Измена. Игра на выживание

Глава 4

Его слова звенели в ушах: «Задерживаюсь, Олив. Сложный имплант. Не жди.» Сказано было слишком легко, слишком привычно. И слишком… на фоне того сладкого, пудрово-животного шлейфа, что въелся в ее память со вчерашней рубашки.

«Сложный имплант. Вечером. В четверг.» День, помеченный в ее сознании роковым сердечком на записке. «Версаль» так и остался призраком после ее тщетного ожидания у отеля. Но теперь… Теперь адрес был другим. Знакомым до боли.

Их поликлиника.

Мысль пришла внезапно, как удар током. Почему она раньше не подумала? Кабинет Анатолия. Уединенный, после семи вечера, когда административный персонал уже ушел, а дежурные врачи сидят в ординаторской или на вызовах. Идеальное место. Его территория. Его царство. Где он чувствовал себя хозяином и… безопасным.

Оливия поставила чашку с таким звоном, что вздрогнула сама. Руки дрожали. «Это безумие. Абсолютное безумие. Ты не можешь просто пойти туда!» Но другой голос, холодный и неумолимый, нашептывал: «А почему бы и нет? Ты забыла папку с отчетами на своем столе. Веский предлог. Просто зайдешь, возьмешь и… увидишь. Или не увидишь. Зато точно узнаешь.»

Она схватила телефон, набирая номер Кати. Пальцы скользили по стеклу. Нужен был якорь. Голос разума. Хотя бы попытка.

— Олив? — Катя подняла трубку почти сразу, но голос ее был усталым, фоново кричали близнецы. — Все в порядке.

— Кать, — голос Оливии предательски дрогнул. — Он… он сказал, что задерживается на «сложном импланте». В поликлинике. Сегодня вечером. — Пауза. На другом конце лишь слышалось шумное дыхание детей.

— Ну и? — осторожно спросила Катя. — Работа есть работа. Особенно у стоматологов, случается.

— Кать, ты не понимаешь! — Оливия с трудом сдерживала дрожь. — Этот запах… та записка… А теперь он там один… вернее, не один, наверное… Я… я хочу поехать. Проверить. У меня предлог — папка забыта.

— Оливия! — в голосе Кати прозвучала настоящая тревога, даже испуг. — Нет! Ты с ума сошла? Идти в поликлинику? Вечером? Подглядывать? Это же… это унизительно! Это ниже тебя! Представь, если ты их… застанешь? Там? В его кабинете? Ты же врач! Это твоя территория тоже! Там все свято! Как ты потом туда ногу ступишь?

Слова подруги били точно в цель. Оливия представила знакомые коридоры, кабинет мужа… и их. Там. Где она бывала сотни раз. Где висели плакаты о гигиене полости рта. Где стояло кресло, в котором лечила зубы она сама. Грязь. Осквернение. Невыносимо.

— Я должна знать, Кать, — прошептала Оливия, чувствуя, как слезы подступают к горлу. — Я сойду с ума. Я не могу сидеть здесь и гадать, пахнет ли сейчас его кожа чужими духами, пока он «ставит имплант». Я должна увидеть. Чтобы… чтобы убить надежду. Или себя.

— Оливия, послушай меня! — Катя говорила резко, почти отчаянно. — Это путь в ад! Если он изменяет — ты узнаешь это рано или поздно. Не так! Не ценой такого унижения! Поговори с ним завтра. Скажи прямо: «Я не верю тебе. Что происходит?». Но не иди туда! Не делай этого! Пожалуйста! Ты навсегда испортишь все, даже если окажешься права! Это будет точка невозврата!

«Точка невозврата». Слова висели в воздухе, тяжелые, как свинец. Оливия закрыла глаза. Видела его улыбку за ужином — спокойную, привычную, лживую. Видела тот взгляд, брошенный молодой пациентке. Жадный.

— Я уже одеваюсь, Кать, — солгала Оливия, глядя на свои дрожащие руки. — Я… я просто возьму папку. Быстро. Может, его там и нет вовсе.

— Оливия! Не веди себя как героиня дешевого сериала! — почти крикнула Катя. — Подумай! Это глупо! Это опасно даже! Ты не знаешь, на что способен человек, пойманный с поличным в своем углу! Пожалуйста, останься дома!

— Спасибо, Кать, — Оливия положила трубку, оборвав мольбы подруги. Голос разума умолк. Осталось только гудящее пространство страха и жгучей, неудержимой потребности знать.

Она накинула первое попавшееся пальто, не глядя. Не взяла зонт. Дождь, начавшийся еще днем, лил как из ведра, заливая тротуары, превращая город в мрачное, дрожащее отражение в лужах. Оливия выбежала из дома, будто спасаясь от пожара. Села в машину, руки так тряслись, что она с трудом вставила ключ в замок зажигания.

Дорога до поликлиники заняла вечность. Каждый красный свет, каждая пробка казались пыткой. Она представляла пустые коридоры, темные окна кабинетов. И свет под дверью кабинета Анатолия. Или… тишину. Пустоту. Провал.

Она припарковалась в своем обычном переулке, вдали от его серебристого внедорожника, который, как она заметила с замиранием сердца, стоялна своем месте. Значит, он здесь.

«Сложный имплант».

Оливия вышла из машины. Дождь хлестал по лицу, ледяные струи затекали за воротник. Она не чувствовала холода. Внутри горело. Она подошла к знакомому черному ходу — врачебному входу. Ключ от поликлиники болтался у нее на связке, как и у всех врачей. Еще один «предлог». Она вставила ключ, повернула. Дверь открылась с тихим щелчком, впуская ее в темный, пропитанный запахами лекарств и одиночества вестибюль.

Тишина. Глубокая, звенящая. Только капанье воды с ее пальто на кафель и ее собственное неровное дыхание. Она знала каждый поворот, каждую скрипучую половицу. Знание не приносило успокоения. Каждый шаг по знакомому, но вдруг ставшему чужим и враждебным коридору на втором этаже отдавался эхом в ее грудной клетке. Вот дверь ординаторской — темно. Вот кабинет физиотерапии — темно. Вот… ее собственный кабинет. Она машинально заглянула — пусто, папка с отчетами лежала на столе. Предлог был реален.

И вот она. Дверь кабинета Анатолия. Снизу, в щели между дверью и полом, пробивалась тонкая полоска света. И… звуки. Приглушенные. Не стоны пациента. Другие стоны. Короткий, сдавленный смешок. Женский. Знакомый? Тот самый, что слышала в коридоре?

Оливия замерла как вкопанная. Весь мир сузился до этой полоски света и этих звуков. Сердце колотилось так, что казалось, вырвется из груди. Голос Кати эхом звучал в голове: «Точка невозврата… унизительно… не делай этого…»

Слишком поздно.

Рука, холодная и мокрая, сама потянулась к ручке. Она не думала. Не решала. Тело действовало за нее. Медленно, почти бесшумно, она нажала на ручку. Замок не был защелкнут изнутри. Они не ожидали вторжения в своем «святилище».

Дверь подалась. Открылась на сантиметр.

Потом еще.

Шире.

И Оливия увидела.