Неверный отец. Счастье в конверте (СИ)

Глава 12

Наши дни

Амина

Вытягиваю руку перед собой. Дрожит в ритме бешено колотящегося сердца. На безымянном пальце — изящное колечко, аккуратный бриллиантик завораживающе поблескивает под светом потолочной лампы, крохотный лучик танцует по зеркальной глади.

В отражении не я…. От прежней затюканной Амины не осталось и следа. Умерла, подписав документы на развод, и возродилась, как феникс из пепла, когда получила свидетельство о расторжении брака.

Новая я…

Жизнь переломилась надвое. До и после. Меньше чем за год все кардинально изменилось.

Кто я теперь?

Я сирота…

Родители отреклись от меня сразу же, как узнали, что я не только развелась с законным мужем, но ещё и изменила ему в браке. Сплетни о нашей с Германом связи быстро разлетелись по больнице, а потом и за ее пределы. Марат был в ярости, преследовал меня, сцепился с Деминым. В какой-то момент я думала, что не справлюсь. Сдамся, лишь бы прекратить нескончаемый позор. Герман отправил меня в отпуск на время суда, а все удары принимал на себя. Я пряталась у бабушки Стефы, чувствуя себя падшей женщиной, которую закидают камнями при первой же возможности. И самый большой булыжник окажется в руках родной матери. Я не знаю, как выдержала. Только благодаря ему.…

Я невеста…

Герман сделал мне предложение почти сразу же после того, как лучший юрист избавил от штампа в паспорте. Кольцо я приняла, но попросила дать мне время. Мне казалось, мы слишком спешим, убегаем от всего мира. Торопимся любить друг друга, будто нас в любой момент могут лишить этого чувства. И вот наступил момент согласиться, потому что…

Я скоро стану мамой….

Не понимаю, как это произошло. Герман рассказывал, что сильно переболел в детстве, а последствия проявились уже во взрослом возрасте в виде бесплодия. Ведущие немецкие врачи подтвердили диагноз. Лечение немного улучшило показатели, но не дало желаемого результата. Он махнул рукой, поставив на себе крест. В отличие от бывшего мужа, который обвинял в своих неудачах меня и называл бракованной, Демин сразу и честно предупредил: малыша он мне дать не сможет. И если я когда-нибудь захочу уйти, чтобы создать полноценную семью с другим, молча отпустит.

Я решила не заглядывать так далеко в будущее. Я просто жила моментом. Любила его и хотела быть с ним, пусть даже такой ценой. Мы не предохранялись, а беременность не наступала. Я перестала надеяться чудо, но оно вдруг случилось.

Неведомая сила заставила меня тайком купить тест после небольшой задержки. В душе я хотела верить, что у нас все получилось, хоть разум твердил обратное.

И сейчас я гипнотизирую взглядом две полоски, стараясь не расплакаться. Герман ждет меня внизу, в машине, а я специально улучила момент перед работой, когда могу остаться одна, чтобы не тревожить его зря.

Смеюсь и плачу, словно обезумевшая. Боже, как сказать ему? Вдруг не поверит, что от него… А от кого ещё? Но… проклятый диагноз.

Раньше я бы спросила совета у мамы…

Рука невольно тянется к телефону, набирает номер, который вот уже почти год похоронен в списке контактов. Будто в тумане, слушаю гудки. Обрываются. В динамике — лишь шумное дыхание.

— Привет, мам, — шепчу неуверенно.

— Кто это? — родной голос звучит надменно и холодно. — У нас нет дочери. Она умерла.

— Зачем ты так? — выдавливаю из себя, сморгнув горячие слезы. — Мам, я замуж выхожу, — сжимаю руку с колечком в кулак.

— За своего русского немца? — плюет пренебрежительно.

— За мужчину, которого люблю и который любит меня, — парирую дерзко. Понятия не имею, откуда черпаю силы, но становлюсь на защиту Германа.

— Использует и бросит. Все они такие, неверные, — чеканит по слогам, словно клеймо ставит. Или проклинает. — Но поделом тебе. Ты получишь заслуженное наказание свыше. Опомнись, Амина! Ещё не поздно все исправить, — заявляет вдруг.

Неужели Марат готов восстановить брак после того, как я его опозорила? Измену у нас не прощают.…

Передергиваю плечами. Я не вернусь в клетку. У меня теперь есть своя настоящая семья.

— Я беременна от него, — сжимаю тест в руке. Странное ощущение. Горько-сладкое. Боль смешивается с радостью. — Ты слышишь, мам? Беременна! Столько лет у меня ничего не получалось, а с ним.… - перевожу сбившееся дыхание, улыбаюсь своему отражению. — Я наконец-то смогу подарить вам внука или внучку. Вы же с папой так ждали.

Есть вещи важнее ссоры! Родная кровь. Продолжение семьи, связь поколений. Главные ценности, которые вкладывали в меня родители...

— Какая же ты дрянь, — летит в меня хлестко, как пощечина. Мамин голос пропитан ненавистью и разочарованием. — Не звони сюда больше.

Связь обрывается, а вместе с ней и моё сердце. Чувствую себя так, будто получила удар под дых. Ребра вдребезги, сломанными костями внутрь. Приложив руку к груди, я лихорадочно хватаю пересохшими губами воздух, но легкие сковывает параличом. Внутри зияет дыра.

Распахиваю рот — и не могу сделать вдох, словно невидимая рука легла на горло и сильно сжимает, душит, ломает шейные позвонки. Так больно, что кружится голова. Слезы высыхают на щеках, оставляя разъедающую кожу соль.

Последняя частичка прежней Амины окончательно погибает. Обрывается тонкая ниточка, связывающая меня с прошлым.

Родная мама отреклась от меня.

У меня никого нет, кроме Германа.…

Ставлю эту истину на повтор. Прокручиваю в голове, пока слетаю по ступенькам вниз и сажусь к нему в машину. Кислорода по-прежнему не хватает — и я ищу хотя бы маленький глоток в поцелуе. Утоляю жажду. Исцеляю жгучую боль в теплых мужских прикосновениях. Прячусь от одиночества в уютных объятиях.

— Всё нормально, Амина? — хмурится Герман, слегка отстраняя меня и беспокойно всматриваясь в мое лицо.

— Теперь да, — лепечу, рисуя на губах улыбку. — А у тебя? — киваю на телефон, который он нервно крутит в руке.

— Хм, да…. Неизвестный номер названивает, — убирает трубку. — Не бери в голову. Поехали? — целует меня в щеку, ещё раз окидывает настороженным взглядом и, получив одобрительный кивок, заводит двигатель.

В теплом салоне автомобиля, рядом с любимым мужчиной, слушая его бархатный голос и вдыхая запах знакомого одеколона, я быстро успокаиваюсь. Тревоги остаются позади, пока мы мчимся по трассе на полной скорости, опаздывая на работу. Из-за меня, но Демин и слова плохого не сказал.

— А знаете что, Герман Янович.… - зову его официально, поглаживая ладонью по предплечью.

— По заднице получишь, — угрожает шутливо, поморщившись от своего отчества.

— Тс-с, — шикаю на него. — Не перебивай! Я пытаюсь в ресторан тебя пригласить после смены. Официально, — поднимаю указательный палец. — Давай сходим куда-нибудь вечером?

— О как! Есть повод? — широко улыбается, перехватив мою руку и поднеся к губам. Быстро целует тыльную сторону ладони, чмокает каждый пальчик — и переключает внимание на дорогу.

— Надеюсь, что есть, — задумчиво опускаю взгляд на свой плоский живот, скрытый под слоями одежды.

Что если тест ошибся? Надо провериться у гинеколога, чтобы исключить гормональный сбой. Причем сделать это втихую от Германа. Не следует обнадеживать его раньше времени.

— Но сейчас ты мне ничего не скажешь? — усмехается он, отвлекая меня от тягостных раздумий и сомнений. Хрипло покашливает, покосившись на меня. — Я же не забыл какую-нибудь дату или по-бабски архиважную хрень? Заранее прости.

— Ну, какие у нас даты, мы всего год вместе! И не будь грубым, — отчитываю его машинально, хотя это бесполезно. Он не романтик и далеко не всегда интеллигент, но я начинаю привыкать к его характеру и манере общения. Человек поступков, а не сладких речей.

— Я не специально, ты же меня знаешь, — остановившись на светофоре, подается ко мне и обхватывает затылок широкой ладонью. Впечатывает в свои губы, целует страстно и безудержно. — Ночью заглажу свою вину, — многообещающе шепчет на ухо. Проводит носом по виску, шумно втягивает запах моих волос, нехотя отстраняется.

Крепкие, увитые венами руки, только что обласкавшие меня, в следующую секунду возвращаются на руль, а машина трогается с места. Утонув в кресле, обнимаю себя руками и млею от окутывающего меня тепла. Рядом с Германом всегда так — безопасно, умиротворенно, комфортно. Он — моя раковина, где я в любой момент могу спрятаться от проблем.

Единственный родной человек.

Больше никого не осталось.

— Красивая моя, просыпайся, нас уже ждут, — несмотря на нежные слова, голос Демина звучит строго и напряженно. Щеки касаются прохладные костяшки пальцев, и я вздрагиваю, осматриваясь по сторонам. Не заметила, как задремала в пути.

Карета скорой помощи на территории роддома приковывает мой встревоженный взгляд. Проблесковые маячки слепят глаза, сирена проникает глубоко в душу.

Герман на вид спокоен и сосредоточен, и я стараюсь следовать его примеру. На работе он для меня флагман, восхищаюсь его выдержкой и профессионализмом, а ему почему-то спокойнее, когда рядом именно я. Особенно в сложных ситуациях. У нас не более пары минут на то, чтобы переодеться, прежде чем нас срочно вызовут.

В приемный покой на каталке ввозят беременную. На подоле ее длинного бесформенного платья — бордовые пятна и разводы. Одна рука покоится на небольшом округлом животике, на вид примерно шестимесячном, вторая — вдруг впивается ногтями в запястье Демина.

— Это твой ребёнок, спаси его, — женский голос звучит безжизненно и сипло, но я различаю каждое слово. Акушерка во мне сбоит, отключается, уступая место обычной испуганной девчонке, чьи мечты рушатся в одночасье.

Пациентка судорожно сминает ткань его медицинского костюма, оставляя влажные следы. Держится за доктора на протяжении всего пути, словно за единственный шанс на спасение. Или.… за мужчину, которого хорошо знает и любит.

Герман остается холоден и непоколебим, словно пропустил её слова мимо ушей. А я-то всё слышала, и теперь растерянно подхожу ближе, стараясь отбросить личное и сосредоточиться на работе.

— Герман Янович, женщину нашли без сознания на вокзале. Преждевременные роды, открылось кровотечение, — отчитывается фельдшер скорой, спокойно и четко, как безэмоциональный робот. — При ней не было ни вещей, ни документов.

— Бездомная? — бесстрастно бросает Демин, осматривая её и ощупывая живот. За свою практику он повидал много тяжелых случаев, вплоть до летальных исходов. Привыкнуть к этому невозможно, но очерстветь — легко. Защитная реакция.

— Неизвестно. Могли ограбить, когда ей плохо стало. С момента, как пришла в себя, она только бредит и не может внятно ответить ни на один вопрос.

— Родственникам сообщили? В полицию?

— Не успели, — выдыхает фельдшер.

— Амина, займись, — жестко чеканит, не оглядываясь на меня.

Чувствует, что я рядом. И знает, что не подведу. Это не первое наше дежурство вместе, но именно сейчас я теряюсь.

Сердце заходится в груди, а колени подкашиваются.

Непослушный взгляд вновь мечется в сторону беременного живота. Оцениваю объем и навскидку подсчитываю срок. Ориентировочно тридцать недель. Может, тридцать две, не больше.

Мы с Германом уже были в отношениях, когда она забеременела.

Временно усыпляю в себе ревнивую женщину, чтобы включить сосредоточенного медика. Последний сейчас нужнее. Жизнь человека — главная ценность. Остальное потом, даже если на больничной каталке… любовница моего будущего мужа.

Откуда она взялась? Почему именно сейчас, когда у нас все наладилось?

Ошибка… Какая-то ошибка… Или глупая шутка…

Набираю номер, а сама украдкой прислушиваюсь к дальнейшему разговору врача с загадочной пациенткой. Почти не дышу, захлебываясь накатывающей паникой.

— Вы меня слышите? — Демин щелкает пальцами перед ее лицом, убирает прилипшие ко лбу чёрные пряди волос, слегка похлопывает по щекам, приводя в чувство. — Помните, как вас зовут? Фамилия? Есть родственники или близкие, кому мы могли бы сообщить, что вы в больнице?

Брюнетка заторможено взмахивает ресницами, фокусируется на его лице и расплывается в мягкой улыбке. Бесцветные глаза наполняются надеждой.

— Только ты, любимый, — лепечет из последних сил, лихорадочно цепляясь за его одежду. — Спаси нашего сына, умоляю.