Измена. Игра на выживание

Глава 19

Два дня. Два дня ядовитых взглядов Риты и тяжелого раздумья Яна. Боль приглушилась до назойливого фона, но в голове, вопреки всему, упрямо стоял образ: темные волосы в небрежном хвосте, серая блузка и глаза — глубокие, как лесные озера, полные немой силы посреди страха. Оливия. Докторша. Заложница. Искра, грозившая спалить его железный контроль. Он злился на себя, но не мог отвести взгляд.

Вечер второго дня накрыл виллу теплой, звенящей тишиной. Ян перекатывал доклады о Шраме и неуловимой крыше, когда тишину разорвал глухой удар где-то у восточного крыла. Потом еще один. И третий.

Взрывы.

Бронированные стекла задрожали. Секунду спустя вилла взорвалась оглушительной какофонией звуков: треск автоматных очередей, рвущий воздух, дробный цокот пуль по стенам и броне, крики людей и дикие вопли нападавших.

Атака!

Ян вскочил, ярость вытеснила все мысли. Пахан проснулся мгновенно. Он рванул ящик стола, выхватывая тяжелый «Глок» с прикрепленным фонарем и магазином расширенной емкости. Его лицо стало каменной маской хладнокровной ярости.

Дверь распахнулась — Тихон, автомат наготове, лицо — грозовая туча.

— Шрам! — выдохнул он, не тратя слов. — Прорвались через южный периметр! Человек пятнадцать! Профессионалы!

— Где она? — вопрос Ян выпалил прежде, чем осознал. Не «где мои люди» или «где слабое место», а «где она».

— В комнате! — Тихон уже разворачивался. — Иду к ней!

— Вместе! — рявкнул Ян, выбегая в коридор. Хаос царил повсюду. Где-то ближе горело — пахло гарью и порохом. Пули цокали по стенам, выбивая штукатурку. Охранники отстреливались, занимая позиции. Где-то слышалась рукопашная — глухие удары, хрипы.

Они неслись по коридору к комнате Оливии. Ян чувствовал каждое неосторожное движение больным плечом, но адреналин гнал вперед. Ее надо найти. Не как заложницу. Как… свою. Мысль пронеслась молнией, не успев оформиться.

Дверь в ее комнату была распахнута. Оливия стояла посредине, смертельно бледная. Глаза — те самые серые омуты — были огромными от ужаса. Она услышала их, повернулась.

— К нам! Быстро! — крикнул Тихон, врываясь в комнату, автомат наготове.

В этот момент окно комнаты — не бронированное, простое! — взорвалось внутрь с оглушительным грохотом. Осколки стекла, как шрапнель, просвистели по воздуху. Оливия вскрикнула, инстинктивно пригнулась. Пуля ударила в стену над ее головой, выбив клочок обоев.

— Вниз! — рев Ян заглушил грохот. Он не думал. Действовал. Рванулся вперед, наперерез летящим осколкам и очереди, которая тут же строчила в пролом окна. Он схватил Оливию. Не за руку. Всей мощью своего тела. Притянул к себе, развернул спиной к окну, прикрыв ее собой. Ее тонкое тело вжалось в его грудь и живот с такой силой, что у него перехватило дыхание.

Он почувствовал ее дрожь, стремительный стук ее сердца, ударявшегося о его ребра. Запах ее волос — чистый, простой шампунь, смешавшийся с пылью и гарью — ударил в ноздри.

— Тихон! Укрытие! — заорал он, отстреливаясь одной рукой в сторону окна. Пули «Глока» грохотали оглушительно в замкнутом пространстве.

— За мной! — Тихон, пригнувшись, рванул к двери, ведущей не в коридор, а вглубь апартаментов — в маленькую гардеробную, заваленную коробками. За ней была узкая служебная лестница вниз, но Тихон свернул не туда. Он рванул тяжелую дверь слева — в старую, заброшенную кладовку для коммуникаций. Узкую, темную, пахнущую пылью и металлом.

— Внутрь! — Тихон буквально втолкнул Ян и Оливию в темноту, развернулся и захлопнул тяжелую металлическую дверь, прикрыв их своим телом, автомат наготове, направленный в сторону возможной угрозы с лестницы. — Держу! Быстро!

Ян и Оливия оказались в кромешной тьме. Кладовка была крошечной, не больше двух метров в длину и метра в ширину. Тесно заставленной старыми серверами, катушками кабеля, ящиками. Воздух — спертый, пыльный.

Их миры слились в вынужденном, невероятно интимном объятии.

Не было места отодвинуться. Они стояли, прижатые друг к другу в узком проходе. Его мощная грудь и живот вдавливали ее спину в холодную стойку сервера. Ее ягодицы, мягкие и упругие, были вжаты в его пах, отделенные лишь слоями одежды, которые казались ничем. Каждый нерв обострился до предела.

Жар их тел смешивался — жар страха, бега, адреналина... и чего-то запретного, темного. Его тепло излучалось сквозь рубашку, пропитывая тонкую ткань ее блузки. Ее тепло в месте их самого интимного соприкосновения обжигало его кожу даже сквозь брюки. Он чувствовал каждую линию ее спины, каждый позвонок, упругий изгиб бедер, прижатых к его ногам. Она ощущала каждую твердую мышцу его торса, каждое напряжение его тела, сковывающего ее.

Их дыхание сплелось — частое, прерывистое, горячее. Она задыхалась — от страха, от невероятной близости этого опасного мужчины. Он дышал глубже, хрипло, его грудь поднималась и опускалась, сильнее прижимая ее к металлу. Ее выдохи горячими волнами падали на его шею, где пульсировала жилка. Его дыхание шевелило пряди волос у ее виска, посылая мурашки по коже.

Испарина выступила мгновенно в душной темноте. Капли катились по его вискам, шее. Он чувствовал влажность на ее лбу, прижатом к холодному металлу. Бисеринки пота скользили по ее шее, и его щека, непроизвольно прижатая к ней, ощущала их влажную, солоноватую прохладу. Ее чистый запах смешивался с пылью, потом, порохом — головокружительный, пьянящий коктейль.

Его большая рука, обхватившая ее талию при рывке, так и осталась там. Пальцы впились в блузку, чувствуя под ней горячую, гладкую кожу, очертания ребер. Его ладонь полностью обхватывала ее бок, большой палец лежал чуть ниже груди, ощущая каждый ее учащенный вдох. Его другая рука, со сжатым оружием, уперлась в стену над ее головой, создавая клетку из его тела. Ее руки вцепились в холодный металл сервера, пальцы стали белые от напряжения.

Каждая ее мышца была сжата — спина, живот, ноги. Она была как струна. Его тело — стальной капкан, мощные мышцы напряжены, удерживая ее. Он чувствовал дрожь, бегущую по ней — не только от страха, но и от невыносимой близости, от вторжения его силы. Она чувствовала дрожь в его руке на талии — не слабость, а сдерживаемая буря.

В тесноте любое движение было интимным Она попыталась выгнуть спину, уменьшив давление его паха на ее ягодицы, но это лишь сильнее прижало поясницу к его животу. Он невольно вдохнул глубже, грудь расширилась, прижимая ее к стойке, рука на талии сжалась, притягивая ближе. Его бедра двинулись вперед, и он всем своим существом ощутил упругий изгиб ее ягодиц. Внезапная, дикая волна возбуждения прокатилась по нему от точки их соприкосновения. Он затаил дыхание, почувствовав, как набухает и твердеет в теснине брюк. Она почувствовала это. Ее тело замерло, потом дрожьусилилась, глубже, и он услышал ее сдавленный стон — не страха, а шока, стыда и... пробудившегося ответа. Ее пальцы впились в металл.

Снаружи — ад: выстрелы, крики, взрывы. Здесь, в темной щели, царила своя вселенная. Их лица — в сантиметрах. Глаза, привыкнув к мраку, встретились. Он увидел в ее огромных серых глазах дикий страх, смущение, шок, и... искру чего-то темного, теплого, пугающе знакомого. Она увидела в его всегда ледяных глазах ярость на ситуацию, но и огонь. Жесткий, голодный, мужской огонь желания, вспыхнувший вопреки опасности, боли, его правилам. Взгляд скрестился, стал мостом для напряжения, сжимавшего их тела. Он опустил взгляд на ее губы, приоткрытые, влажные от частого дыхания. Она почувствовала его взгляд, губы сжались, но не закрылись. В темноте этот немой разговор длился вечность.

— Тише, Милочка, — его голос был хриплым шепотом, губы почти касались ее мочки уха. Горячее дыхание обожгло кожу. — Не дыши так громко... Услышат... — Его большой палец на ее талии провел едва заметную линию по ребрам. Она вздрогнула всем телом. Его твердость в паху пульсировала напротив ее ягодиц, невыносимое напоминание о том, что происходит между ними помимо воли.

Ее стон застрял в горле.

Снаружи грохнул особенно мощный взрыв. Кладовку тряхнуло. Она вскрикнула, резко повернула голову к двери, и в этот миг ее мягкие, влажные губы по касательной, нежно и обжигающе, коснулись его шеи чуть ниже скулы. Мимолетный поцелуй страха и близости.

Оба замерли. Воздух стал раскаленным добела. Его рука на талии впилась так, что она ахнула от боли-наслаждения. Его твердость превратилась в сталь. В его глазах вспыхнул чистый, неконтролируемый голод. Он наклонил голову, его губызависли в миллиметрах от ее шеи, над пульсирующей жилкой. Его дыхание опалило кожу. Он вдохнул ее — страх, пот, чистоту, ее суть. Его губы уже готовы были прикоснуться...

Дверь кладовки с грохотом распахнулась.

— Чисто! Быстро! На выход! — Тихон, залитый сажей и потом, стоял в проеме, автомат дымился. Его быстрый взгляд скользнул по ним — слившимся, разгоряченным, с губами в сантиметре друг от друга — и на миг в его каменных глазах мелькнуло понимание, затем мгновенная маска. — Ян! Докторша! В главное укрытие! Идем!

Мгновение жгучего стыда и невероятного неудовлетворения повисло в воздухе. Ян грубо оторвался от нее, как от раскаленного металла. Боль в плече ударила с новой силой. Его лицо исказила ярость — на себя, на Тихона, на весь мир. Он чуть не отшвырнул ее руку.

— Идем! — его голос был хриплым от сдерживаемой бури. Он схватил ее за запястье — властно, больно, так, что его пальцы обжигали, а в глазах еще бушевало то самое пламя. Он потащил ее за собой в разбитый коридор, в ад перестрелки, но ад внутри них — от прикосновений, от взглядов, от этой нечаянной, обжигающей близости — был теперь сильнее любой пули. Искра превратилась в пожар, и потушить его было уже нечем.