Флешбэк
Тень апельсинового дерева в зимнем саду была ее щитом. Здесь, среди вечнозеленой листвы, Маргарита замерла, ледяной ком страха сжимал горло. Сквозь арочный проем в холл она видела смерть своего мира.
Яна везли на носилках. Лицо — восковая маска, рубашка пропитана темным пятном на боку. Но не это парализовало. Рядом, не отходя ни на шаг, шла Она. Докторша.
Запачканная его кровью с ног до головы. Лицо — исчерченное усталостью, но сильное. И тогда... он открыл глаза. Ян. На миг. Его взгляд, мутный от боли, нашел Оливию. И в нем... Рита Увидела. Не благодарность. Глубокое, немое доверие. Зависимость. Как будто только она удерживала его в этом мире. Потом веки упали, голова откинулась.
Рита прижалась к холодной стене, чувствуя, как почва уходит из-под ног. Не ревность жгла. Жгло осознание: Оливия стала Нужной. Необходимой. Той, кто спасает. Той, ради кого он, возможно, готов на все. А она, Рита? Она была... украшением. Дорогой безделушкой для хорошего настроения. Заменяемой. Красивой картинкой, которую сметут без сожаления, если она перестанет радовать глаз или... если появится кто-то Настоящий. Страх — ледяной, парализующий страх быть выброшенной на помойку его мира — сжал сердце. Обида на него, на эту выскочку, на свою беспомощность превращалась в яд. Она не хотела звонить Шраму. Не хотела новой силы. Она хотела лишь одного: остаться здесь. Рядом с Ним. На своем привычном, насиженном месте. Но это место теперь занимала Она. Значит, Оливия должна исчезнуть.
Решение пришло мгновенно, как удар ножом. Ради того, чтобы остаться с Яном... она пожертвует самой Оливией. И если для этого нужно обратиться к Шраму... пусть. Ей не нужна его сила. Ей нужно его оружие. Страх пересилил разум, отчаяние нашло выход в предательстве.
Старый, сожженный номер на одноразовом телефоне ожил в ее дрожащей руке. Она выбрала глухой подвал на окраине, завернулась в безликую одежду.
— Слушай, — ее голос звучал чужим, сдавленным. — Это Рита. С виллы Пахана. Соедини с Шрамом. Скажи... скажи, что я знаю, как сломать его. Получите его слабость на блюде...
Ожидание тянулось, как пытка. Потом хриплый, недоверчивый голос:
— Говори быстрее, куколка. Ценю свое время.
Рита вдохнула, собирая последние силы. Страх и ненависть выталкивали слова:
— Она. Докторша. Оливия. Она — его слабость. Одержимость. Он не мыслит ясно, когда дело касается ее. — Ярость к имени прорвалась сквозь страх. — Вы получите ее местоположение. Точное. Где, когда, как подобраться. Всю охрану вокруг нее. Вы берете ее... — Она сделала паузу, зубы впились в губу до крови. Голос сорвался на шепот, полный отчаянной мольбы и злобы: —...и убираете. Навсегда. Чисто. Чтобы никто и никогда не нашел ни тела, ни духа! Сотрете ее! Сделайте так, будто ее никогда не было!
Тишина в трубке. Потом хриплый, оценивающий голос:
— И что ты хочешь за это, куколка? Денег? Место у меня? — В тоне сквозило презрительное любопытство.
— Ничего! — Рита выкрикнула это так громко, что испугалась сама. Она снизила голос до страстного шепота: — Мне от вас НИЧЕГО не надо! Ни денег! Ни власти! Ни места рядом с тобой! Только... чтобы ее НЕ СТАЛО. Чтобы все... — ее голос задрожал, —...вернулось как было. Чтобы я... могла остаться. Здесь. С НИМ. С Яном. Это все, чего я хочу! Просто... чтобы она ИСЧЕЗЛА!
Долгая пауза. Потом тот же голос, теперь с ледяной усмешкой:
— Ревнивая дурочка. Готова убить ради места под солнцем Пахана... и даже не просишь платы. Ладно. Договорились. Жди указаний. И запомни — ты теперь на крючке. Один звонок от меня — и твой милый Пахан узнает, кто слил его кролика..
Связь прервалась. Рита сползла по грязной стене на пол, беззвучно рыдая, трясясь всем телом. Не от раскаяния. От всепоглощающего страха и омерзения к себе. Она предала. Стала соучастницей убийства. Ради призрачного шанса вернуть золотую клетку и внимание человека, который, возможно, уже забыл о ней. Теперь Она зависела от Шрама. И от его молчания. Пути назад не было. Она продала душу не за власть, а за право остаться тенью в мире Яна. И теперь эта тень могла ее поглотить.