого хирурга, – зарычал Вишес, не сводя глаз с Пэйн. – Найди его и приведи сюда... любым способом.
– Я не вернусь, пока не найду его. Обещаю.
Повернувшись к женщине, Вишес быстро и жестко поцеловал ее. – Боже... я так люблю тебя.
Призрачное лицо врача стало полностью осязаемым, когда они смотрели друг на друга. – Мы спасем ее, поверьте мне. Я вернусь сразу же, как смогу… Роф уже дал свое разрешение, а Фритц поможет мне привести Мэнни сюда.
– Гребаный солнечный свет. День наступит слишком скоро.
– В любом случае, я хочу, чтобы ты остался здесь с ней. Ты и Элена должны следить за ее показателями, и Хекс по-прежнему находится в критическом состоянии. Я хочу, чтобы ты заботился о них обеих.
Когда он кивнул, врач растворилась в воздухе, а мгновенье спустя Пэйн почувствовала, как в ее руку легла чья-то теплая ладонь. Это была ладонь Вишеса, та, что без перчатки, и эта связь между ними принесла ей облегчение, которое невозможно выразить словами.
Воистину, она потеряла мать... но если она выживет, у нее все равно будет семья. На этой Стороне.
– Сестра, – прошептал он. И это был не вопрос, а констатация факта.
– Брат мой, – простонала она... и сознание снова покинуло ее.
Но она вернется к Вишесу. Так или иначе, она больше никогда не покинет своего близнеца.