Гнев изгнанника

Глава 5

Реальность галактики

Фи

19 августа

— С днем рождения, Энди!

Розовые щеки моей младшей сестры озаряются застенчивой улыбкой. Свет струится из окон за ее спиной, окутывая ее лучами солнца, пока она смотрит на семнадцать мерцающих свечей.

Я скрываю улыбку, стоя в арочном дверном проеме, пока она кладет ладони на полированный стол из красного дерева. Андромеда закрывает глаза, на мгновение задумывается, загадывает желание и задувает свечи одним выдохом.

Столовая моей семьи сотрясается от аплодисментов и возгласов. Хрустальная люстра, свисающая с высокого потолка, звенит от возбуждения, когда все подходят к моей сестре.

Дядя Сайлас тихо целует ее в макушку, держа на руках своего шестилетнего сына Скаута, который пытается дотянуться до торта. Тетя Брайар обнимает ее так крепко, что мне кажется, я слышу, как хрустят ее ребра, и не хочет отпускать, пока ее не оттаскивает муж. Все по очереди обнимают ее, осыпая любовью и пожеланиями.

— Она ненавидит все это внимание.

Нежный, сладкий голос одной из моих теть щекочет мне уши. Тепло разливается по моему животу, когда я смотрю в сторону и вижу, как она выходит из гостиной и присоединяется ко мне в дверном проеме, на ее миниатюрную фигуру надето черное платье с пышными рукавами и пуговицами.

— Я даю ей двадцать секунд, прежде чем она сбежит со своего же собственного праздника.

Лира Пирсон всегда была для меня Мортишей Аддамс. Когда мне было семь лет, я думала, что она вампир, и днями напролет обыскивала их поместье в поисках гробов. Дверь за дверью, комната за комнатой, но я так ничего и не нашла.

Пока однажды просто не спросила ее мужа об их местонахождении.

— ТБ! ТБ!

Крича прозвище, которое папа велел мне использовать, я ворвалась в кабинет дяди Тэтчера. Он говорит, что это его любимое прозвище, а я думаю, что оно забавное, потому что означает «туалетная бумага». Я резко остановилась перед огромным деревянным столом.

— Да, мини-версия Рука? — он поднял на меня глаза от бумаг в своих руках, подтолкнув очки на переносицу, и, как обычно, выглядел раздраженным.

— Где гроб, в котором спит тетя Лира? — выпаливаю я, раскачиваясь на пятках, устав от поисков в их бесконечном доме.

Он тихо смеется, чего я от него раньше не слышала.

— Ты думаешь, мы вампиры?

— Не ты. Ты недостаточно крутой. Ты продаешь дома. Но она – крутая. Вы живете в доме с привидениями, и она всегда одета в черное!

Он поднимает бровь.

— Понятно.

— Ну? Где он? — я практически подпрыгиваю на пятках, ожидая, когда он мне ответит.

— Извини, что разрушаю твои надежды, но она не вампир, — дядя Тэтч кладет бумаги, наклоняется вперед и смотрит на меня с небольшой улыбкой. — А если бы была, я бы тоже им был. Кем бы ни была твоя тетя Лира, я буду таким же.

Их любовь – это какая-то болезнь. Прямо как у моих родителей.

Такая любовь, которая «случается раз в жизни», «к черту весь остальной мир», «мы созданы друг для друга».

Никакая наука не заставит меня поверить, что такого не бывает, потому что я вижу это на протяжении всей своей жизни.

Заслужить это – совсем другое дело.

— Вы как солнце и луна. Даже в детстве ты обожала быть в центре внимания, а Энди это ненавидела, — Лира улыбается и качает головой. Ее дикие черные локоны с седыми прядями колышутся при каждом движении.

Сдерживая смех, я подношу банку с газировкой ко рту. Ни для кого не секрет, что я любила и люблю внимание.

Не знаю, когда я это заметила. Может, когда заняла первое место в школе за проект по науке о магнитной левитации. А может, когда учитель пятого класса, который ненавидел папу с тех пор, как они учились в университете, вызвал меня отвечать перед всем классом и я блестяще ответила на его вопрос.

Неважно, когда это началось, похвала и восхищение стали для меня наркотиком. Теперь я выставляю напоказ все свое бунтарство. Я взяла все свои страсти и спрятала их глубоко внутри, надеясь удержать их там и одновременно не дать никому заглянуть глубже.

— Как ты думаешь, когда они поймут, что между ними больше, чем дружба?

Я возвращаю внимание к Энди, замечая Эзру Колдуэлла, стоящего в углу прямо за ней. В доме пятнадцать человек, большинство из них в столовой, но его темные глаза прикованы именно к ней.

Они не шевелятся. Вообще.

Мне кажется, что я должна физически поднять свою руку и придержать глаза, чтобы они не закатились.

— Лучше бы до того, как он разобьет ей сердце, — бормочу я.

— Всегда такая пессимистка, мой светлячок, — Лира поднимает тонкую руку, украшенную изящными кольцами, и заправляет прядь волос мне за ухо.

Я беззубо улыбаюсь и пожимаю плечами.

— Скорее, реалистка. Они еще юны. Расставания среди школьных пар составляет около пятидесяти четырех процентов. Разбитое сердце здесь просто неизбежно.

— Ты тоже еще юна, знаешь ли? — толкнув меня бедром, она игриво приподняла бровь. — Наслаждайся. Этот период твоей жизни – подарок. Бери от молодости все, влюбляйся и расставайся. Сердце – вещь выносливая. Оно выдержит гораздо больше, чем ты думаешь.

— Нет, спасибо. Звучит как ненужные страдания.

— Ты еще передумаешь. Просто еще не встретила того, кто тебе нужен.

Да, не могу найти подходящего человека, потому что трахаю парней, которых ненавижу.

От этой мысли мне хочется засунуть руку в блендер. С тех пор как ад замерз, эти маленькие раздражающие кадры из фильма с водонапорной башни всплывают в моей голове. Ярость закипает во мне, бурлит в костях, грозя выплеснуться наружу.

Я сама мешаю своему счастью, гоняясь за саморазрушением, чтобы скрыть то, что со мной произошло. Я сожалею о многом, но секс с Джудом Синклером – самое страшное.

Было бесчисленное множество причин, по которым я не должна была этого делать.

Мой отец с детства предупреждал меня держаться подальше от Синклеров. Джуд лучший друг Окли Уикса, которого я ненавижу. Я добилась его ареста. А еще его отец когда-то встречался с моей мамой. Список можно продолжать бесконечно, и я могла бы выбрать любую из этих причин, чтобы не делать того, что сделала.

Но не выбрала. Ни одна из них не пришла мне в голову в тот момент, когда его губы поглотили мои. Мой мозг отключился, взял чертов отпуск от рационального мышления и позволил моей безответственной вагине взять верх. Не буду врать, я не славлюсь тем, что выбираю подходящих парней для секса, но Джуд откусил хороший кусок.

Нет, он забрал всю пекарню.

Рассеянно я подношу руку к шее и провожу большим пальцем по засосам, замазанным косметикой. В животе поднимается жар, и меня наполняет раздражающая боль. Я уже неделю борюсь с этим неприятным ощущением. Но это ничто по сравнению с чувством вины за то, что я не только позволила этому случиться, но и получила от этого удовольствие.

Каждый укус, каждый толчок, каждый хриплый стон.

Когда пот высох, я ненавидела только себя за то, что он заставил меня кончить сильнее, чем кто-либо и когда-либо. Холодный озноб пробегает по мне, и я отдергиваю руку от горла. Черт, я такая дура.

Как я могла быть такой дурой?

Я прочищаю горло.

— Пойду возьму кекс.

Это код для «Мне нужно подышать. Немедленно».

Я делаю шаг назад, прежде чем Лира обнимает меня. Ее нежная рука держит меня за затылок, и она шепчет мне на ухо:

— Я люблю тебя, мой светлячок. Приезжай к нам поскорее. Тэтчер скучает по твоим рассуждениям о вселенной, — а еще она умеет все замечать, и я не могу так рисковать.

Я обнимаю ее еще крепче, благодарность пронизывает все мое тело.

— Я тоже люблю тебя, тетя Лира.

Я вырываюсь из ее объятий и улыбаюсь ей. Как бы я ни хотела приехать, я не могу. Это только все усложнит. Как бы ни ранило их мое поведение, мои секреты ранят их еще сильнее.

Я быстро ускользаю на кухню, ловко обходя членов семьи. Мой взгляд падает на черную столешницу, где соблазнительно стоит поднос с кексами. Я беру один и прислоняюсь к столешнице, глубоко вдыхая их аромат. Запах ванили наполняет мои ноздри, когда я провожу пальцем по гладкой глазури и подношу кекс ко рту.

Когда я закрываю глаза, я сразу понимаю свою ошибку. Все, что я вижу, – это лицо Джуда, нависающее над моим, его глупый пирсинг в брови и кольцо в языке, его губы, изогнутые в злобной улыбке. Каждую ночь я ложусь спать, но вижу только его. Его татуированные руки, его рот, то, как он…

— Эй

Я вздрогнула от голоса Энди и уронила кекс на пол.

— Черт, — пробормотала я, поднимая кекс и выбрасывая его в мусорное ведро.

Обернувшись, я увидела, что она залезла на кухонный остров и сидит, скрестив ноги, а ее яркий вязаный свитер свисает с одного плеча.

— Спасибо за подарок, — сказала она с улыбкой, теребя шнурки своих черных кед Converse.

Я прикусываю язык, замечая на кончике их носка черным фломастером слова «звездный ребенок», написанные корявым почерком Эзры.

Энди и Эз любят друг друга.

Я перестала сомневаться в этом уже давно. У меня не было особого выбора, после того как я услышала, как он пьяный пел ей на заднем сиденье моей машины песню The Fray «Look After You».

С момента рождения Андромеды Эзра тихо следовал за ней. Именно поэтому мы начали называть его Тенью. Каждый ее шаг он следит за ней, чтобы поймать, если она споткнется, и поставить на ноги, чтобы она могла снова бежать.

Я благодарна ему за то, что он так заботится о ней. Но я живу в постоянном страхе, что то самое милое сердце, которое он защищает, он же может разбить.

Иногда любви просто не хватает.

— Какой подарок? — я приподнимаю бровь, опираясь локтями о кухонный остров.

Андромеда закатывает глаза и улыбается.

— Если ты хотела, чтобы это было секретом, не надо было быть такой очевидной. Ты единственная фанатка LEGO, которую я знаю.

Вот и все, что осталось от моего утреннего плана оставить подарок у ее двери в надежде, что это не станет таким уж большим событием.

— Я рада, что тебе понравилось.

— Мне очень понравилось. Он идеален. В первую очередь утром я открыла именно его и уже попросила Эзру повесить его на стену. Сколько времени ты над ним работала?

— Несколько дней, — я пожала плечами.

На самом деле это заняло неделю. Более трех тысяч деталей, и с каждой новой деталью я думала об Андромеде. О том, как это идеально подходит для нее. Полосы синего, розового и оранжевого цвета переплетаются в завораживающей спирали, создавая наш Млечный Путь, который будет висеть на ее стене.

Это красиво и отражает все, что она любит в небе, но не показывает жестокости нашей галактики.

Энди грациозно спрыгивает с острова и направляется к подносу с кексами.

— Мое приложение с гороскопом сказало, что сегодня я должна ценить звезды. Спасибо, что доказала, что оно не ошиблось.

Мне нравится понимать, почему функционирует наша вселенная, ей нравится рассказывать мне, почему положение звезд вызывает у меня плохое настроение. Мне нравятся точные факты. Ей нравятся причудливые поверья. Мой любимый предмет – наука, а ее – философия.

Мы так похожи, но в то же время очень разные. Мы всегда такими были.

Хотела бы я свалить эти различия на ее наивность, на то, что она не была травмирована миром, поэтому продолжает верить в него. Но я не могу. Несмотря на все, что может случиться с Энди, хорошее или плохое, она всегда была такой. Полностью верила в неизвестное, в нити судьбы и предназначения.

Я невольно закатываю глаза.

— Как скажешь.

— Ты постоянно такой скептик из-за твоего Юпитера в Козероге, — бормочет она с набитым ртом, облизывая палец от глазури, прежде чем продолжить. — Расслабься, Фи. Это всего лишь звезды.

— Ты бы сдала алгебру, если бы запоминала уравнения так же хорошо, как гороскопы.

Веснушки танцуют на ее переносице, когда она смеется и показывает мне средний палец.

— Это был удар ниже пояса.

Я подхожу к ней и опираюсь рядом на столешницу.

— Я просто не вижу смысла позволять звездам решать, кто я. Мне нравятся вещи, которые можно доказать. Физика, логика, то, что имеет смысл. Не то чтобы мне это вовсе не нравится. Просто я всегда предпочитала факты.

— Сегодня солнце находится в точно том же месте на небе, что и когда я родилась – это факт. Майя использовали небо в качестве календаря – факт. В Вавилоне верили, что положение планет и звезд в момент рождения влияет на судьбу человека – факт…

— Хочешь еще факт, — перебиваю я с ухмылкой, толкая ее бедром. — Ты любишь умничать.

— Да, но ты все равно меня любишь.

Она даже не представляет, как сильно.

Со времени ее рождения солнце взошло и село шесть тысяч пять раз. Даже в мои худшие дни.

Иногда мне кажется, что она – единственная причина каждого из них.

— Спорный вопрос, — бормочу я, улыбаясь.

— Зануда.

Энди смотрит на меня, ее голубые глаза сверкают, как чистые и нетронутые человеком бирюзовые драгоценные камни. Яблочки ее щек покрыты ярким розовым румянцем, подходящим к оттенку ее окрашенных волос, а крошечные золотые наклейки украшают ее щеки. Она – воплощение радости.

Млечный Путь поглощает галактики, которые приближаются к нему слишком близко.

Иногда он растягивает их, как леденец, вытягивая потоки звезд и газа. Некоторые из них могут противостоять ему, просто проходя мимо, навсегда изменяясь, но оставаясь целыми. Но в другие моменты голод нашей галактики неутолим.

Это космический пир для тех, кто приближается слишком близко. Он разрывает на части без сожаления и пощады, пожирая звезды своей добычи, пока они не смешиваются с его собственными.

Правда в том, что я – Млечный Путь, а она – астроном, который никогда не узнает всех моих секретов. Достаточно далеко, чтобы любить меня, но недостаточно близко, чтобы быть разрушенной мной.

Андромеда – красота и чудо нашей вселенной. Я – разрушительная, холодная реальность.

Я обнимаю ее за плечи, притягивая к себе. Это непреодолимое желание защитить ее любой ценой наполняет меня.

Боль молчания будет вечно стоить того, потому что она защищает ее. Она делает их всех счастливыми, свободными от бремени.

Я унесу эту боль с собой в могилу, потому что они того стоят. Они стоят всего.

— С днем рождения, Андромеда.