Измена. Игра на выживание

Глава 35

Лунный свет, пробивавшийся сквозь разорванные тучи, упал на них, застилая кровавой пеленой мусор и грязь. Два метра. Не больше. Пропасть, наполненная свинцом и ненавистью.

Ян мчался вперед, не человек — воплощенная ярость. Его «финка», длинный, изогнутый клинок, блеснул в бледном свете, как клык разъяренного зверя. Глаза, обычно ледяные, пылали адским холодом, сфокусированные на Шраме с такой силой, что, казалось, могли прожечь броню. Весь его вид кричал об одном: Ты тронул ее. Ты умрешь.

Шрам, застигнутый врасплох скоростью атаки, инстинктивно отпрянул. Пистолет с глушителем, только что убивший Анатолия, резко качнулся, целясь в грудь Яна. Но дистанция уже была убийственной — для стрелка. Для ножа — идеальной.

Холодная сталь прочертила воздух. Шрам успел откинуть корпус, но лезвие впилось не в горло, а в предплечье его вооруженной руки. Глухой хруст, больше похожий на щелчок раздавленного панциря, чем на звук режущей плоти. Шрам ахнул сквозь стиснутые зубы — не крик, а резкий выдох боли и ярости. Пистолет выпал из ослабевших пальцев, глухо шлепнувшись в грязь рядом с телом Анатолия.

Ян не остановился. Он врезался в Шрама всем телом, сбивая того с ног. Они рухнули на мокрый асфальт, смешавшись в клубах пара от дыхания и пыли. Над ними свистели пули — его люди и люди Шрама все еще вели перестрелку, но эпицентр боя сместился сюда, к бронированному «Мерседесу» и двум сцепившимся титанам.

Ян был сверху. Его колено вдавилось в грудь Шрама, левая рука в железной перчатке схватила горло противника, сжимая трахею. Правая с «финкой» занеслась для решающего удара — вниз, под ребра, к сердцу. В его взгляде не было ничего человеческого, только первобытная жажда уничтожения.

— За нее, — прошипел Ян, и в этом шипении было больше ужаса, чем в любом крике.

Шрам, придавленный, с перебитой рукой, извивался как змея. Его свободная рука рванулась к голенищу сапога. Блеснул короткий, толстый клинок — боевой нож. Он вонзил его Яну в бедро, не целясь, от отчаяния.

Ян вздрогнул, но не ослабил хватку. Боль лишь подлила масла в огонь его ярости. Его «финка» рванулась вниз.

Шрам извернулся с нечеловеческой силой, уводя сердце от удара. Лезвие скользнуло по ребру, разрывая кожу и мышцы груди. Кровь хлынула горячим потоком. Шрам застонал, его глаза закатились от боли, но адреналин и звериный инстинкт выживания еще держали его. Его нож снова взметнулся, нацеливаясь на шею Яна.

Ян поймал запястье Шрама своей левой рукой, отрывая ее от своего горла. Кости хрустнули под стальной перчаткой. Шрам завыл — на этот раз громко, дико. Его нож выпал.

Они замерли на мгновение — Ян сверху, сжимая горло и запястье Шрама, его «финка» торчала в груди врага. Шрам снизу, истекая кровью из руки и груди, с безумием и осознанием конца в глазах, которые наконец-то стали видны в лунном свете — маленькие, глубоко посаженные, с сетью шрамов вокруг левого, почти слепого. Глаза хищника, загнанного в угол.

— Кон...ец... твой... — хрипло выдавил Ян, прикладывая последние силы, чтобы вогнать нож глубже.

Шрам внезапно перестал сопротивляться. Его тело обмякло. Кровавая пена выступила на губах. Но в его глазах не было страха. Было... что-то другое. Липкое, ядовитое. Насмешка? Предупреждение?

Он собрал последний воздух в разбитые легкие. Его голос был едва слышен сквозь грохот боя и хрип, но слова врезались в сознание Яна как раскаленные иглы:

— Я... лишь... пешка... — Шрам дернулся, кровь хлынула из раны на груди сильнее. — Сенатор... Он... сожрет... тебя... целиком...

Глаза Шрама остекленели. Тело окончательно обмякло. Рука, которую сжимал Ян, безжизненно упала в грязь. Но его последний взгляд, застывший на лице Яна, все еще источал ту же ядовитую смесь презрения и предостережения.

Ян замер, тяжело дыша. Боль в бедре горела, кровь Шрама была горячей и липкой на его руках. Слова "Сенатор... сожрет..." висели в воздухе, зловещие и непонятные, затмевая даже грохот боя. Он выдернул «финку» из груди мертвеца.

— Контроль! Шрам пал! — рявкнул он в рацию, но голос был хриплым, лишенным триумфа. Он оглянулся, ища глазами Оливию.

Она все еще была прижата к «Мерседесу». Тихон, раненый в плечо, пытался вести огонь из окна водителя. Перестрелка стихала — люди Шрама, лишившись предводителя, откатывались, прикрываясь мусором и тенями. Но хаос еще царил.

Ян поднялся, игнорируя боль в бедре. Он сделал шаг к Оливии. Ее лицо было бледным как полотно, глаза огромными, полными ужаса от увиденного и облегчения от того, что он жив. Она потянулась к нему.

— Ян! Остор...

Крик Тихона был заглушен новым звуком — не выстрелом, а диким, исступленным воплем ярости и боли. Из-за кучи обломков бетона, в двадцати метрах справа, поднялась фигура. Один из людей Шрама. Молодой, с перекошенным от безумия лицом, залитым кровью из раны на голове. В его руках был не пистолет, а граната. И он уже дернул чеку.

— ЗА ШРАМАААА! — завопил он, и его безумный взгляд упал не на Яна, а на Оливию. На единственную цель, до которой он мог дотянуться местью. Он размахнулся.

Ян понял все мгновенно. Он рванулся вперед, но рана в бедре подкосила его. Он споткнулся, падая на колено. Расстояние было непреодолимым. Его автомат висел на груди, но поднять и прицелиться он не успевал. Тихон выстрелил из машины, но пуля лишь чиркнула по плечу безумца, не сбив его.

— ОЛИВИЯ! — крикнул Ян, и в его голосе был леденящий душу ужас, которого не было даже в схватке со Шрамом.

Оливия увидела летящую в нее черную овальную смерть. Мир сузился до этого предмета, до безумных глаз метателя, до крика Яна. Инстинкт прижаться к броне машины боролся с другим инстинктом — бежать. Но куда?