Возлюбленный мой

Глава 2

С точки зрения хронологии, Блэйлок, сын Рока, знал Джона Мэтью чуть больше года.

Но эта хронология не отражала истинную длительность их мужской дружбы. В жизни существуют два временных потока: абсолютный и относительный. Абсолютный – это универсальный цикл день-ночь, и так триста шестьдесят пять раз в году. Но в их случае роль играло то, каким образом проходило это время – смена событий, смерть, разрушение, обучение, сражения.

Он вспоминал все это и понимал... они были тесно связаны уже тысячи лет.

И эти временные рамки продолжали расширяться, подумал он, глядя на своего друга.

Джон Мэтью рассматривал чернильные узоры на стенах тату-салона, его взгляд скользил по черепам, кинжалами, американским флагам и китайским символам. Своими размерами он будто полностью заполнил все три комнаты этого салона и смотрелся здесь так, словно прилетел с другой планеты. В отличие от своего претрансового состояния, теперь парень имел мышечную массу рестлера, но так как скелет его тоже был огромен, вес равномерно распределялся вдоль костей, что придавало ему более изящный, чем у этих борцов, вид. Его волосы были коротко подстрижены машинкой, от чего черты лица казались скорее суровыми, чем красивыми, а темные круги под глазами придавали ублюдку вид серьезный и опасный.

Жизнь его порядком попинала, но вместо того чтобы сломать, каждый ее удар закалял его, делал тверже, сильнее и несгибаемей. Теперь он был сплошной сталью, от мальчишки, которым он был когда-то, ничего не осталось.

Но таково взросление. Меняется не только тело, но и разум.

Однако по отношению к его другу эта потеря детской чистоты казалась настоящим преступлением.

И на этой ноте, внимание Блэя привлекла администраторша, стоявшая за стойкой. Она склонилась над стеклянной витриной с украшениями для пирсинга, ее грудь выпирала из черного бюстгальтера, который виднелся из-под рубашки того же цвета. Один рукав был черно-белым, а другой – черный с красным, в носу, бровях и ушах торчали металлические кольца. На фоне всех этих рисунков на стенах, она была словно живое воплощение того, что, по желанию, можно было здесь получить. Очень сексуальный, жесткий пример... с губами цвета красного вина и волосами цвета ночи.

Все в ней очень сочеталось с Куином. Она была им же, только в женском обличии.

И что сказать, разноцветные взгляд Куина уже остановился на ней, и он заулыбался девушке своей фирменной улыбкой ловеласа.

Рука Блэя скользнула в карман кожаной куртки и нашла там пачку красных Данхилл[5]. Господи, ничто не вызывало у него такого желания затянуться сигаретой, как любовные похождения Куина.

И было очевидно, что сегодня он получит еще парочку гвоздей в гроб своего настроения: медленно прогуливаясь перед администраторшей, Куин смотрел на нее так жадно, словно та была высоким запотевшим бокалом со свеженалитым пивом, а он только что вернулся домой с жаркого и тяжелого трудового дня. Его взгляд не отрывался от ее груди, и пока они продолжали красоваться друг перед другом, девушка помогала ему получить более ясную картину своих достоинств тем, что оперлась на руки и еще ниже склонилась над витриной.

Хорошо, что вампиры не болеют раком.

Блей отвернулся от этой живой версии канала «Спайс»[6] у кассового аппарата и переместился ближе к Джону Мэтью.

– Круто, – Блэй показал на эскиз с кинжалом.

Не хочешь сделать себе татуировку когда-нибудь? – показал знаками Джон.

– Не знаю.

Бог свидетель, ему нравилось подобное на коже...

Его взгляд вновь обратился к Куину. Огромное тело парня стремилось навстречу человеческой женщине, его широкие плечи, плотные бедра и длинные, мощные ноги гарантировали ей захватывающее дух приключение.

В сексе он был потрясающим.

Не то, чтобы Блэй знал это по собственному опыту. Он видел это, и слышал... и представлял, как это могло бы быть. Но когда подобная возможность возникла, его сразу же отнесли к особому малочисленному классу – отвергнутый.

На самом деле, это была больше категория, чем класс... потому что, он был единственным, с кем Куин отказался заняться сексом.

– Эмм... а что, постоянно будет так болеть? – послышался женский голос.

Когда ей ответил мужской бас, Блэй посмотрел на стул для клиентов. Блондинка, над которой только что работали, осторожно натягивала рубашку на целлофановую повязку и смотрела на парня, который набивал ей татуировку, как на доктора, который должен был сообщить ей о ее шансах на выживание.

Затем парочка подошла к администраторше; той, что передумала делать тату, вернули ее деньги, и они обе с интересом уставились на Куина.

Так было везде и всегда, где бы парень ни появлялся, и когда-то этот факт заставлял Блэя преклоняться перед своим лучшим другом. Но теперь это вызывало лишь отторжение: каждый раз, когда Куин говорил «да», то единственное «нет» всплывало в голове Блэя огромными буквами.

– Парни, если вы готовы, то я тоже, – позвал их мастер татуажа.

Джон и Блэй направились в заднюю часть салона, а Куин сразу же забыв об администраторше, как о страшном сне, последовал за ними. Его огромным плюсом была та серьезность, с которой он относился к своей роли Аструкс Нотрам Джона: он должен находиться рядом с парнем двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. И к этой обязанности он относился с еще большей ответственностью, чем к сексу.

Джон сел в мягкое кресло, в центре рабочего кабинета, достал бумажку, развернул ее и положил на стол татуировщика.

Человек нахмурился и посмотрел на то, что набросал Джон.

– Так, эти четыре символа на верхней части плеча?

Джон кивнул и показал знаками: Вы можете украсить их как угодно, но они должны быть четкими.

После того, как Куин перевел, мастер кивнул.

– Круто. – Взяв черную ручку, он нанес вокруг символов элегантную рамку из узоров. – Что это, кстати?

– Просто символы, – ответил Куин.

Мастер снова кивнул и продолжил рисовать.

– Как вам?

Все трое склонились над рисунком.

– Черт, – тихо сказал Куин, – Охренительно.

Так и было. Абсолютное совершенство, которое Джон носил бы на своей коже с гордостью – и из-за шикарного узора не каждый сможет различить символы на Древнем Языке. Он не хотел, чтобы все видели, что было нарисовано – но с татуировками всегда так – им не обязательно быть на виду, и видит Бог, у парня было достаточно футболок, чтобы скрыть надпись от посторонних глаз.

Когда Джон кивнул, мастер встал.

– Я принесу переводную бумагу. Перенести это на твое плечо не займет много времени, а затем мы сразу приступим к работе.

Когда Джон положил на стол стеклянную баночку с чернилами и начал снимать куртку, Блэй сел рядом и протянул к нему руки. Учитывая сколько оружия было упаковано по карманам Джона, вешать этот предмет одежды на вешалку было плохой идеей.

Сняв рубашку, Джон сел и подался всем телом вперед, положив тяжелые руки на специальную мягкую стойку. Татуировщик нанес изображение на переводную бумагу, плотно приложил ее к верхней части плеча Джона, а затем сильно дернул.

Рисунок идеально лег на покрывающую мускулы кожу, занимая всю поверхность плеча Джона.

Древний Язык действительно прекрасен, подумал Блэй.

Глядя на символы, на одно короткое, дурацкое мгновенье, он представил свое имя на плече Куина, высеченное на этой гладкой коже, на манер брачной традиции.

Этому не бывать. Им предназначено быть лишь лучшими друзьями... в сравнении с тем, чтобы не знать друг друга вообще, это было чем-то колоссальным. В сравнении с тем, чтобы быть любовниками? Подобно холодной улице по ту сторону запертой двери.

Он взглянул на Куина. Парень следил за Джоном и одновременно пялился на администраторшу, которая заперла входную дверь и теперь стояла рядом с ним.

Выпуклость ширинки его кожаных штанов была очевидна.

Блэй посмотрел на кучу одежды на своих коленях. Одну за другой, он аккуратно сложил майку, рубашку, а затем и куртку Джона. Когда он поднял глаза, Куин уже медленно водил пальцем по руке женщины.

Несомненно, скоро они окажутся за той занавеской, слева. Входная дверь в салон была заперта, занавес был довольно тонким, и Куин обработает женщину, даже не снимая оружия. Поэтому, все это время Джон будет в безопасности ... и зуд Куина в определенном месте утихнет.

И это значило, что Блэю остается лишь мучиться, слушая их стоны.

Но это лучше, чем травить себя никотином. Тем более, что Куин был таким красивым, когда занимался сексом. Очень... красивым.

Бывали времена, когда Блэй пытался вести себя как гетеро, и они часто трахали человеческих женщин вдвоем – не то, чтобы он мог вспомнить лица этих женщин, их тела или имена.

Его мысли всегда занимал только Куин. Всегда.

***

Жалящая боль от татуировочной иглы приносила удовольствие.

Закрыв глаза и сделав глубокий и медленный вдох, Джон подумал о взаимодействии металла и кожи, о том, как острое входит в мягкое, как вытекает кровь... как четко ощущаются те места, где игла проникает в тело.

Вот, например, сейчас он чувствовал, как татуировщик работает в верхней части плеча.

У Джона был большой опыт в плане колюще-режущего дерьма, только в более крупных масштабах, и он больше раздаривал раны, нежели получал их сам. Конечно, пару раз его резали в сражениях, но он оставлял на порядок больше отверстий в телах врагов, и, как татуировщик, всегда имел при себе свой набор инструментов: в его куртке прятались всевозможные виды кинжалов и ножей, и даже длинная стальная цепь. Ну и, на всякий случай, пара пистолетов.

Да... все это и пара шипованных скоб.

Которые он никогда не использовал в борьбе с врагом.

Нет, это было не оружие. И хотя их не затягивали ни на чьих бедрах вот уже почти месяц, они все равно не были бесполезными. Сейчас скобы каким-то образом давали ему ощущение безопасности. Без них он чувствовал себя голым.

Дело было в том, что эта твердая сталь была единственным связующим звеном между ним и той, кого он любил. Что, учитывая произошедшее между ними, несло в себе некий космический смысл.

В своих отношениях они не зашли так далеко, как ему хотелось бы. То, что Хекс носила вокруг своих бедер, чтобы приручить свою симпатскую природу, не предполагало той стабильности, которую он искал в отношениях, но именно это подвело его к мысли о своем личном способе угомонить собственных демонов. Когда все здесь закончится, она всегда будет с ним. На его коже, и под ней тоже. На его плечах и в его сердце.

И он надеялся, что человек достойно сделает свою работу.

Когда Братья по какой-то причине решались на татуировки, иглой работал Вишес, и он был настоящим профессионалом в своем деле – черт, красная слеза на лице Куина и черная дата на задней части шеи были полным отвалом башки. Проблема заключалась в том, что если придти к Ви с запросом, подобным этому, то сразу последуют вопросы – и не только от него, но от других.

В Братстве не так много секретов, но Джон хотел бы сохранить свои чувства к Хекс только для себя самого.

Правда заключалась в том... что он любил ее. Безгранично, безвозвратно, в стиле «даже смерть не в силах разлучить нас». И хотя его чувства безответны, это не имело значения. Он уже смирился с тем, что та, кого он хотел, не хотела его.

Единственное, чего Джон не мог выносить, это того, что над ней издеваются и подвергают медленной, мучительной смерти.

А у него нет возможности ее защитить.

Он был одержим ее исчезновением. Зациклен на нем до саморазрушения. Жесток и неумолим к тому, кто забрал ее. Но это касалось только его одного.

Единственный плюс во всей этой ситуации заключался в том, что Братство тоже стремилось выяснить, что, черт возьми, с ней произошло. Братья никогда не бросали в беде своих, а когда они отправились выручать Ривенджа из той колонии симпатов, Хекс довольно быстро влилась и стала частью команды. Когда пыль рассеялась, и она исчезла, все предположили, что ее похитили, и это могли сделать кто-то из двоих: либо симпат, либо лессер.

Равносильно вопросу: что бы вы предпочли – чтобы она заболела полиомиелитом или лихорадкой Эбола?

Каждый, в том числе Джон, Куин и Блэй, были в деле. Результат? Все выглядело так, как будто найти ее было всего лишь обязанностью Джона, как солдата.

Жужжание иглы затихло, и он почувствовал, как татуировщик вытер ему спину.

– Смотрится хорошо, – сказал парень и возобновил работу. – Хотите сделать все за раз или в два захода?

Джон посмотрел на Блэя и показал знаками.

– Он говорит, что хочет, чтобы все было сделано сегодня, если у тебя есть время.

– Да, я могу. Мар? Позвони Рику и скажи, я задержусь.

– Уже набираю, – ответила администраторша.

Нет, Джон не позволит Братьям увидеть эту татуировку, и не важно, насколько красивой она получится.

Как он это видел: он родился на автобусной станции ​​и его оставили там умирать. Затем он был брошен в человеческий мир детей-сирот. Его взял к себе Тор и его женщина, но затем ее убили, а сам парень исчез. И теперь Зи, единственный, кто мог достучаться до него, по понятным причинам был занят своей шеллан и ребенком.

Даже Хекс оттолкнула его еще до того, как с ней произошла трагедия.

Что ж, намек понят. Кроме того, он ощущал странное чувство свободы от того, что теперь ему было по хрен на чье либо мнение. Теперь он мог свободно лелеять свое одержимое желание выследить ее похитителя и разорвать ублюдка на куски.

– Не расскажешь, что означает твоя тату? – спросил мастер.

Джон поднял глаза и понял, что не было никаких причин лгать человеку. Кроме того, Блэй и Куин знали правду.

Блэй выглядел немного удивленным, но затем перевел:

– Он говорит, что это имя его девушки.

– А, понял. Женитесь?

После того, как Джон снова показал что-то знаками, Блэй сказал:

– Это татуировка в память о ней.

Последовала пауза, а затем татуировщик положил пистолет на подвижной стол, где стояли чернила. Дернув вверх рукав своей черной рубашки, он вытянул руку перед лицом Джона. На ней было изображение красивой женщины, с переброшенными через плечо волосами, взгляд был сфокусирован так, что казалось, она смотрит с поверхности кожи прямо тебе в глаза.

– Это моя девочка, ее тоже больше нет. – Резким рывком парень опустил рукав. – Я понимаю, что ты испытываешь.

Игла снова вернулась к работе, и Джону стало трудно дышать. Мысль о том, что Хекс, вероятно, уже мертва, съедала его заживо... и еще хуже было представлять, какой смертью она умерла.

Джон знал, кто забрал ее. Существовало только одно логическое объяснение: пока она была в лабиринте и помогала освобождать Ривенджа, нарисовался Лэш, а когда он испарился, она исчезла тоже. Вряд ли это совпадение. И хотя никто ничего не видел, в пещере, где нашли Рива, находилось около ста симпатов, и вообще много всего произошло... да и Лэш не был рядовым лессером.

О нет... он был сыном Омеги. Самим порождением зла. А это означало, что у подонка были свои тайные трюки.

Джон лично наблюдал за его фокусами во время сражения в колонии: если парень мог ладонью посылать взрывоопасные сгустки энергии и нос к носу сойтись с чудовищем Рейджа, то что помешает ему выкрасть кого-то прямо из-под носа Братьев? Дело в том, что если бы Хекс убили в ту ночь, то нашлось бы ее тело. И если бы она дышала, но была сильно ранена, она связалась бы симпатской телепатической связью с Ривенждем. И если бы она была жива, но ей вдруг понадобился небольшой отпуск, она бы исчезла только после того, как убедилась, что все добрались домой целыми и невредимыми.

Братья мыслили с той же самой логикой, так что все они были заняты поисками лессеров. И хотя большинство гражданских вампиров после набегов покинули Колдвелл и укрылись в убежищах, Общество Лессенинг, которым теперь управлял Лэш, продолжало действовать и, чтобы свести концы с концами, занялось торговлей наркотиками, в основном возле клубов, здесь, в центре города, на Торговой. Игра называлась «Прочеши заброшенные переулки», и каждый искал там нежить, которая воняла как нечто среднее между дохлым скунсом и освежителем для туалета.

За четыре недели они не нашли лишь признаки того, что лессеры толкают продукт людям, ничего более.

Джон сходил с ума, в основном, от незнания и страха, и частично от того, что ему приходилось сдерживать жажду насилия внутри себя. Но удивительно на что способен индивид, у которого нет выбора – если он хочет остаться в деле, то должен притворяться, что он нормален и спокоен, как удав. И Джон смог себя заставить.

А эта татуировка? Ей он как будто застолбил свою территорию. Это – его заявление о том, что, даже если Хекс и не хотела его, она была его женщиной, и он будет чтить ее, живой или мертвой. Дело было вот в чем: каждый чувствовал то, что чувствовал, это не его вина, или еще кого-то, что это чувство не взаимно. Просто... так было.

Господи, он отчаянно сожалел, что был холоден, когда они занимались сексом второй раз.

В последний раз.

Внезапно, Джон отключил эмоции, вернув джина грусти и сожаления обратно в его лампу. Он не мог позволить себе сломаться. Он должен был безостановочно продолжать поиски, продолжать двигаться вперед. Время не стоит на месте, даже если ему и хотелось замедлить его так, чтобы увеличить шансы найти ее живой.

Но, в любом случае, часам было наплевать на его мнение.

Господь Всемогущий, подумал он. Умоляю тебя, дай мне силы выстоять.