Измена. Игра на выживание

Глава 16

Слабость была липкой паутиной, опутывающей каждое движение. Два дня почти без воды и еды, два дня страха, сжавшегося холодным камнем под ребрами, два дня в роскошной тюрьме с видом на чужое небо. Оливия сидела на краю слишком большой кровати, пальцы вцепились в край матраса, пытаясь унять дрожь в коленях. Солнечный луч, пробившийся сквозь щель в тяжелых портьерах, казался жестокой насмешкой над ее заточением. Дверь открылась бесшумно.

Тихон.

Он стоял в проеме, не заполняя его целиком, но его присутствие ощущалось физически — тихое, несуетливое, уверенное.

— Пахан приказал, — его голос был низким, ровным, без угрозы, но и без возможности обсуждения. — Проводить столовую. Пора подкрепиться.

Оливия подняла голову. Тени под глазами лиловели на бледной коже, но взгляд оставался ясным, острым — взглядом врача, привыкшего видеть суть.

— Я… не голодна, — ответила она тихо, но четко выговаривая каждое слово, сохраняя остатки достоинства. Голос звучал хрипловато от сухости в горле.

Тихон чуть склонил голову, как бы принимая к сведению.

— Понимаю. Но приказ есть приказ. Голодны вы или нет, а за столом сидеть будете. Пахан велел проследить, чтобы вы подкрепились. Он знает, что вы ничего не ели. — В его тоне не было насмешки, лишь констатация факта и легкое, но ощутимое давление. Он отступил в сторону, жестом приглашая выйти. — Пойдемте. Недалеко.

Сопротивление было бесполезно. Осознание того, что ее молчаливый протест известен самому Яну и вызвал его прямой приказ, придало ситуации новый, более гнетущий оттенок. Оливия встала. Пол под ногами слегка качнулся. Она сделала шаг, опираясь на спинку кресла, почувствовав, как дрожат руки. Тихон пошел чуть впереди, не оглядываясь, его спина в темном свитере была надежным маяком в этом чужом мире. Впервые она переступила порог своей комнаты.

Мир виллы встретил ее молчаливой мощью.

Коридор был широким и погруженным в полумрак, несмотря на день за окнами. Воздух пах дорогим воском для дерева, свежей краской и чем-то еще — едва уловимым металлическим холодком. Под ногами — густой ковер, глушивший шаги до шепота. Стены, обшитые темным дубом, поглощали свет. На них висели картины — не гламурные безделушки, а суровые пейзажи: глухая русская тайга под низким небом, размытая дождем проселочная дорога, угрюмый берег северной реки. Они не радовали глаз, а нависали. Бронзовые бра в виде факелов бросали на стены тревожные тени. В конце коридора огромная хрустальная люстра висела, как замерзший водопад, сверкая холодными гранями. Роскошь здесь была не для уюта, а для демонстрации силы. Крепость, замаскированная под дом.

И крепость эта была настороже. Огромные окна пропускали свет, но стекла в них были необычно толстыми, слегка искажавшими вид. Броня, поняла Оливия с ледяным уколом под сердце. В углах потолка, почти сливаясь с лепниной, чернели неприметные купола камер. Их было много. Очень много. Взор скользил по ним невольно. И были люди. Молодой парень в дорогой, но удобной куртке и кроссовках, прислонившийся к притолоке приоткрытой двери. За ней виднелись мерцающие экраны и слышался тихий гул серверов. Его взгляд — быстрый, профессиональный — скользнул по Оливии, зафиксировал, тут же отвел. Ни эмоций, ни интереса. Контрольная точка. Дальше, у поворота, стоял коренастый мужчина в свитере грубой вязки, руки спрятаны в карманы. Он лишь кивнул Тихону: Вижу. Проходи. Никаких "здрасте", никаких вопросов. Полная, безмолвная дисциплина. Даже слуга с подносом, несший куда-то кофе, увидев их, мгновенно прижался к стене, опустив глаза и затаив дыхание, пока они не прошли. Каждый — на своем посту. Каждый — часть отлаженного механизма страха и власти. Оливия почувствовала, как мурашки побежали по коже. Эта тишина, это подчинение были страшнее любой угрозы.

Тихон остановился у высоких, тяжелых дверей из темного дерева, толкнул одну. Она открылась бесшумно.

Столовая.

Простор зала ошеломил. Длинный стол, отполированный до зеркального блеска, казался ледяным полем. Он был пуст. Совершенно пуст. Кроме одного островка в самом центре. Там, на безупречно белой скатерти, одиноко сиротливо ждал изысканный фарфоровый сервиз на одного: тарелка с нежным филе рыбы под лимонным соусом, прозрачный бульон в пиале с тонкими ломтиками овощей, маленькая хрустальная вазочка с икрой, чашка с дымящимся кофе, стакан свежевыжатого апельсинового сока. Серебряные приборы лежали с безупречной точностью. Идиллия, вырезанная из глянцевого журнала и брошенная в пустоту.

Тихон махнул рукой в сторону сервированного места.

— Вот, докторша. Садитесь. Ешьте, что нравится.

Оливия медленно подошла. Ее шаги гулко отдавались в огромном, безлюдном зале. Она скользнула взглядом по окнам. Они занимали почти всю стену. И за ними открывался вид — тот самый мир, который она видела лишь фрагментами сверху, теперь предстал во всей своей парадоксальной красоте и жестокости.

Прямо перед ней раскинулся безупречный, словно нарисованный, изумрудный газон. Бессмысленный в своей стерильности.

Левее — огромная тренировочная площадка с прорезиненным покрытием. Сейчас там занимались человек десять. Не просто разминались — отрабатывали приемы. Жесткие броски на спину, удушающие захваты сзади, точные удары ногами по тяжелым мешкам. Движения были отработанными, экономичными, лишенными спортивного азарта. Только холодная эффективность. Инструктор что-то коротко и резко кричал. Это была не физкультура. Это была подготовка к бою. К ее похищению? К чьей-то смерти?

Правее виднелись гаражи, больше похожие на ангар для бронетранспортеров. Ворота одного были открыты, и двое мужчин в промасленных комбинезонах копошились под капотом огромного черного "Кайенна". Рядом стоял его близнец — такой же угрожающе-большой "Мерседес" G-класса. Не машины — крепости на колесах.

И на всем этом, как тяжелая рама, лежала высокая ограда. Мощные металлические столбы, сетка-рабица, а поверху — спирали колючей проволоки, блестевшие на солнце острыми зубьями. За оградой — плотная стена темного, хвойного леса. Подмосковье? Урал? Калужская область? География не имела значения. Это была просто граница. Неприступный рубеж мира Яна.

Оливия опустилась на стул. Полированное дерево под ней было холодным. Перед ней лежала еда, пахнущая лимоном и свежестью, но вид на тренирующихся бойцов и колючую проволоку сводил на нет любой аппетит. Желудок сжался в тугой болезненный комок. Она взяла ложку, рука дрожала. Прозрачный бульон в пиале вдруг показался ей чем-то чуждым, почти отвратительным. Она поставила ложку обратно. Звон серебра о фарфор прозвучал невероятно громко в тишине зала.

Тихон стоял у двери, наблюдая. Он не сказал ни слова. Его лицо оставалось невозмутимым. Он просто ждал, выполняя приказ: привести, посадить.

В этот момент в дальнем конце столовой, в арочном проеме, ведущем, видимо, в кухню или другую часть дома, возникла фигура.

Женщина. Высокая, невероятно стройная, в облегающем платье цвета воронова крыла, подчеркивавшем белизну кожи и огненно-рыжие волосы, убранные в строгую шишку. Ее лицо было безупречно красивым и абсолютно холодным. Она не вошла, а словно материализовалась, облокотившись о косяк арки. Сложенные руки, изящный подбородок чуть приподнят. И глаза… Холодные, как ледники, глаза изучающего хищника, без тени интереса, лишь с бездонным презрением, медленно скользили по Оливии — от растрепанных темных волос до дрожащих рук, от простой блузки до нетронутой еды.

Она не сказала ни слова. Не сделала ни одного жеста. Она просто смотрела. И этого было достаточно, чтобы по спине Оливии пробежал новый, ледяной ручей мурашек. Этот взгляд был страшнее любых слов Тихона или гнева Яна. Это был взгляд хозяйки, заставшей в своем доме незваную, жалкую гостью.