Гнев изгнанника

Пролог

Фи

Ноябрь

Четыре года назад…

Огонь не чувствует страха.

Только первобытный голод, который не знает ничего, кроме поглощения. Он потрескивает и ревет, как живое существо, не знающее колебаний и сомнений. Он безжалостно выжигает землю, как неосязаемое чудовище, которое никому не подчиняется.

Он знает только разрушение и никогда не знал страха.

— Вы в порядке?

Я моргаю, глаза горят от жара, исходящего от пылающей церкви всего в нескольких метрах от меня. Еще одно стеклянное окно разбивается под давлением пламени, оранжевые языки огня проникают в историческое здание.

— Я… — я прочищаю горло, встречая взгляд офицера, стоящего передо мной. — Я в порядке.

Вдали слышен вой пожарной машины, мчащейся к нам. Пожарных, готовых уничтожить всю мою работу струями воды под давлением. Ну, думаю, теперь уже неважно, потушат они огонь или нет. Мне все равно, превратится ли церковь Святого Гавриила в пепел или останется целой. В любом случае, я не хотела сжигать именно это здание.

— Хотите, я позвоню судье?

— Нет.

Нет, потому что он узнает, что я сделала.

Нет, потому что он спросит у меня причину.

Нет, потому что я еще не готова ему соврать.

Этот коп выглядит настолько молодым, что, скорее всего, слышал о моем отце только слухи. Он, вероятно, обделался от страха, стоя передо мной. Могу гарантировать, что последнее, чего он хочет, – это звонить моему отцу.

— Нет, — повторила я, на этот раз тише. — Я сама скажу ему, когда вернусь домой.

— Хорошо, что вы проезжали мимо. Еще несколько минут и…

— Иди нахуй, свинья! Иди нахуй!

Я невольно вздрогнула от этого голоса. Моя рука дернулась, пальцы нашли край рубашки и сжали его в кулак. Я боролась с тошнотой, заставляя ее опуститься обратно в желудок.

Интересно, наступит ли когда-нибудь день, когда я смогу жить в одном мире с ним и не чувствовать себя так. Будто земля уходит у меня из-под ног, и я просто падаю в пустоту.

Окли Уикс вырывается из рук полицейского. Наручники, стягивающие его руки за спиной, звенят на ветру. Вокруг нас раздается ужасающий грохот, когда лицо Окли ударяется о металл.

Металлический привкус крови наполняет мой рот. Я слишком сильно впилась зубами в щеку, но мне все равно. Я смотрю, как Окли дважды бьют о капот полицейской машины, и чувствую только ярость.

Надеюсь, ему больно. Я хочу закричать, чтобы полицейский сделал это еще раз, и еще, и еще, пока Окли Уикс не превратится в кучу окровавленных костей.

— Я ни черта не делал! — кричит он, прижав красное лицо к машине.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил?

Я сглатываю, ладони потеют, когда я снова смотрю на полицейского – офицера Филдса, судя по его бейджу.

Ярость наполняет мое тело, как наводнение, поглощает все мое существо, и я спрашиваю себя, видит ли это полицейский. Видит ли, что я не в порядке, что все должно было быть не так.

Понял ли, что я планировала убить кого-то сегодня ночью?

Что Окли не должен был выжить в этом пожаре, и запах его обугленной плоти должен был остаться на моей одежде? Я впиваюсь ногтями в мягкую кожу ладони, слезы щиплют глаза.

— Джуд! Скажи что-нибудь!

В отличие от своего друга, Джуд Синклер спокойно позволяет полицейскому вести его к машине. Я никогда не считала его послушным, но и буйным он никогда не был.

Он всегда как змея, свернувшаяся в траве и ждущая момента, чтобы напасть, точно как его дерьмовый отец.

Мои зубы скрежещут, готовые превратиться в пыль.

Уверена, они оба пришли в церковь Святого Гавриила, чтобы покурить и обсудить то, что со мной случилось. Окли, наверное, хвастался и отпускал какие-то извращенные шутки, над которыми смеялся Джуд.

Невольно подстегнутая лишь болезненной яростью, разрывающей мою грудь, я бросаю взгляд на пистолет на поясе офицера Филдса, обдумывая последствия, если я застрелю их обоих.

Они оба должны были умереть сегодня ночью.

Но я не могу сесть в тюрьму. Вот почему огонь был идеальным оружием – все бы подумали, что это страшный несчастный случай. Никто бы не заподозрил меня, хорошо воспитанную, одаренную в учебе Серафину Ван Дорен. Никогда.

Джуд не отрывал глаз от земли, не обращая внимания на бушующий за его спиной огонь и приближающуюся тюремную камеру. Как будто в этот момент единственное, что имело значение, – это влажная трава, растущая под его ногами.

Я качаю головой, отвечая на вопрос офицера Филдса.

— Мне никто не нужен.

Больше нет. Я никогда больше не буду ни в ком нуждаться. Я не могу ни в ком нуждаться.

Подул соленый ветер, и морской бриз коснулся моего носа, а сосны зашелестели. Он коснулся грязных светлых волос Джуда на лбу, и тогда он поднял глаза.

Наши взгляды на мгновение встретились поверх крыши полицейской машины. Это длилось всего секунду, но я увидела в его глазах, что он меня узнал. Этого было достаточно, чтобы он заметил меня и понял, что я здесь.

Хорошо.

Пусть он увидит меня и поймет, что сегодня ночью… ему повезло.

Надеюсь, эта ночь запустит домино, которое положит конец их дерьмовым жизням. Я хочу разрушить их во всех смыслах.

Возможно, тогда, и только тогда, они поймут хотя бы частично, насколько я разбита изнутри.

Глядя на пламя, охватившее церковь Святого Гавриила, я восхищаюсь силой огня. То, как он облизывает остроконечные арки и шпили, окрашивая ночное небо в ярко-оранжевый цвет, пожирая витражи, на которых когда-то были изображены все святое и доброе.

Пожарные мчатся тушить огонь, используя свое оборудование и защитную экипировку, чтобы защитить себя от сильного пламени.

Топлива. Кислорода. Жара.

Смертельная святая троица. Она молится не Богу прощения или справедливости, а Богу разрушения и хаоса. Она не знает пощады, только хаос. Это стихийная сила, питаемая кислородом и движимая неумолимым жаром.

Я хотела быть такой же.

Пламенем, пожаром, пеклом.

Хотела, чтобы люди боялись прикоснуться ко мне.