Измена. Игра на выживание

Глава 23

Оливия сидела у окна, бессмысленно глядя на книгу в руках — подарок доступа от Яна. Мысли путались: страх, непонимание его мира, и это жгучее, нежеланное сочувствие к раненому зверю. Вчерашнее «Ты понимаешь...» эхом отдавалось в тишине.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. На пороге стояла немолодая женщина с бесстрастным лицом — Лидия, экономка виллы. В руках она держала аккуратно сложенную стопку одежды.

— Оливия Макаровна, — голос Лидии был ровным, без интонаций. — приказали обеспечить вас всем необходимым. Вещи из вашей квартиры доставлены. И... кое-что новое. На случай, если понадобится выйти. — Она положила стопку на кровать рядом с уже привезенными чемоданами Оливии. На самом верху лежало платье. Не кричащее, не вызывающее, а именно то, что могла бы выбрать себе Оливия: из мягкого, молочного оттенка шелка, простого кроя, с изящным воротником-стойкой и длинными рукавами. Элегантное. Скромное. Дорогое. Кто купил? Вопрос повис в воздухе. Ян? Тихон, исполняя приказ? Экономка по своей инициативе? Лидия не пояснила, лишь кивнула и удалилась.

Оливия сжала шелковую ткань в кулаке. Это не подарок. Это часть золотой клетки. Униформа для пленницы, которую иногда выводят в свет. Горечь смешалась со странным трепетом. Платье было... ее. Кто бы ни выбрал, тот увидел ее. Это пугало больше, чем грубая сила.

Звук шагов и приглушенных голосов внизу вывел ее из раздумий. Люди Яна готовились к выезду. Любопытство, смешанное с тревогой, подтолкнуло ее к двери. Она спустилась по лестнице, намереваясь незаметно вернуться в библиотеку, под предлогом выбора новой книги. В прихожей царило напряжение. Ян, бледнее обычного, но собранный, проверял обойму. Тень старой раны выдавала себя легкой скованностью движений. Тихон, как всегда, был его тенью.

Именно тогда появилась Рита. Как вихрь дорогих духов и холодной ярости. В облегающем красном костюме, идеальном для фотосессии, а не для поездки.

— Ян, милый, — голос был сладким сиропом, но глаза, брошенные на Оливию в ее простом белом шелке, были ледяными кинжалами. — Ты же не поедешь один? Дай я составлю компанию? Присмотрю за тобой. — Она сделала шаг к нему, претендуя на место рядом с силой.

Ян даже не повернул головы. Его взгляд скользнул по Оливии, замершей на лестнице с книгой в руках. В его глазах мелькнуло что-то — раздражение? Решение?

— Не надо, Маргаритка, — отрезал он, имя прозвучало как хлопок дверью. — Дело скучное. Останься. — Он махнул рукой Тихону, затем его взгляд вновь нашел Оливию. — Дорогуша, — его голос был ровным, но в нем прозвучала неожиданная нота. — Поедешь со мной. Твой взгляд профессионала не помешает. И... обстановку сменишь. — Приказ. Неоспоримый. Но после вчерашнего, после этого платья... он звучал иначе. Не просто прихоть тюремщика. Оливия, сердце колотясь, молча кивнула. Страх перед ним боролся с врачебным инстинктом (он выглядел неважно) и жгучим любопытством увидеть кусочек его легального мира. И да, белый шелк намекал — она не может явиться в мир в помятой блузке пленницы.

Рита остолбенела. Ее лицо исказилось от бешеной обиды. Публичное унижение. Ее место заняла эта... в белом шелке, как невеста! Ярость в ее глазах обещала месть. Оливия почувствовала ледяной укол по спине, проходя мимо.

...Черные машины, как похоронный кортеж, въехали в узкую щель между мрачными громадами складов. Оливия сидела рядом с Яном на заднем сиденье. Белый шелк платья резко контрастировал с мрачным салоном и его темной одеждой. Он молчал, лицо напряженное, пальцы барабанили по колену. Боль и усталость выдавали себя легкой бледностью и тенью под сомкнутыми веками. Предрассветная муть за окном казалась предвестником беды.

— Скоро набережная, Милая, — его голос, приглушенный, прозвучал неожиданно в тишине. — Там... вид неплохой. — Словно он пытался сломать гнетущее ожидание, предложить ей крупицу нормальности.

Его слова разбились о резкие, безжалостные хлоп-хлоп-хлоп! Глушители. Передний внедорожник дернулся, спущенное колесо превратило его в беспомощную преграду. Сзади, как челюсти ловушки, сомкнулся фургон.

— Засада! Шрам! — рык водителя был последним вменяемым звуком перед адом.

Свинцовый ураган обрушился на них. Стекла взорвались градом осколков. Мир заполнился оглушительным грохотом, звоном, едкой вонью пороха и горящей пластмассы. Оливия вжалась в сиденье, инстинктивно закрывая голову руками. Белый шелк мгновенно покрылся серой стеклянной пылью.

— Вниз! — рев Яна оглушил.

Но он действовал быстрее. Мощным, не оставляющим выбора рывком он накрыл ее собой, пригвоздив к сиденью. Его тело стало живым щитом. В этот миг заднее стекло содрогнулось и разлетелось под очередью. Она почувствовала, как его спина вздрогнула, услышала сдавленный, хриплый выдох прямо в ухо — "Грхх!".

Его вес стал непомерным, мертвенным.

Сквозь грохот и крики Оливия попыталась вырваться. Ладонь скользнула по его спине — тепло, липко, пульсирующе. Она отдернула руку. В мерцающем свете разбитой приборки пальцы были черными от густой крови. На белом шелке ее рукава расплылось алое пятно.

— Ян! — шепот был полон ужаса.

Он с трудом приподнялся. Лицо — пепельное. На его темной рубашке, чуть ниже ребер, зияло кровавое месиво, быстро растекающееся. Белый шелк ее платья под ним уже алел.

— Милая… — хрип вырвался сквозь стиснутые зубы. Он попытался улыбнуться, но получилась гримаса боли. — Прости… платье… испортил.

Веки захлопнулись. Тело обмякло. Алая лужа быстро расползалась по сиденью, сливаясь с пятном на ее белом шелке.

Адреналин. Ледяной шквал. Страх смыло. Остался только врач. И цель — спасти.

— Аптечка! — ее голос прорубил грохот, стальной и властный. Она рванулась к переднему сиденью, к водителю, поливавшему огнем нападающих. — Аптечку! Сейчас же!

Ее тон — команда полководца. Ошеломленный водитель локтем швырнул черный кейс с красным крестом.

Руки дрожали, но знали свое дело. Стерильная салфетка, гемостатическая губка. Зубами — пакеты. Разорванная рубашка Яна. Зияющая рана в боку. Глубоко. Смертельно.

— Свет! — Водитель включил фонарик, луч заплясал на кровавой ране.

Оливия вдавила губку в страшное отверстие, накрыла салфеткой и обрушила на нее всю тяжесть своего тела. Давить! Остановить кровь! Теплая влага хлынула сквозь ткань, пропитывая ее пальцы, сливаясь с пятном на белом шелке. Под ладонью — слабеющая пульсация. Его дыхание — хриплое, редкое.

— Ян! — она прижалась губами к его мочке уха, не ослабляя давления. — Держись! — шепот был хриплым, яростным. — Не смей уходить! Держись! — Врач? Женщина? Пленница? Все слилось в одном требовании — живи.

Веки дрогнули. Глаза открылись на миг — мутные, невидящие. Но они нашли ее. Ее лицо, искаженное усилием и страхом за него. Ее руки, держащие его жизнь. Кровь на ее белом шелке.

— Милая… — едва слышный выдох. Не приказ. Не насмешка. Только бесконечное, хрупкое доверие. И нечеловеческая усталость.

Держись…

Сознание погасло. Но Оливия не отпустила. Она чувствовала его. Слабый стук под пальцами. Тонкую нить.

— Тихон! — ее крик перекрыл затихающий бой. — Он умирает! Машину! Сейчас!