Измена. Игра на выживание

Глава 7

Ключ не хотел поворачиваться в замке. Рука Оливии дрожала так сильно, что металл скрежетал о металл, издавая пронзительный, нервный звук. Наконец щелчок. Дверь распахнулась, впуская ее в темноту их квартиры. Только слабый свет уличного фонаря пробивался сквозь щель в шторах, выхватывая контуры знакомой мебели — дивана, где они когда-то смотрели кино, стола, за которым ужинали, картин на стенах, выбранных вместе. Теперь все это казалось чужим. Декорациями к чужой, пошлой пьесе.

Она не включила свет. Не сняла пальто. Прошла сквозь гостиную, как призрак, на ощупь. Запах квартиры — смесь старого ковра, кофе и чего-то неуловимого, домашнего — ударил в нос, вызвав внезапный спазм тошноты. Запах лжи. Запах Анатолия.

Оливия добралась до спальни и рухнула на кровать лицом в подушки. Тело, наконец, сдалось. Дрожь стала такой сильной, что кровать заскрипела. Не плач. Слез не было. Они выгорели в кабинете, сгорели в том холодном пламени гнева. Осталась только пустота. Огромная, черная, как провал. Внутри нее плавали обломки: обрывки фраз Анатолия — «Она сама!», «Ты не понимаешь!», визг Алисы, мерзкий хлюпающий звук… и ее собственный голос, звучавший так спокойно, так ядовито. Она убила свой брак. Хладнокровно. Своими руками. И теперь сидела среди пепла, не понимая, как дышать дальше.

Телефон в кармане пальто жгло бедро. Запись. Доказательство ее унижения. Его падения. Их общего краха. Она судорожно вытащила его, швырнула на тумбочку, как гадюку. Он отскочил, упал на ковер. Красная точка памяти глядела на нее, как зрачок циклопа.

Ключ в замке повернулся резко. Шаги в прихожей — быстрые, нервные. Свет в коридоре щелкнул, полоса желтого света упала в спальню.

— Оливия?! — голос Анатолия был хриплым, срывающимся. Он ворвался в спальню, запах дождя и чего-то кислого — пота, страха — ворвался с ним. — Ты здесь! Господи… Оливия, послушай…

Она не пошевелилась. Лежала лицом в подушке, спина к нему. Каждый мускул был напряжен до предела.

— Уйди, — ее голос был приглушен подушкой, но отчетливо слышен. Ледяной. Безжизненный.

— Нет! Я не уйду, пока ты не выслушаешь! — Он подлетел к кровати, упал на колени рядом, схватил ее за плечо. — Оливия, это был ужасный провал! Я опьянел! Она… она меня спровоцировала! Она вела себя так… ты не представляешь! Постоянно заигрывала, намекала! А потом просто набросилась! Я не мог… я не справился! Я слабый! Идиот! Но я люблю тебя! Только тебя!

Его слова лились потоком — оправдания, самоуничижение, признания в любви. Горячие, липкие, как смола. Его пальцы впивались в ее плечо сквозь ткань пальто.

Оливия резко дернулась, вырвавшись из его хватки. Она села на кровати, отодвинувшись к изголовью, вжавшись в стену. В полумраке ее лицо было бледным пятном, глаза — двумя угольками ненависти и презрения.

— Не прикасайся ко мне, — прошипела она. — Твои руки… они… там. В ней. Не смей меня трогать. Никогда.

Он замер, его рука повисла в воздухе. В его глазах мелькнуло что-то дикое — страх, злость, растерянность.

— Оливия, пожалуйста… — он попытался снова, голос стал плаксивым. — Это ничего не значило! Ничего! Это была ошибка! Однажды! Я больше никогда…

— Однажды? — Оливия засмеялась. Коротко, резко, как удар хлыста. — Ты хочешь сказать, ты впервые трахнул пациентку в своем кабинете? Или впервые вообще изменил? Сохрани свои оправдания для суда, Анатолий. Или для своего психотерапевта. Мне они не нужны. Они вызывают у меня рвотный рефлекс.

Он вскочил на ноги, его лицо исказилось от обиды и гнева.

— А ты святая?! — закричал он, теряя контроль. — Ты идеальная?! Вечно уставшая, вечно недовольная, холодная как рыба! Ты думаешь, легко жить с тобой? Ты давно уже не жена! Ты… ты тень какая-то!

Его слова, полные накопленной горечи и желания ранить в ответ, ударили, но не так, как он хотел. Они лишь подтвердили пропасть. Оливия смотрела на него без тени эмоций.

— Возможно, — сказала она тихо. — Возможно, я была плохой женой. Но я не опускалась до того, чтобы трахаться с пациентом в рабочем кресле. И не врала тебе в лицо каждый день. Ты сделал свой выбор, Анатолий. Живи с ним. Теперь — уйди. Из этой комнаты. Из моей жизни.

— Твоей жизни? — он засмеялся истерично. — Это наша квартира! Наша жизнь! И ты не выгонишь меня вот так! А еще… — его взгляд упал на телефон, лежащий на полу. Он метнулся к нему, как ошпаренный. — Отдай запись! Немедленно! Ты не имеешь права!

Оливия была быстрее. Она спрыгнула с кровати, схватила телефон раньше него, зажала его в кулаке, как оружие.

— Попробуй отнять, — она выпрямилась во весь рост, глядя ему прямо в глаза. В ее взгляде не было страха. Была та же ледяная решимость, что и в кабинете. — Попробуй. И я выложу это в сеть не задумываясь. Пусть весь город, вся твоя «престижная» клиника, все твои пациентки с «голливудскими улыбками» увидят, какой ты «профессионал» на самом деле. Трус. Лжец. Шлюх.

Он замер, его рука, протянутая к телефону, дрожала. Он видел, что она не блефует. В ее глазах горела готовая к разрушению правда.

— Ты… ты сумасшедшая, — прошептал он, отступая. — Ты уничтожишь нас обоих!

— Ты уже уничтожил, — поправила его Оливия. — Я просто убираю мусор.

В этот момент зазвонил телефон. Не ее. Его. Резкий, назойливый звонок разрезал тяжелую тишину. Анатолий вздрогнул, полез в карман. Посмотрел на экран. Лицо его стало пепельно-серым. Страх, настоящий, животный страх, сменил злость и растерянность.

— Кто… кто это? — спросила Оливия, почувствовав перемену.

Он не ответил. Поднес дрожащий палец к губам в немом жесте «Тише!». Принял вызов. Голос его, когда он заговорил, был неестественно подобострастным, визгливым от страха.

— Д-да? Да, это я… Анатолий… Нет, я дома… Что? Сейчас? Но… но почему? Я не… Да, конечно… Конечно, я понял… Я… я буду ждать. Да. До свидания.

Он положил трубку. Рука тряслась так, что он едва не уронил телефон. Он поднял на Оливию широко раскрытые, полные ужаса глаза.

— Это… это были они, — прошептал он. — Люди… Яна. Они… они едут сюда. За нами. Обоими.