Гнев изгнанника

Глава 12

Розыгрыш

Фи

4 сентября

Вы когда-нибудь задумывались, сколько рулонов пищевой пленки нужно, чтобы полностью обернуть Nissan Skyline?

Три.

Десять, если вы мелочны.

Пятнадцать, если вы – я и Атлас.

Потребовалось чуть больше часа и пятьсот долларов, чтобы подкупить охранника кампуса, и он не проверял камеры студенческой парковки, но я точно знаю, что выражение его лица стоило каждого потраченного цента.

По крайней мере, так сказал Атлас.

Я же не смогла увидеть плоды своего шутливого творения, потому что опаздывала на урок химии и не могла больше ждать реакцию Джуда на его машину, обернутую плотнее рождественского подарка, с большим красным бантом на капоте.

К счастью, я сфотографировала свой шедевр и серьезно подумываю поставить его на обои моего телефона.

Можно ли меня после этого считать сукой? Возможно. Особенно зная, что он все еще ремонтирует свой мотоцикл после аварии на Кладбище. Но все могло быть и хуже.

Я могла бы проткнуть ему шины или перерезать тормозной шланг. Или, знаете, пырнуть его кухонным ножом сегодня утром, когда он стащил последний маффин с черникой.

Но я не сделала этого. Я была послушной как ангел.

Выбрать вандализм вместо убийства – это показатель моего личностного роста.

— Это было красиво! — Нора вскакивает с места и кричит на какого-то бедного парня в полосатой форме.

За что? Я понятия не имею.

Я здесь только для моральной поддержки и подстраховки на случай, если она снова решит подраться с судьями. Надеюсь, этого не произойдет – в прошлом году после этого я ушла с разбитой губой.

После моего феноменального розыгрыша и целого дня занятий я не хотела идти домой. Я хотела как можно дольше избегать таракана, настолько, что решила занять время спортом.

Футбол – единственный вид спорта, в котором я что-то понимаю, вероятно, потому что летом я была личной мишенью Рейна, притворяясь вратарем.

Поле простирается сразу за районом Ирвин, а вдали возвышаются высокие каменные здания. Мой взгляд скользит по зелени, и невозможно не заметить Рейна.

Он двигается так, будто является частью поля – плавно, быстро, с той грацией, которая приходит от знания каждой детали игры, как своих пяти пальцев. Его бутсы впиваются в траву, когда он проносится мимо соперников, а его коротко стриженные каштановые волосы блестят от пота.

Я может и не разбираюсь в этой игре, но точно знаю, что мой брат в ней просто великолепен.

— Чувак, блять! Ты что, слепой? — снова кричит Нора, ее белая майка задирается, обнажая подтянутый живот, прежде чем она снова опускается на сиденье, нахмурив брови.

— Это плохо, что каждый раз, когда он так быстро бежит, я втайне надеюсь, что он споткнется? — я кричу, перекрикивая толпу, трибуны скрипят под весом слишком большого количества тел, прижатых плечом к плечу.

— Вы двое все еще не ладите? — улыбается Нора, в ее карих глазах читается, что она уже знает ответ.

Так, как я отношусь к Атласу, она также относится и к Рейну.

Мы все любим друг друга, готовы умереть друг за друга. Но эти двое – родственные души.

— Он – козел.

Я не злюсь на Рейна.

Я злюсь на себя за то, что заслужила его гнев.

Парни вроде Джуда – моя слабость, а я не славлюсь мудрыми решениями, когда дело касается мужчин. Рейн просто пытался позаботиться обо мне, о нашей семье. Может, ему стоит поработать над стилем подачи, но я его понимаю.

Прошло всего шесть дней с тех пор, как Джуд переехал, а он уже как термит.

Пытается проникнуть в мой дом с этими тайными, грязными ухмылками. Разрушает мое самообладание каждый раз, когда я вижу его в кампусе. Я поворачиваюсь, а он там – темно-синие глаза следят за каждым моим движением, как хищник, выслеживающий добычу.

На днях я пошла на кухню за своим запасом «Oreo», а там он, во всей своей красе, с голым торсом, пьет молоко из кувшина, как пещерный человек.

Достаточно плохо, что он вообще был на моей кухне, но еще хуже то, что я считаю Джуда живым произведением искусства.

В частности, тот художник, который так красиво вылепил Люцифера, что он оказался слишком сексуальным для церкви, и они поручили его брату вылепить другую скульптуру – и он сделал его еще более сексуальным? Вот такое произведение искусства.

Грешное. Запретное. Совершенное.

Свет холодильника освещал его пресс, подчеркивая рельеф его подтянутого торса. Каждый мускул вылеплен с точностью. Каждая татуировка нарисована так, что кажется, будто она движется вместе с каждым его вздохом.

Когда молоко стекало с его подбородка, следуя по углублению между его мышцами груди, я почувствовала, как что-то дрогнуло у меня в животе, побуждая меня слизнуть его. И это при том, что у меня, черт возьми, непереносимость лактозы.

Но потом он открыл рот. И все испортил.

— Наслаждаешься видом?

Он чертовски опасен, и я не знаю ни одного хорошего дезинсектора, который смог бы избавить меня от него.

С самого первого дня мой мозг был настроен на то, чтобы избегать его, но моя вагина пока не готова присоединиться к этому решению.

Я не могу доверять себе, когда рядом Джуд.

— Это правда, — фыркает Нора, морща свой маленький носик, прежде чем толкнуть меня, вырывая из моих мыслей: — Но он любит тебя, Фи. Ты наша младшая сестра.

Я люблю Нору Хоторн.

Она мягкая, как ива, колышущаяся под ветерком жизненных испытаний. Сгибается, но никогда не ломается. Самый добрый и в то же время безжалостно преданный человек, которого я когда-либо встречала.

Единственный человек, который съест все фиолетовые Skittles за меня, потому что я их ненавижу, кто приложил мне лед к коленке, когда я ударила парня в баре за то, что он попытался шлепнуть ее по заднице.

Она – мир в бутылке. Наша любимая маленькая танцовщица.

Хотя она перестала быть маленькой много лет назад. Девочка выросла до метра восьмидесяти в мгновение ока.

— Знаю, — бормочу я, хватая горсть попкорна и запихивая его в рот. — Как дела дома?

Нора выдыхает, расслабляя плечи:

— Если не считать сломанного колена и несбыточной мечты, все отлично. Мне нравится быть дома, я скучала по маме и папе. Я так много пропустила. Вся моя жизнь была как пробежка в колесе для хомячков. Приятно сбавить темп и наслаждаться жизнью.

Никто не заслуживает потерять свою мечту меньше, чем Нора. Она на три года старше меня, но я выросла, смотря на ее балетные концерты. Дело не только в том, что она была великолепной танцовщицей, ее отличала преданность своему делу.

Вся ее жизнь была посвящена балету.

Теперь, в двадцать два года, она начинает жить заново без него.

— Мне очень жаль, что так вышло с Нью-Йорком, Нор, — говорю я, сжимая зубы, понимая, что мои слова не смогут утешить ее. Разбитые мечты – это боль, которая никогда не уйдет.

— Значит не судьба. Это ужасно, но я ничего не могу с этим сделать, — она пожимает плечами и снова смотрит на поле, ее каштановые локоны собраны в длинный хвост, который касается середины ее спины. — Это новое начало, а не конец. К тому же, Рейн твердо намерен сделать так, чтобы мне понравилось учиться в университете.

Мое сердце болит за нее, потому что я слишком хорошо знаю, каково это – представлять себе будущее одним, а потом все оказывается совсем иначе.

Ты посвящаешь этому годы упорного труда. Часы времени.

И теряешь все за считанные секунды.

Мечты хрупкие.

Ты можешь держаться за них, лелеять их, защищать. Но иногда они выскальзывают из рук и разбиваются. Все, что остается, – это собрать осколки и попытаться найти радость в том, что осталось.

Я смотрю на нее и улыбаюсь как можно шире.

— Не поделишься своим оптимизмом, пожалуйста? Спасибо.

Нора улыбается, обнажая белые зубы, и светится, как солнце.

— Это…

Толпа быстро перебивает ее.

Стадион вокруг меня дрожит от возбуждения, когда мы обе поворачиваемся к полю как раз в тот момент, когда клетчатый мяч попадает в заднюю часть белой сетки.

Рейн мчится к трибунам, падает коленями на землю и скользит по траве, оставляя за собой след из грязи и пота. Его футболка снимается одним плавным движением, обнажая татуировки, которые извиваются по его бокам.

Его кожа блестит от пота, грудь поднимается от бега, и он улыбается. Дикий и смелый, воплощение всего, чем он всегда должен был быть.

Недосягаемый.

Бывают моменты – редкие, но бывают – когда я рада быть его сестрой. В основном это моменты, когда я могу наблюдать, как он и Энди сияют.

Я качаю головой, чувствуя, как мои губы невольно скривились в улыбке.

— Он буквально человеческий эквивалент самца павлина.

Нора наклоняется, обнимая меня за плечи, как обычно, и приносит с собой слабый соленый запах океана. Она целует меня в лоб, мягко и успокаивающе, как всегда делают Хоторны – как будто они знают, в какой момент мир становится слишком тяжким.

Ее отец делает то же самое, когда видит меня, как будто каждым прикосновением губ к коже Сайлас склеивает меня обратно.

— Надо дать ему свободу, — шепчет она, ее дыхание тепло обволакивает мой висок. — Это плохой день, а не плохая жизнь. Мы разберемся, вдвоем. Как и всегда.

Это плохой день, а не плохая жизнь.

Может, если я буду крепко держаться за эту веру, я в конце концов в нее поверю. Что, может, однажды я буду так же хороша, как Нора, в том, чтобы притворяться, что это правда. Даже когда мы обе знаем, что это далеко не так.

— Подруга, павлины даже не любят летать.

Интересно, можно ли заплатить кому-нибудь, чтобы он вынул мой мозг, промыл его и вставил обратно.

Глубокий вздох вырывается из моих губ, пальцы прижимают очки к голове, я потираю глаза и опускаюсь в кресло. Я позволяю взгляду блуждать по сводчатому потолку библиотеки Колдуэлл, а затем смотрю на часы.

10:47 вечера.

По крайней мере, мне так кажется. Мои глаза начали слепаться после последних двух абзацев о вращательных движениях.

В моей голове слишком громко. В последнее время громче, чем обычно.

Я не могу найти тишины нигде.

Ни дома, ни на вечеринках, ни на Кладбище.

Как только Джуд переступает порог, мой покой собирает чемоданы и убирается на хрен. Он везде – в каждом углу, куда я ни повернусь, – и каждый взгляд на его лицо вытаскивает воспоминания, которые я с таким трудом пыталась похоронить.

Как бы глубоко я их ни прятала, они снова вылезают на поверхность. С каждым сантиметром раскопанной земли кошмары проникают в мою голову, топя меня в стыде, который прилипает к моей коже, как второй слой кожи, от которого невозможно избавиться, как бы я ни старалась.

После футбольного матча, который чуть не разорвал мне барабанные перепонки, когда «Адские псы» выиграли свой третий матч в сезоне, мне просто нужно было побыть в тишине.

Я не хотела чувствовать тяжесть присутствия Джуда дома. Я не была в настроении быть лисицей Пондероза Спрингс на какой-то случайной домашней вечеринке. Поэтому я занялась единственной вещью, которая имеет смысл, когда в моей жизни нет ничего другого.

Учебой.

Вращательное движение происходит, когда объект вращается вокруг оси. Подобно линейному движению, вращательное движение можно описать с помощью углового смещения, угловой скорости и углового ускорения. В следующем разделе вы обратитесь к учебнику…

Я опускаю голову на открытую книгу перед собой, и глухой стук раздается по всей библиотеке. Разве мы как вид недостаточно эволюционировали, чтобы поместить все, что касается одной темы, в одну книгу?

Я встаю, и стул скрипит по полу, от чего несколько студентов поднимают головы и на мгновение поворачивают их в мою сторону. Я игнорирую их, мягкий желтый свет от их маленьких ламп едва освещает мне путь.

Библиотека Колдуэлл дышит ночью, полки возвышаются по обе стороны от меня, как темные монолиты. Чем дальше я иду, тем слабее становится свет, слабое сияние ламп поглощается тенями, которые с каждым шагом сжимаются все сильнее. Тихо, слишком тихо, такая тишина, которая проникает под кожу, тяжелая от веса истории и секретов, спрятанных в пыльных углах.

Когда я была моложе, мы с Энди играли здесь в прятки, когда приезжали летом к тете Лире. Наш смех эхом разносился по стенам, когда мы бегали между стеллажами, не подозревая, как душно здесь может быть в темноте.

Мои пальцы скользят по корешкам книг, их кожа потрескалась и износилась, каждая из них словно дразнит меня вытащить ее с полки.

Где-то впереди раздается отчетливый скрип, слабый, но отчетливый. Вероятно, это просто здание оседает, но волосы на затылке встают дыбом, и я инстинктивно тянусь к телефону, сдерживая желание включить фонарик.

Старые места издают жуткие звуки. Успокойся.

Я подавляю беспокойство и поворачиваюсь к нужному разделу. Прищуриваясь, я смотрю на корешки книг и надеваю очки, чтобы разглядеть поблекшие буквы. Моя рука скользит к нужной книге, и я вытаскиваю ее с приглушенным стоном.

Когда я поворачиваюсь, я быстро понимаю, что больше не одна между стеллажами.

Передо мной возвышается стена из теней, настолько близкая, что я едва успеваю осознать, что происходит, прежде чем большая рука закрывает мне рот, не давая издать ни звука.

Моя спина с грохотом ударяется о книжный шкаф, позвоночник выгибается, книги дребезжат на полках, сердце колотится в груди, а паника подступает к горлу.

Но это длится всего секунду, прежде чем меня обволакивает знакомый запах.

Книги. Дым. Черный лед.

Мои глаза расширяются, но не от страха, а от узнавания.

Джуд.

— Что я тебе, мать твою, говорил, Ван Дорен?

Ой-ой. Похоже, он не в восторге от моей маленькой шутки.

Слова Джуда ядовиты, его дыхание обжигает мое ухо, и смесь ярости и жара внутри меня настолько сильна, что я чувствую, как будто могу загореться.

Обычно я лучше подготовлена к нашим встречам, но он застал меня врасплох. Трудно что-то сходу придумать, учитывая наши взаимоотношения, когда он так близко.

Его рука опускается с моего рта, но облегчение длится недолго, потому что его темно-синие глаза впиваются в мои. Они следят за каждым моим движением, как хищник, оценивающий добычу. Охотник, который знает, что его добыча хочет быть поймана.

Нет. Нет. Нет.

Никакой охоты. Никакой поимки.

Я презрительно фыркаю и закатываю глаза.

— Тебе ли это говорить.

— В следующий раз, когда тебе захочется моего внимания, заучка, просто попроси. Это сэкономит нам обоим время и пищевую пленку.

— Что? — я надуваю губы, придавая им невинный вид. — Тебе не понравился мой подарок?

Его челюсть напрягается, раздражение пробегает по его лицу.

Джуд злится, и мне это нравится.

Может, если я буду давить на него, он сломается и уедет в Исландию.

Я хочу, чтобы он был как можно дальше от меня. На разных планетах. В разных измерениях. Я настолько мелочна, что готова посвятить всю свою жизнь космическим путешествиям, только чтобы отправить его на Плутон.

Глаза Джуда темнеют, он наклоняется ближе, его губы касаются изгиба моей челюсти, но я не реагирую. Я не шевелюсь, его рука остается у моей головы, зажав меня между книжным шкафом и его телом, не касаясь меня – но одного его присутствия достаточно, чтобы задохнуться.

— Я знаю, что ты пытаешься сделать, Фи, — его голос звучит угрожающе, и по мне пробегает жар. — Прекрати это.

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Ты так отчаянно хочешь моего внимания, что я практически чувствую это.

Гнев вспыхивает в моей груди, обжигающий жар заставляет мои руки дрожать. Со всей силой я отталкиваю его, пока не выхожу из тени, которую он на меня отбрасывает.

— Не льсти себе, Синклер, — я скрежещу зубами.

Джуд горько смеется и качает головой.

— Ты чертовски смешна.

— Неужели? — я приподнимаю бровь. — Я буду еще смешнее, если ты еще раз до меня дотронешься.

Моя угроза не бессмысленна, и я думаю, он это понимает. Просто ему плевать. Я слежу за его рукой, наблюдая, как она медленно скользит по его челюсти, обнажая извращенную, раздражающую ухмылку.

Он всегда такой самодовольный, такой чертовски наглый, и я ненавижу ту извращенную, постыдную часть себя, которая находит это возбуждающим. Мне нужно немедленно сходить к врачу. Сделать МРТ, чтобы выяснить, какие провода в моем мозгу перепутались и заставили меня флиртовать и спорить.

— Это жалко, честно, — произносит он снисходительно, и я чувствую, как во мне поднимается волна ярости. — Ты так стараешься вывести меня из себя своими глупыми играми, потому что не можешь признать, что хочешь, чтобы я снова тебя трахнул.

— Ты думаешь, мне нужно твое внимание? — резко перебиваю его я, повышая голос, разжигаемый гневом, который живет во мне. — Мне нужно безразличие, Синклер. Мне нужно, чтобы ты меня игнорировал. Я хочу, чтобы ты исчез из моей жизни. Это ты ворвался в мой мир, а не наоборот. А теперь ты злишься, что я не расстилаю перед тобой красную ковровую дорожку? Поплачь, сученыш.

Джуд сжимает челюсти, его ноздри раздуваются, а руки сжимаются в кулаки.

— Не хочу тебя расстраивать, избалованная девчонка, но ты не солнце. Мир, особенно мой, не вращается вокруг тебя.

— Тогда что тебе нужно, а? — я скрещиваю руки в защитной позе. — Какого черта ты здесь? Ты заключил с Окли какое-то дурацкое пари?

Упоминание Окли вызывает у него какую-то реакцию. Она едва заметна, но я ее улавливаю – мерцание в его глазах, изменение выражения лица. Его челюсть на мгновение напрягается, а затем расслабляется.

Но я это заметила.

Не имеет смысла, что он здесь, а не со своим дерьмовым лучшим другом в Уэст Тринити Фолс. Окли и Джуд неразлучны, как воры. Я избегала их обоих, как могла, в старшей школе, но каждый раз они были вместе.

До того, как Джуд переехал в Фолс, Окли приходил в нашу среднюю школу только для того, чтобы пообедать. Они всегда были вместе, ядовитая парочка, цепляющаяся друг за друга, как изношенные липучки.

Иди туда, где ты нужен, верно? Так какого черта Джуд здесь?

Это только вопрос времени, когда он приведет Окли к нам домой. Я чувствую это, ожидание кипит под моей кожей. Мелкие петарды в венах, которые грозят взорваться, как только он переступит порог моего дома.

Этот момент может стать днем, когда я окажусь в тюрьме. И я бы хотела, чтобы это была шутка.

Я дала себе обещание.

Что то, что произошло между мной и Окли, умрет вместе со мной. Не для того, чтобы защитить его или из-за какого-то странного чувства вины. Я сделала это ради своей семьи, потому что они никогда не переживут последствия моей правды.

И я сделала это. Я несла этот крест с улыбкой и буду нести его до конца своих дней, потому что моя семья того стоит.

Слова Джуда жесткие, они вырывают меня из моих мыслей.

— Твоя влюбленность в Окли не имеет ко мне никакого, блять, отношения. Я хочу, чтобы этот год закончился. Я не хотел ничего усложнять. Но нет, ты слишком упрямая.

— Что это, черт возьми, должно означать?

Его глаза прикованы к моим.

Мое сердце бьется в такт часам на стене. Он ничего не говорит. Просто смотрит, позволяя напряжению растягиваться между нами, как струна, готовая порваться. Тишина между нами кажется вечной, прежде чем он проходит мимо меня, стараясь ударить меня по плечу.

— Ты глухой, Синклер? Я задала тебе вопрос! — кричу я ему в спину, нахмурив брови.

Он не останавливается. Не оборачивается. Но я слышу его голос, пронзающий тишину библиотеки, как нож.

— Поздравляю, Фи. Ты привлекла мое внимание.

Его слова повисают в воздухе, пока его шаги не затихают вдали. Я знаю, что Джуд Синклер – это буря, и если я буду продолжать давить на него, он уничтожит все на своем пути.

Включая меня.

Он украл некоторые мои секреты, вырвал их из меня без моего разрешения. А теперь я хочу узнать его секреты. Я хочу увидеть, что скрывается под поверхностью. Хочу знать, что заставляет его действовать, что выводит его из себя.

И мне все равно, что мне придется сделать, чтобы это выяснить.