Глава 25

Прошло две недели. Две недели напряженного затишья, пока Ян залечивал новую рану. Вилла превратилась в укрепленный лагерь, но внутри ее стен царила странная, наэлектризованная атмосфера. Раненый Пахан больше не был грозным тюремщиком. Он стал… пристальным наблюдателем. И объектом его наблюдения была Оливия.

Она чувствовала его взгляд на себе постоянно. За завтраком, когда она пыталась читать журнал — его глаза скользили по линии ее шеи. В саду, где она пыталась дышать воздухом под бдительным оком охраны — он появлялся на балконе, молча куря, его внимание приковано к ней. Даже когда она сидела в библиотеке, погруженная в книгу, она ощущала, как дверь приоткрывается, и на мгновение в щели мелькает его силуэт, прежде чем исчезнуть. Его обращения «Милая», «Дорогуша» звучали по-прежнему часто, но ледяная снисходительность сменилась теплой, глубокой ноткой. Ноткой, которая звучала как… обладание. Как будто он уже решил, что она его, и теперь просто ждал, когда она сама это поймет.

Оливия ловила себя на том, что краснеет под этим взглядом, что сердце учащенно бьется, когда он неожиданно появляется рядом. Страх не исчез, но перемешался с острым, запретным любопытством и невольным ответным влечением к его силе, его уму, его… уязвимости, которую она видела только раз. Она носила новое платье — не то кремовое шелковое, безнадежно испорченное его кровью. его приказали отреставрировать лучшим мастерам, но оно лежало в шкафу как реликвия, а другое, столь же дорогое, столь же элегантное, подчеркивающее ее стройность. Кто покупал, она не спрашивала. Знание ответа пугало.

Однажды после обеда Тихон, его вечный теневой страж, нашел ее в саду. — Докторша. Пахан ждет вас в кабинете

Сердце екнуло. Кабинет. Место допросов, приказов, ледяной власти.

Но сейчас? Она последовала за Тихоном, ощущая, как ладони становятся влажными.

Кабинет был залит послеполуденным солнцем. Ян стоял у окна, спиной к двери, в идеально сидящем темно-сером костюме. Он обернулся, и Оливия поразилась, как он восстановился. Бледность сменилась здоровым румянцем, взгляд был ясным, острым, но без прежней ледяной отстраненности. В нем светилась какая-то… оживленная энергия. И она была направлена на нее.

— Милая, — он улыбнулся, и в улыбке было столько тепла и скрытой силы, что у нее перехватило дыхание. — Не бойся, сегодня не без допроса. Скучал по умному разговору. Садись.

Он указал на кресло перед массивным дубовым столом. Сам сел напротив, откинувшись, его поза была расслабленной, но излучала власть. Он разглядывал ее, его взгляд скользил по лицу, шее, открытым запястьям, задерживаясь дольше, чем следовало бы, заставляя кровь приливать к ее коже.

— Ты смотрела новости? — спросил он неожиданно, играя тяжелой зажигалкой.

— Нет, — честно ответила Оливия.

— Зря, — его улыбка стала шире, хищнее. — Там сегодня про меня. Вернее, про мой новый торговый центр на набережной. Открытие через месяц. — Он откинул папку с фотографиями и чертежами через стол. — Посмотри. Ты же ценишь хорошую архитектуру, Дорогуша?

Она машинально взяла фотографии. Современное здание из стекла и стали, футуристичное, светлое. Совсем не то, что она ожидала от него.

— Красиво, — признала она.

— Это только начало, — в его голосе зазвучала гордость создателя. Он встал, обошел стол и остановился рядом с ее креслом, слишком близко. Она почувствовала тепло его тела, легкий, дорогой запах его одеколона. — Хочешь увидеть?

Оливия подняла на него глаза, пойманная в ловушку его близости и внезапного предложения.

— Увидеть?

— Живо. Сейчас. — Его рука опустилась на спинку ее кресла, пальцы почти касались ее плеча. Электрический разряд пробежал по ее коже. — Покажу тебе кое-что, что не показывают в новостях. Мою… другую империю. Без стволов. Без крови. Ну, почти, — он усмехнулся, и в усмешке была тень его привычной жестокости, но сейчас она казалась приправой к чему-то большему.

Она не смогла отказаться. Любопытство и его магнетическое присутствие были сильнее страха. Тихон был за рулем, еще двое охранников в машине сопровождения. Через пятнадцать минут они мчались в бронированном лимузине не к мрачным складам или подпольным казино, а к блестящей новостройке на берегу реки. Стройплощадка кипела жизнью: сотни рабочих, грохот техники, запах бетона и пыли. Они вышли, и Ян, небрежно положив руку ей на талию. И ее тело напряглось, потом невольно расслабилось под этим твердым, теплым прикосновением. Он повел ее мимо охраны, которая замирала по стойке смирно. Он показывал ей чертежи, объяснял инженерные решения, говорил о сроках, о рабочих местах, которые создаст центр. Его голос был полон энергии, ума, видения. Оливия слушала, пораженная. Она видела не бандита, а созидателя. Это было ошеломляюще.

Следующей остановкой стал неприметный складской комплекс на окраине. Внутри — не контрабанда, а аккуратные ряды ящиков с медицинским оборудованием из Швейцарии и Японии. Ян показал сертификаты, рассказал о контрактах с крупными клиниками. «Это твоя область, Милая. Что скажешь?» Его взгляд был пристальным, он ловил ее реакцию. Она видела качество, понимала ценность. И снова — масштаб, легальность, ум.

Завершили они в шикарном, только что открывшемся ресторане с панорамным видом на город. «Мой», — коротко бросил Ян, ведя ее мимо ошеломленного метрдотеля в уединенный зал на верхнем этаже. Стол был накрыт для двоих. Вино, изысканные закуски. За окном зажигались огни мегаполиса.

— Ну? — Ян налил ей вина, его пальцы коснулись ее, когда он передавал бокал. Искра пробежала по ее руке. Он откинулся в кресло, наблюдая за ней через край своего бокала. Его взгляд был темным, оценивающим, полным скрытого огня. — Видишь, Дорогуша?

— Его голос был низким, интимным, предназначенным только для нее. — Это тоже моя империя. Чистая. Сильная. Сила — она не только в стволе и кулаках. Она в деньгах, которые делают деньги. В уме, который строит это. — Он сделал жест, охватывающий и ресторан, и вид на город, и… ее. — Я могу создавать. Я могу строить. Не только рушить.

Оливия смотрела на него, ошеломленная. Масштаб его легальной деятельности поражал. Его ум, его амбиции, его способность управлять таким сложным механизмом — вызывали невольное уважение. Она видела успех, мощь другого рода. Но…

— И все это… — она осторожно выбрала слова, чувствуя, как его пристальный взгляд буравит ее, — …абсолютно чистое? Никакой… тени от другой вашей деятельности? — Она посмотрела ему прямо в глаза, бросая вызов его показушной чистоте.

Ян замер на мгновение. Потом медленно улыбнулся. Улыбка была красивой, опасной и откровенно соблазнительной.

— Милая, — он протянул руку через стол, его пальцы обхватили ее запястье. Не больно, но твердо, не позволяя отдернуть. Его прикосновение обжигало. — В этом мире нет ничего абсолютно чистого. Свет всегда отбрасывает тень. Моя сила в том, что я контролирую и то, и другое. — Его большой палец медленно провел по ее чувствительной коже на внутренней стороне запястья, заставляя ее вздрогнуть. — Но то, что ты видела сегодня — это моё. Построено мной. Заработано… по большей части… умом. — Он наклонился чуть ближе через стол. Расстояние между ними сократилось до опасного минимума.

Она видела золотые искорки в его темных глазах, чувствовала его дыхание. Запах вина, его одеколона и чистой, животной мужской силы опьянял.

— Я хочу, чтобы ты видела это. Чтобы ты знала, кто я на самом деле. Не только тот, кто берет силой. Но и тот, кто строит. Кто имеет. — Его взгляд упал на ее губы, потом снова встретился с ее глазами. Напряжение между ними вибрировало, как натянутая струна. — Мне нужно твое уважение, Оливия. — Он впервые назвал ее по имени. Шепотом. Как признание. Как вызов.

Оливия замерла. Ее запястье пылало под его пальцами. Сердце бешено колотилось. Она видела мощь его империи, его ум, его невероятную силу воли. Видела и тень криминала, ловко прикрытую этим лоском. И его… желание. Желание не только ее тела, но и ее признания. Ее уважения. Это было опасно. Соблазнительно. Невыносимо. Она открыла рот, не зная, что сказать, захлебываясь в водовороте противоречивых чувств — страха, восхищения, влечения.

В этот момент раздался резкий, настойчивый звонок его «рабочего» телефона. Ян вздрогнул, его взгляд на мгновение стал ледяным и отстраненным. Он медленно, нехотя отпустил ее запястье, его пальцы скользнули по ее коже прощальным, обещающим касанием. Он взял телефон, его лицо стало непроницаемой маской Пахана.

— Говори, — его голос был жестким, деловым.

Оливия откинулась на спинку кресла, дрожа. Запястье, где только что были его пальцы, горело. Вид на город за окном вдруг показался не символом его силы, а огромной, сверкающей клеткой. А он… он был и строителем, и тюремщиком. И она только что заглянула в самую сердцевину его мира, и это зрелище оставило ее потрясенной, сбитой с толку и невероятно, опасно возбужденной.

Загрузка...