Измена. Игра на выживание

Глава 3

Вечер навис над городом тяжелой, промозглой тенью. Дождь, начавшийся еще днем, теперь стучал по подоконникам квартиры настойчиво, как назойливый пациент. Оливия стояла посреди гостиной, ощущая странную пустоту. Не физическую — квартира была уютной, обставленной с претензией на дороговизну, которую так любил Анатолий. Пустота была внутри. Та самая, холодная, что подступала все ближе в последние месяцы.

Толи еще не было. «Задерживаюсь, сложный имплант», — сухое сообщение на телефоне час назад. Она поверила. Почти. Но что-то грызло изнутри, крошечный червь сомнения, запущенный тем странным взглядом, которым он проводил сегодня утром молодую пациентку из частного сектора. Вспышка чего-то… живого, заинтересованного в его обычно сдержанных глазах. Не врача. Мужчины.

Она машинально начала собирать его вещи, разбросанные по стулу — он вечно не доносил одежду до гардероба. Рубашка, вчерашняя. Она подняла ее, чтобы повесить, и вдруг… замерла.

Запах.

Не его обычный, знакомый до боли аромат дорогого мужского парфюма с нотками дерева и кожи. Нет. Это было что-то другое. Сладковатое. Цветочное, но с тяжелым, почти пудровым, животным шлейфом. Навязчивое. Чужое. Как крик в тишине.

Оливия медленно поднесла рубашку к лицу, втягивая воздух. Да. Четко. Духи. Женские. Дорогие, чувственные, откровенно соблазнительные. Совсем не те легкие, свежие ноты, что предпочитала она сама. Этот запах висел в воздухе кабинета Анатолия сегодня утром, когда она зашла за забытыми ключами. Он тогда смутился, сказал что-то про новую освежительницу воздуха для приемной.

Глупость.

Руки сами сжали ткань. Сердце неожиданно гулко стукнуло где-то в основании горла. «Освежительница», — мысленно повторила она, и звук был плоским, фальшивым. Глаза скользнули по рубашке, ища… чего? Пятна? Следа помады? Ничего. Только этот чужой, наглый запах, въевшийся в волокна.

Она швырнула рубашку обратно на стул, как обожженная. Глупо. Наверняка… Пациентка близко сидела. Наверное. Или… Или ассистентка Катя? Та, что смотрит на него влюбленными глазами? Но у Кати духи… дешевые, сладкие, как леденец. А этот запах… Этот запах был другим. Зрелым. Опасным. Как сама его обладательница, наверное.

Оливия подошла к комоду, где стояла коробка со стиральным порошком. Автоматические движения: открыть, насыпать, включить машинку. Руки дрожали. Она засунула рубашку внутрь, захлопнула дверцу, нажала кнопку. Гул воды, крутящийся барабан — попытка смыть улику. Смыть саму мысль.

Но мысль не смывалась. Она витала в воздухе, смешиваясь с запахом готовящегося ужина (она все же поставила курицу в духовку, по привычке) и сыростью от дождя. Оливия обхватила себя руками, пытаясь согреться. В поликлинике сегодня был мальчик с анемией, бледный как мел… Старушка с гипертоническим кризом… Рецепты, бумаги… А тут… этот запах. Как грязь на белом халате.

Она прошла в спальню. Их спальню. Большая кровать, дорогое белье. Когда-то это было местом страсти. Теперь — чаще местом молчаливого отчуждения. Взгляд упал на тумбочку Анатолия. Он всегда был неаккуратен. Пачка сигарет (хотя клялся бросать), зажигалка, несколько монет… и смятый клочок бумаги, выглядывающий из-под книги по имплантологии.

Оливия не собиралась рыться. Честно. Но бумажка лежала так… вызывающе. Как тот запах. Она потянулась, будто поправляя книгу, и клочок выпал. Упал на ковер. Она наклонилась. Не номер телефона. Просто цифры, нацарапанные его быстрым почерком:

«Завтра, 18:00. Гостиница «Версаль». Лобби-бар»

И маленькое сердечко, небрежно обведенное ручкой.

Лед. Вдруг по всему телу. Сердце не стучало — оно замерло. Гостиница? Лобби-бар? С кем? С пациентом? С коллегой? Но сердечко… Это не про зубы. Это… про другое.

Она выпрямилась, сжимая злосчастную бумажку в кулаке. Бумага впивалась в ладонь. В ушах зашумело. Картинки всплывали сами собой: его оживленное лицо сегодня утром, когда он говорил с той… с той пациенткой. Ее смех, доносившийся из-за двери кабинета — слишком звонкий, слишком интимный. Этот сладкий, тяжелый запах на его рубашке.

Первая трещина. Не сомнение. Уже подозрение. Твердое, холодное, как скальпель. Оно не просто появилось — оно вонзилось. Глубоко. В самое сердце того хрупкого мира, который она называла своей жизнью.

Она подошла к окну. Запотевшее стекло, за которым плыли огни мокрого города. Где он сейчас? Доделывает «сложный имплант»? Или… сидит в лобби-баре «Версаля»? С кем-то, кто пахнет навязчиво-сладкими духами? С кем-то, кому он рисует сердечки?

Оливия прижала лоб к холодному стеклу. Дождь стучал, стучал, стучал… как отсчет времени до чего-то неминуемого. До разговора? До скандала? До конца? Она не знала. Знать не хотела. Но трещина уже была. И сквозь нее дул ледяной ветер. Ветер измены. И пах он чужими, дорогими духами.