Карета мерно покачивалась на ухабах дороги, ведущей в поместье. День близился к вечеру, и мягкий свет уходящего солнца окрашивал всё вокруг в золотистые тона. Но красота пейзажа, не могла отвлечь меня от разговоров, которые мы вели с Эдмундом.
Его голос звучал ровно, но за спокойствием скрывались гнев и решимость.
— Дом Монтелли, — начал он, не глядя на меня, — всего лишь вершина айсберга. Их влияние велико, но они лишь одна из голов змеи. Герцог Вальмон… — он сделал паузу, словно подбирая слова. — Твой отец, Розалия, замешан в этом так же глубоко, как и королева Элания Бомон.
Я молча кивнула, пытаясь сохранить невозмутимость. Эти слова не удивили меня. Я знала нутро своего отца лучше, чем кто-либо.
— Это не новость для меня, — тихо произнесла я, глядя в окно. — Давид Вальмон никогда не был человеком чести. Его жизнь — это паутина интриг и лжи. Я выросла в этом.
Эдмунд замолчал, изучая меня взглядом, словно пытался понять, насколько тяжело мне это даётся.
— Он не единственный, кто опорочил своё имя, — продолжил он после паузы. — Главные дома, те, что стоят ближе всех к трону, давно поделили королевство, как волки делят добычу. Каждый из них — враг, скрытый или явный.
Я повернула голову к нему.
— Они все должны заплатить, Розалия. — Его голос стал твёрже. — Это не только месть за нас. Это долг. Плата за несчастья этого народа. Без их устранения королевство никогда не освободится от гнили, которая разъедает его изнутри.
Я опустила взгляд, собирая мысли. Эдмунд продолжил:
— После возвращения в Вазар я начну готовить почву. Мы соберём союзников, и когда придёт время, мы поднимем восстание.
Его решимость была неоспоримой, и я знала, что он прав.
— И ты намерен уничтожить их всех? — спросила я, наконец, встретив его взгляд. Я знала что и когда он сделает. Не так уж и много времени осталось до того дня, когда замки господ, наполнятся кровью.
— До последнего, — ответил он без колебаний.
Я вздохнула, ощущая, как в душе начинается борьба.
— Эдмунд… — мой голос дрогнул. — Я не смогу жить с этим.
Он нахмурился, ожидая объяснений.
— Моя семья… — я на мгновение запнулась. — Они были жестоки ко мне, это правда. Но это не значит, что я хочу их смерти. И даже среди сторонников герцогов наверняка есть те, кто невиновен. Я прошу тебя: накажи их. Накажи всех, кто этого заслуживает. Но не убивай тех, чьи грехи не столь велики.
Эдмунд смотрел на меня долго и молча, словно обдумывал мои слова.
— Розалия, — сказал он наконец, его голос был низким и серьёзным. — Если мы оставим их наследие в живых, мы рискуем. Ты понимаешь это? Эти люди не остановятся, они продолжат дело. Будут пытаться вернуть власть, как только почувствуют слабость.
Я ощутила, как слёзы подступают к глазам, но сдержала их.
— Я знаю, — ответила я твёрдо. — Но я не могу жить с их кровью на своих руках. И я не хочу, чтобы ты жил с этим грузом. Мы можем доказать их злодеяния, раскрыть их всем до единого. Мы можем наказать их по закону. Смерть для всех, слишком жестокое наказание.
Он покачал головой, и в его глазах читалось разочарование.
— Закон, — произнёс он с горечью. — Закон в этом королевстве давно стал игрушкой в руках сильных. Думаешь, они будут уважать его, если мы проявим милосердие?
Я положила руку на его, пытаясь смягчить его гнев.
— Среди них есть те, кто заслуживает изгнания, а не смерти, — сказала я. — А их семьи? Их дети? Многие из них невиновны. Неужели ты хочешь, чтобы они пострадали за грехи своих родителей?
Эдмунд отвёл взгляд, его челюсть напряглась.
— Я не могу гарантировать, что это сработает, — наконец произнёс он. — Но я постараюсь.
— Спасибо, — прошептала я, чувствуя, как напряжение постепенно отпускает. Для королевской четы, даже смерть слишком легкое наказание, но не все её заслуживали.
В карете наступила тишина. Я знала, что Эдмунду было нелегко принять мою просьбу, и ещё тяжелее будет её выполнить.
Сквозь шум колёс я услышала его тихий вздох.
— Ты всегда видишь свет там, где я вижу только тьму, — сказал он, глядя на меня с тёплой, но печальной улыбкой.
— А ты всегда защищаешь меня от этой тьмы, — ответила я, положив голову ему на плечо.