Черноокая печаль

Глава 9

Проснулась я от странного ощущения. Меня куда-то несли. Бережно прижав мою бедовую голову к крепкому плечу, дабы ветки не расцарапали лицо. Знакомый лесной аромат исходил от кожи моего спасителя. Или пленителя?

Мне надо было раскрыть очи, глянуть на него. Наверное, спросить, куда уносит и для чего? Но веки как будто налились свинцом и не желали распахиваться. Мне вдруг стало совершенно все равно. Легкая дрожь прошлась по моему телу. Мне было холодно. Мне было нехорошо. Я и позабыла, каково это, когда «хорошо» и телом, и духом. Мне было плохо.

— Третьяк, что за черти?! Договорились же...

— Тшшшш... не ори. — полушепотом потребовал носящий меня и, будто опасаясь моего внезапного пробуждения, закачал на руках, будто младенца. Убеждая не просыпаться. — Вот, держи.

Аккуратно, словно драгоценную статуэтку, меня передали на чужие руки. Чужие были прикосновения, чужим был запах, исходящий от тела, к которому меня прижали. Даже ритм сердца, что раздавался через крепкую грудь, обтянутую рубахой, казался чуждым. Оттого я и заворчала, но меня тут же крепко сжали без нежностей. Будто предупреждая: «Дергаться не стоит».

— Уведи ее к северной черте леса, оттуда к Бирюзовой реке, вниз по течению...

— Погодь, Третьяк. А ты?

— А я прогуляюсь обратно в лагерь этих чертей.

— Тебя что, шибко дубиной по голове приласкали?! Умом двинулся? Или еще захотелось?!

— Поговорить мне надобно с их главным. — недовольно бурчит такой знакомый голос. — Ты ее унеси, я вас догоню.

— Ага, счас! Мы уж тебя подождем!

— Мирош...

— Уже двадцать девять зим как Мироша! Я без тебя никуда не уйду! Хочешь девку сберечь? Топай с нами! И так от нее одни неприятности...

— Умолкни... — недовольно заворчали с явной угрозой на конце. — Крепче ее держи, вот так. Я сейчас.

— Третьяк, давай только без глупого геройства! Девка все равно спит, не оценит!

— А ты ее уж в нужный момент разбуди.

Жалобно заскрипели сухие ветки под ногами медведей. Впрочем, долго выматывать медведя я не сочла должным. Аккуратно хлопнула того по плечу, хрипло попросив отпустить. Упрямствовать, как некоторые, Мироша не стал. Отпустил. Слегка пошатываясь, я уперлась плечом в близжайшую сосну и потерла глаза, пытаясь сориентоватся в темном лесу.

Вышло отвратно. Но одно до меня дошло быстро: медведь сбежал и прихватил и меня с собой. Радоваться этому или нет, я пока не знала. С одной стороны, там, в лагере, остался Чернозар. Да, он на меня гневается после известий о смерти девчонок, но навредить бы мне он не посмел. Мы прошли с ним две долгие зимы, пропитанные стогами умерших и кровью раненных.

Он как брат, даже ближе. По крайней мере, таким был. А сейчас? Тот ли это Чернозар, которого я знала? Теперь он связался с разбойниками и режет простой люд направо и налево. Не по душе мне его занятие, да оправдание ему найти не вмоготу. Как бы не старалась.

Посему остаться с ним не могу. Да и потом, не настолько я дурна, да бы не понять: разбойники меня живой в свободное плавание не отпустят. Опять-таки моя ложь про мужа. Это ощутимо меняет мое положение.

Глянуть с другой стороны, эти же медведи, вроде и знакомы мы от силы пару дней, но они за меня заступились. Не кинули и пока не обижали. Да, слегка неотесанные, грубоваты. Но не чую я за ними злого умысла. А этот Третьяк и вовсе своей шкурой рисковал, да бы меня спас.

Может, пожить с ними, пока выйду из леса? А потом оттуда потихоньку до Белоярска доберусь?

Кажись, это самый правильный путь. Чернозара я не в силах вразумить, да и влезать в его дела охоты мало. Достали меня кровопролитные приключения. Уюта хочу, тишины. Избу, печь, детишек.

С Мирошей мы не говорили. Не о чем. Он нервно расхаживал туда-сюда. Прислушивался к тьме ночной, а то и дело громко принюхивался, стараясь уловить в воздухе отголоски беды.

Он переживал. И я была как на иголках. Но почему-то была почти что уверенна, что Третьяк вернется. Не знаю, откуда так велика моя уверенность в него. И все же.

Устала, уперевшись головой в сухую кору ствола, на миг прикрыла глаза. Мне было плохо. Туманно в голове, и тело разомлело, будто собранно из теста. Казалось, еще чуток, и сползу смолинным клеем вниз.

— Что с ней?

Неожиданно раздался голос совсем рядом, прямо у моего плеча. Но я была до той степени «выпаренной», что даже глаз не раскрыла на него посмотреть.

— Хвала богам, ты цел! — вскрикнул медведь. — Ну что, поговорили?

— Поговорили-поговорили... — недовольно заворчал Третьяк, я почувствовала, как крепкие ладони развернули меня к себе. — Эй, черноокая, ты чего вялая такая?

— Без крови?

Тихо шепнула я пересохшими губами, да только медноволосый медведь сразу просек, о чем идут речи. Без объяснения и лишних слов он понял и даже не осудил мою тревогу за фронтового друга, что нынче промышляет разбойничеством.

— Без крови.

Ответил серьезным кивком и подошел совсем близко, так что я щекой ощутила его теплое дыхание на своей щеке.

Когда крепкие пальцы медведя туго сжали мое запястье, я не удержалась и вскрикнула. Такими горячими они мне показались, что впору было выть.

— Ну что, пошли...

Где-то издалека раздался нетерпеливое второго оборотня, только мой держал меня крепко да не шелохнулся с места. Вскоре его ладонь легла на мою шею, а теплые губы коснулись лба.

— Да ты вся горишь, милая.

Последнее, что я услышала, мирно уходя в сонный плен.

Проснулась я от запаха густого говяжьего бульона. От такого волей-неволей язык проглотишь. А еще от теплого ощущения уюта и защиты. Замотанная в пару толстых одеял, я едва ли могла дышать.

Лениво разлепив веки, я с трудом сфокусировала взгляд на огоньке впереди. Это был костер, чьи языки пламени лизали дно чугунка, подвешенного над огнищем на веревочке. Оттуда и шел божественный запах.

Присмотревшись, я заметила побольше телег вокруг и людей, что шли туда-сюда. Кто приносил дрова, кто кормил лошадей, кто чинил сапоги.

Где я?

Где медведи?

Беспомощно хлопнув ресницами, попыталась высвободиться из плена теплых перин. Но как бы не так, сил у меня сейчас было не больше, чем у новорожденного теленка.

— О, показала глазки! *(старая выражение, означает: проснулась, разлепила веки)

Помешивая содержимое чугунка, рослая женщина оставила деревянную ложку в сторону и подбежала ко мне. Опустившись на колени, она с натугой принялась меня разматывать из кокона.

— Это ты конечно вовремя, милая! А то твой-то уже переживать начал. Там глядишь, богов начнет проклинать. Добрый он у тебя, да и ты хорошенькая, гляди какая.

Вытащив меня из одеял, женщина слегка стряхнула за плечи и помогла освободить лицо от прилипших волос. Только сейчас я заметила, что в одной нижней рубашке. А куда мое платье подевалось? А куртка? А...

— Вот, черноокая, держи. Кутайся.

На мои плечи кинули шерстяную шаль и хорошенько в нее завернули. А потом и вовсе сунули в руки плошку с ароматным отваром. Нос мгновенно уловил нотки мяты, ромашки и...

— Хвала богам, очнулась. Мужинек твой все переживал, да и я уже забеспокоилась.

— Муж?

Непонимающе моргнула я, ощущая странные покалывание в теле. Так бывало, когда после тяжелых ночей работы в лазарете мы падали с ног от усталости. Тогда Матриша нас через силу споивала сонным отваром. А потом, просыпаясь, ощущалось, как магия вновь бурлит по сосудам.

— Ну да.

Как само собой разумеющееся фыркнула женщина, перекинув рыжие косы за спину. В добротном сером платье, кожанных сапогах. С золотыми сергими в ушах. Не была она похожа на простую селянку.

— Он с моим Михеем, старшим сыном, пошел охотиться. Должен уже был появиться, закат уже опустился.

Озадаченно фыркнула она, рассматривая последние розовые блики солнечного света над горизонтом.

— Он нам все рассказал, милая. И как вас эти паршивые попутчики кинули, все отобрав. И как ты от горя с хворью слегла, и как он с братом тебя через лес нес. Хвала богам, на наш караван напоролись, а то худо бы тебе было, милая. Тебя как звать-то, черноокая, м?

— Наталка.

Прохрипела я в ответ, попивая маленькими глотками отвар. Да навострив ушки, выслушивая разговорчивую женщину.

— А я Ведана. Мой муж торговец. Мы как раз с его караваном в Лесогорье путь держим. Мы оттуда будем. Я с детьшками к сестре моей заезжали. В гостях. С этой войной больше пяти годков не видались. Я сама хотела в дорогу ринуться с моими-то детишками. Еще семицу назад. Да Озар не пустил, сказал его дождаться. Вот только сейчас в дорогу и собрались. А вы в Белоярске к родне идете?

— А...

Хм, что ей сказать? Тут если послушать, то медведь рассказал уже целую историю! Сказочник! Да и под пронзительный взгляд зеленых глаз женщины не соврать.

Сглатываю и тихонько, аки мышка, шепчу.

— У мужа там дела. А я сестру наведаю.

Довольная моим ответом, рыжая похлопала себя по коленям.

— И то верно, не стоит нам, бабам, в мужские дела лезть. А сестру проведать — это хорошо. У нее и хорошего словца можно урвать, и совета, как спокойствие в тереме сохранить. Я-то погляжу, ты совсем малехенькая, небось тяжко замужней быть?

Не успела я кивнуть, как рыженькая со знанием дела фыркнула и щелкнула пальцами в воздухе.

— То-то же. Я-то знаю... У самой такое было. Ты-то, милая, если что надо советом спомочь — обращайся. У меня глаз наметан, да опыта полны в супружнском деле. Уже пятнадцать зим как мужнена жена...

— Да я...

— Ты сюдой слушай. Вот я сразу заметила: обережного талисмана от разлучниц у него на руке нет. А он же у тебя такоооой, что такого хоть в погребе запри и на белый свет не пускай. Уведут!

— Но мы как-то...

— А я еще у него рубаха не расшита красной нитью! Где же оно так ведется?! Не по завету наших предков.

— Так я...

— И у тебя платьишко не по носу замужней бабе. Воротник повыше надобно. И еще траву нужную пьешь для рождения дитя...

Ой-ей!

— Третьяк!

Узрев крупную фигуру у кромки лагеря, так схожую на знакомого мне медведя, я не удержалась и крикнула, позвав того к себе.

Рядом с медведем семенил молодой мальчишка. Что с важным видом тащил пару куропаток на плече, да сжимал самодельный лук во второй.

Услышав мой голос, голова медведя вмиг развернулась ко мне. Скинув с плеча огромную тушу кабана на руки идущих рядом мужиков, он двинулся ко мне. Широкими шагами преодолев лагерь, не меньше чем через мгновение медведь оказался рядом. Опустившись на одно колено. И совершенно не обратив внимания на блики крови животного на его шее и щеке, мужчина протянул руку и аккуратно пальцами прошелся по моим косам.

— Пришла в себя, черноокая.

И так искренне улыбнулся, что даже распекать его за ложь перехотелось. На дне голубых очей таял лед и искрилось что-то мне неведомое. Дерзкое и такое теплое, что я уже согрелась.

— Ага, пришла. — рядом защебетала Ведана. — Я вот ей сейчас помогу искупаться. Рядом ручей есть. Потом переодену в своих вещах. Косы ПРАВИЛЬНО переплету. А то жена твоя...

— Не надо!!

Я вцепилась в медведя стальной хваткой. Глазами умоляя его не оставлять на руки этой... деятельной бабы.

Благодарствую ей, конечно, за всё. Только не надобно мне ничего переплитать и переодевать.

От моего категоричного вскрика и медведь, и жена торгаша замерли, непонимающе глядя на меня.

— Мне муж... споможет. — неуверенно промямлила я и с надеждой глянула на медведя. — Поможешь ведь?