Цветок зверя

Не могли бы вы заполнить некоторые пробелы

Ана

Мне следовало бы испугаться, когда мы подъезжали к фабрике, но я просто не могу себя заставить. Первый раз, когда я избежала смерти, я едва помню это, нох знаю, что сбежала. Моя мать сказала мне бежать. Это я отчетливо помню. Она была так напугана.

Во второй раз, когда я чуть не умерла, я даже не знала, что избегаю смерти. Все, что я делала, это ходила по улицам моего города. Но я больше не собираюсь пытаться и уклоняться от угроз. Я собираюсь перейти прямо к делу. На этот раз я не убегу.

Фабрика, на которую мы направляемся, кричит о "незаконных встречах". Я не думала, что преступники действительно выбирают подобные места. Она находится в конце небольшого, на вид заброшенного причала, повсюду разбросаны мусор и сломанные машины. Серый цвет, окружающий нас, слишком сильно напоминает мне о моем городе. Я ненавижу это.

Я выпрямляюсь, расправляя плечи, как только мы выходим, пытаясь казаться немного более устрашающей, чтобы соответствовать им, но, вероятно, это выглядит так, будто я их секретарша или что-то в этом роде. Мне следовало бы найти для этого одежду потемнее.

Я не в восторге от их плана, но соглашаюсь с ним. Мы приехали сюда на несколько часов раньше, потом связной сказал, что приедет, поэтому они хотят раздобыть кое-какое оружие и спрятать меня в каком-нибудь пустом кабинете наверху с Поли на случай, если это все таки ловушка. Однако мысль о том, что кто-то причинит Николаю боль, вызывает такое же электрическое ощущение по всей моей коже.

Я засовываю руки в карманы куртки и приподнимаю плечи, чтобы дождь не попадал мне в лицо. Не произнося ни слова, они вчетвером выстраиваются в строй.

Братья впереди, Царь идет немного быстрее. Поли идет рядом со мной, ее пальцы постукивают по кобуре с ножом на ноге. А Николай идет прямо за мной, посылая тепло и уверенность в мою спину.

Лев и Царь осматривают все вокруг, пока мы тихо поднимаемся по причалу к задним дверям огромной серой фабрики. Царь поднимает руку, и все трое полностью перестают двигаться. Я бы врезалась во Льва, если бы Николай не схватил меня сзади, чтобы остановить. Он тут же просовывает руку мне под куртку, чтобы провести пальцами по пояснице, посылая по мне прилив тепла.

Царь делает еще несколько сигналов рукой, явно что-то говоря своей команде, но я понятия не имею, что мы делаем. Царь проскальзывает в дверь, когда Лев придерживает ее открытой, чтобы не издавать ни звука. Такое чувство, что никто из нас не дышит, пока он там, чтобы проверить помещение.

Я считаю, что у меня отлично получается сохранять хладнокровие и собранность, но когда Царь распахивает дверь и показывает нам поднятый большой палец, я издаю пронзительный вздох и отшатываюсь назад, будучи остановленной стеной из тела Николая. Я не могу удержаться от смеха над собой, прежде чем прикрыть рот рукой.

Поли весело улыбается мне, проходя через двери первой. Стук наших ботинок по металлическому полу эхом отражается от стен, в воздухе тяжело висит пыль. Сломанные машины лежат кучами, собирая грязь, в окружении битого стекла с потолка. Я замечаю горы грязной бумаги и других канцелярских принадлежностей на втором этаже. Вау. Интересно, разрешат ли мне взять фотоаппарат из фургона.

Когда Николай похлопывает меня по заднице, чтобы я продолжала идти, я возвращаюсь к выполнению задания, но не могу удержаться от крика, когда раздается гулкий удар по металлу. Николай снова хватает меня и дергает за машину. Все четверо выхватывают пистолеты и поворачиваются лицом к шуму.

Кто-то стонет и скатывается вниз по металлической лестнице, громко и тяжело, пока не раздается глухой стук внизу. Я немного приподнимаюсь, думая, что это мертвое животное или что-то в этом роде, но Николай закрывает мне дорогу, удерживая меня у себя за спиной.

— Что это? — Я шепчу так тихо, как только могу.

Все еще направляя пистолет на пустое пространство над лестницей, Лев подходит ближе к телу и тихо ругается.

— Это наш связной. — Все трое вскидывают пистолеты через несколько секунд после его слов.

— Опустите оружие. Я думаю, пришло время поболтать, — кричит мужчина с испанским акцентом сверху лестницы, заставляя Николая отступить назад, подталкивая меня дальше за машину. Я понимаю его намек и приклеиваюсь к нему, стараясь оставаться вне поля зрения.

Но это убивает меня! Я хочу посмотреть. Этот голос… Мне кажется, я знаю, кто это. Наклонив голову, я пролезаю через небольшое отверстие в машине, за которой прячусь.

— Ни единого гребаного шанса. — Лев расправляет плечи и достает другой пистолет, чтобы направить их обоих на все еще пустые ступени.

— Хорошо. Просто знайте, вы полностью окружены. Я собираюсь спуститься по лестнице, и уверяю вас, если я умру до того, как доберусь до последней ступеньки, никто из вас не уйдет отсюда живым.

— Посмотрим. — Медленно говорит Лев, когда они вчетвером немного расходятся. Николай оставляет меня зажатой между двумя огромными машинами, но далеко не уходит.

Мужчина медленно начинает спускаться по лестнице, но как бы я ни поворачивала голову, я все равно не вижу его. Каждый шаг его обуви по металлу усиливает мое предвкушение еще больше. Я вроде как помню голос моего отца. Но он всегда кричал. Это на него не похоже. Но я все еще знаю этот голос.

Еще один глухой удар эхом отдается от стен, за ним следует болезненный стон. Я думаю, кто бы ни был этот парень, он просто убрал с дороги нашего связного.

— Давайте поговорим. Но сначала скажите своему маленькому шпиону, чтобы он тоже вышел. — Его голос заставляет меня снова вздрогнуть, и я прижимаю руки ко рту, пытаясь сохранять спокойствие. Черт. Он имеет в виду меня. Я поднимаю взгляд на Николая, который выглядит так, словно в шаге от того, чтобы броситься через весь заводской цех к этому парню.

— Ты сейчас довольно беспечно относишься к своей жизни. — Шепчет Поли жутким тоном мужчине, пока вытаскивает один из своих ножей, чтобы подбросить его в руке, не отводя направленного на него пистолета.

Напрягая каждый нерв в своем теле, я встаю и слегка наклоняю голову, чтобы спрятать подбородок между воротником куртки. Я стою рядом с Николаем, пока он выдыхает свой гнев.

— Хорошо. Теперь, когда мы все здесь. Теперь вы можете сказать мне, где, черт возьми, Анабель? — Ледяной голос мужчины отражается от металлических стен в нашу сторону. Это мое имя? Почему я не могу вспомнить все? Это невероятно расстраивает.

Я стараюсь как можно меньше смотреть на мужчину, склонив голову набок, но его темно-синий костюм и дорогие коричневые туфли странно пугают. Он небрежно засовывает руки в карманы, стоя примерно в двадцати футах от меня. Я съеживаюсь, когда вижу, что связной позади него избит до полусмерти, весь в крови.

— Она мертва, — осторожно произносит Царь, и эти слова тяжелым грузом ложатся у меня внутри. Буду ли я мертва? Как мы собираемся выбираться отсюда? Они вчетвером подвергают себя опасности только из-за меня.

— Это не ответ на мой вопрос. Где она? — Голос мужчины приобретает жесткие нотки, когда он подходит ближе. Мой идиотский мозг почти предупреждает его не подходить слишком близко, зная, что Николай убьет его.

— Смыло в реку, — строго отвечает Лев.

— Не лги мне, черт возьми. Если ты думаешь, что собираешься использовать ее против моего отца, ты ошибаешься. Теперь скажи мне, где она! — Гулкий крик мужчины доносится со всех сторон, заставляя всех четверых сделать угрожающий шаг вперед, и я ничего не могу с этим поделать. Я поднимаю взгляд.

Мы с ним встречаемся взглядами, и я сразу понимаю, что он видит, кто я такая. Его волосы цвета воронова крыла зачесаны назад за уши, за исключением одной волнистой пряди, которая свисает у виска, точно так, как я помню. Его ярко-зеленые глаза пристально смотрят в мои, такие же, как у Рамона. Нашего отца.

— Доминик? — шепчу я, его имя всплывает откуда-то из глубины моего сознания, когда воспоминания о нем пробивают себе дорогу вперед. Это похоже на то, что они все снова застревают, когда бьются вместе, чтобы быть первыми.

— Анабель? Dónde has estado? (Исп.: "Где ты была?") — Его глаза расширяются, когда он вынимает руки из карманов и подходит ближе.

— Твой следующий шаг будет последним. Мне все равно, сколько у тебя здесь людей. — Низкий, угрожающий тон Николая останавливает Доминика на его пути.

Пока мы продолжаем смотреть друг на друга, он проводит рукой по лицу, как будто не верит, что я действительно здесь. Он пришел убить меня? Нет, он хороший человек. Я до сих пор не помню всего, но по какой-то причине я знаю этот факт.

— Тебя прислал Рамон? — Спрашиваю я, и Николай искоса смотрит на меня, явно говоря, чтобы я держала рот на замке.

— Не сюда конкретно. — Доминик указывает на фабрику. — Но да. Он отправил меня в Штаты, чтобы разобраться с ними. — Он указывает на Николая и команду. Он бы не причинил им вреда, не так ли? Черт! Что мне делать? — Что с тобой случилось? — Лицо Доминика вытягивается, когда он сжимает трясущиеся кулаки.

— В ту ночь, когда... — Я прочищаю горло, когда образуется комок. — Кого бы ни послал Рамон, он нашел нас, наша мать сказала мне бежать, но потом меня сбила машина. Я проснулась и ничего не помнила. — Я обхватываю себя руками, чувствуя себя сейчас немного бесполезной. Я не могу сломаться сейчас. Я пытаюсь дышать, преодолевая тошнотворное, разрывающее сознание ощущение того, что мои болезненные воспоминания прорываются на передний план.

— Черт. — Доминик прикрывает рот рукой и опускает взгляд в землю. — Можете опустить оружие. Здесь только я и двое парней из моей команды. — Он поднимает руки и внимательно смотрит на всех нас, пытаясь оценить реакцию каждого. — Выходите! — зовет он, по-прежнему не сводя с нас взгляда.

Двое мужчин в темных костюмах выходят из двери позади него, их пистолеты висят у них на поясе, но ясно, что они предпочли бы, чтобы они были направлены на нас. Постепенно ребята и Поли тоже начинают опускать свои.

— Почему ты с ними? Они забрали тебя? — Спрашивает Доминик, прищурившись, глядя на людей вокруг меня.

— Нет. Они защищают меня. — Я расправляю плечи, делая шаг ближе, но меня удерживает только то, что Николай заслоняет меня рукой. Я пока послушаю его, но у меня безумное желание пойти и обнять Доминика. Хотя я не могу достаточно долго сосредотачиваться на воспоминаниях. В моем воображении он был намного моложе, подростком. Но он мне очень помог. Думаю, он купил мне мой первый фотоаппарат. Я быстро вытираю слезу при этом воспоминании.

— Хорошо. И твой план состоит в том, чтобы убедить Рамона, что она мертва? — Доминик бросает взгляд на Николая, который кивает в ответ. — Я думаю, мы сможем это сделать. Но вам всем придется уйти. И я имею в виду такое место, где он не сможет вас найти. — Он кивает, прежде чем оглянуться на парней позади него.

— Как мы можем позволить тебе уехать отсюда и, возможно, рассказать твоему отцу правду? Как мы можем быть уверены, что ты хочешь, чтобы она была в безопасности? — Николай хватает меня за руку, когда мое тело снова подается вперед.

— Что? Спроси ее, можно ли мне доверять. — Доминик сердито смотрит на людей вокруг меня и расправляет плечи. Такое чувство, что все смотрят на меня, внезапно сокрушая вопросами в своих глазах. — Ты не помнишь меня, не так ли? — Его брови медленно поднимаются, когда боль ложится маской на его лице.

Я делаю глубокий вдох, когда отпускаю руку Николая, чтобы обхватить себя руками и покачать головой.

— Я помню, что Рамон был ужасен. Жесток. И я тебя немного помню. Я просто... ты можешь заполнить кое-какие пробелы?

Уголки его губ приподнимаются в легкой улыбке, когда он кивает.

— Рамон жесток. Всегда был таким. И многое из этого он направил на нашу мать. Затем он наблюдал, как ты росла и становилась похожа на его правую руку. Моего дядю. И твоего настоящего отца. Он убил его на глазах у всех нас и собирался уничтожить вас обеих за предательство.

Когда он останавливается, я выпускаю дыхание, которое задерживала, и зажмуриваю глаза, чтобы вспомнить хоть что-нибудь из этого, но все, что приходит, это как Доминик сидит со мной, читает вместе, и то, что он добрый. Он не такой, как Рамон.

— Но я знал, что он собирается это сделать. И я помог тебе и нашей матери сбежать. Я доставил тебя в Штаты. А потом остался, чтобы попытаться убедиться, что он не сможет найти тебя. Но у меня ничего не вышло. — Он осторожно касается своей щеки там, где ее пересекает белый шрам. Он этого не говорит, но я думаю, мы все понимаем, что Рамон пытал своего собственного сына.

Я сжимаю дрожащие губы и поворачиваюсь лицом к Николаю, который обнимает меня за спину, чтобы прижать к себе. Я прижимаюсь к нему, снова используя его, чтобы удержаться на ногах.

Меня сейчас вырвет. Я рада, что никто не мешает Доминику делиться со мной этой информацией, но я бы хотела, чтобы он притормозил. Когда он делает глубокий вдох и проводит рукой по лицу, я знаю, что у него есть еще кое-что.

— Когда мне приходилось наблюдать за ним... — Он прочищает горло и расправляет плечи. — Пока он причинял боль нашей матери, до тех пор, пока она не сказала нам, что убила тебя; я поверил ей. Рамон хотел использовать тебя, чтобы привлечь внимание остальной организации. Смерть была бы... милосердной по сравнению с тем, что он сделал бы с тобой.

— Господи Иисусе, — бормочет Лев себе под нос, когда хватка Николая вокруг меня усиливается. Я пытаюсь вспомнить эту часть, но все расплывается. Я помню, как долго сидела в машине с мамой, но не тогда, когда мы летели в Штаты, и ничего о моем настоящем отце или о том, что моя мать, должно быть, рассказывала мне о нем. Надеюсь, он был немного лучше Рамона, но, думаю, сейчас это не имеет значения.

Несмотря на то, что я хотела бы заверить Николая и его команду в том, что мы можем доверять Доминику, все, что я могу сделать, это положиться на свои инстинкты, потому что только моей матери все было ясно. Ее интеллект и сила. Ее нежное прикосновение, когда я плакала. Я втягиваю губы в рот и прикусываю, пока не желая плакать.

— Что думаешь, Ана? — Царь оглядывается на меня, и все следуют за ним, обрушивая на меня свой тяжелый груз ожиданий. Я снова поднимаю взгляд на Николая, но он просто смотрит на меня, готовый последовать моему зову. Но если я сделаю неправильный выбор, либо мой брат умрет прямо сейчас, либо я подвергну риску всех нас.

— Вот, — говорит Доминик, медленно засовывая руку в карман, заставляя всех вокруг меня напрячься. Он достает бумажник и открывает его, прежде чем достать маленький листок бумаги. Он осторожно разворачивает его, и только тогда я понимаю, что это фотография.

Я уже прошла половину комнаты, прежде чем осознала, что двигаюсь. Я чувствую, как Николай бушует позади меня, что заставляет Доминика бороться с желанием отступить, но мне нужно увидеть. Я стою перед ним, внезапно ощущая странно знакомый запах его одеколона. Его изумрудные глаза расширяются, когда он смотрит на мое лицо.

Протягивая дрожащие руки, я беру у него старую, потрепанную фотографию. Слезы, которые я сдерживала, вырываются наружу, когда я вижу фотографию. Моя мама сидит на этих огромных каменных ступенях, одетая в длинное черное платье и великолепное ожерелье. Ее темные волосы высоко собраны, и она выглядит красивее, чем я когда-либо могла вспомнить.

Позади нее, положив руку ей на плечо, стоит Доминик. Таким я его помню. Его острый подбородок и растрепанные волосы. Он криво улыбается, точно так же, как улыбается наша мама.

— Я сделала это фото. — Я смахиваю слезы. Проводя большим пальцем по их лицам, я вспоминаю, как делала снимок. Черт, эта головная боль сведет меня с ума.

— Да, ты. Это был твой девятый день рождения. — Доминик засовывает руки в карманы и тепло улыбается мне. — Я не причиню тебе вреда. И я заставлю его поверить, что ты умерла. Я не сломаюсь, если он мне не поверит. Клянусь. Мне так жаль, Анабель.

Я ничего не могу с собой поделать. Мои руки обвиваются вокруг его шеи, и он притягивает меня к себе в ответ. Я знаю, Николай готов уничтожить их всех, но я помню своего старшего брата; он не причинил бы нам вреда. И я думаю, что, вероятно, это последний раз, когда я вижу его. Все это несправедливо.

Когда я отстраняюсь, Доминик откашливается и жестом показывает мне оставить фотографию. Я немедленно соглашаюсь и складываю ее обратно, прежде чем положить в карман. Наступает тишина, пока я пытаюсь осмыслить услышанное, готовясь к страху или панике, которые, как я ожидаю, обрушатся на меня, но возникает только больше вопросов. На некоторые, боюсь, я никогда не получу ответа.

Нам нужно спрятаться. Я не хочу, но не буду рисковать жизнями моих людей. Они этого не заслуживают.