Амина
— Ты сегодня вырядилась, как распутница. Специально, чтобы подцепить кого-то? — гремит на весь салон автомобиля, и я дергаюсь, как от хлесткой пощечины. В груди жжёт от обиды, к горлу подкатывает ком, но я стараюсь не подавать вида, как сильно задета. Такие люди, как мой муж, питаются чужой болью.
— Мы были в загородном доме с родителями, Марат, — монотонно отвечаю, прокручивая обручальное кольцо на пальце. — Кого мне там соблазнять?
Белое золото будто раскаляется и прожигает кожу. Дико хочется снять это бремя, выбросить в окно прямо на проезжую часть, а потом.… сигануть из машины на полной скорости. Но я держусь. Сохраняю внешнее спокойствие и самообладание. Эмоции атрофируются, нервные окончания отмирают. Надо потерпеть — осталось совсем немного.
— Тем более, следовало бы проявить хоть каплю уважения к старшему поколению, — назидательно чеканит он, а у меня ощущение, что он не на десять лет старше, а на целую жизнь. — Ты оделась неподобающе.
— Но ты же сам купил мне это платье, — аккуратно напоминаю ему. Он в принципе контролирует весь мой гардероб и дико ревнует из-за разницы в возрасте. Раньше мне казалось это любовью, а сейчас… я будто в клетке застряла с бешеным тигром.
— Я не думал, что оно так сядет, — прокружив по мне взглядом, недовольно возвращается к дороге. — На тебе всё смотрится развратно.
— Тебе кажется, Марат, — шепчу, плотнее запахивая пальто. — Твоя необоснованная ревность оскорбляет меня. Я никогда не давала повода…
— Выметайся, — перебивает меня с лютой ненавистью, и на секунду я теряюсь от его хамства.
— Куда?
Автомобиль резко тормозит, и меня резко бросает вперед. Машинально выставляю руки, чтобы не удариться о приборную панель, но ремень задерживает меня, больно впиваясь в грудь.
— На трассу, где тебе самое место, — муж добивает меня уничижительными словами.
— Прекрати, Марат, ты раздуваешь ссору из ничего, и я искренне не понимаю, зачем ты это делаешь, — отдышавшись, размеренно убеждаю его. — Тебе не понравилось, как прошел вечер? Мне показалось, родители остались довольны.
— Твои — конечно! С того самого дня, как удачно выдали тебя замуж. А моим — чему радоваться? — выплевывает обреченно. — В таком возрасте я уже должен появляться на семейных торжествах с детьми.
— Я не могу тебе их дать, — произношу одними губами.
— Лечись!
— Не все так просто, но я этим занимаюсь, — бросаю дежурную фразу, стараясь не смотреть ему в глаза.
Марат по образованию психиатр, доктор человеческих душ, так безжалостно терзающий мою. Порой мне кажется, что он видит меня насквозь.
— Молодая девка, а уже бракованная, — вздыхает с разочарованием, хлопая ладонью по рулю. — Наказание.
— Я пойму, если ты подашь на развод, — слетает с губ, и я закусываю нижнюю. Слишком явно. Слишком много надежды в моем голосе.
Грубые пальцы врезаются в мой подбородок, приподнимают, заставляя запрокинуть голову. Прищуренный взгляд буравит лицо, и я жду, когда Марат раскритикует мой макияж. Но вместо этого он быстро целует меня в лоб, как покойницу.
— Ни-ког-да, — чеканит по слогам, и от его тона мороз по коже. — Ты моя жена, Амина, и именно ты родишь мне наследников. Считай, что это любовь, — говорит так, словно ставит на мне клеймо, и отпускает. Протянув руку, открывает мою дверь. — Погуляй под дождем, заодно подумаешь о своем поведении. Воспитательный момент.
— Ты в своем уме, Марат? — не выдержав, повышаю голос. — Мы далеко за городом, здесь может быть небезопасно.
— Об этом надо было думать, когда одевалась как на панель.
— Я была уверена, что рядом с мужем мне ничего не угрожает, — цежу с вызовом. — Я ошибалась?
Молча выходит из машины, огибает капот, подлетает ко мне и хватает за запястье. Жесткий рывок — и я стою на мокром асфальте, балансируя на неудобных каблуках. В свете молнии перекошенное лицо мужа кажется зловещим. Стойко выдерживаю наш зрительный контакт, потому что ни в чём не виновата, однако Марату не нравится моя непокорность. Он возвращается в машину — и трогается с места, с грозным ревом двигателя уезжая прочь.
Заторможено смотрю ему вслед и не верю, что все это происходит со мной. Марат всегда был вспыльчивым, но чтобы настолько… Несмотря на то, что моя сумка осталась на заднем сиденье автомобиля, а я стою одна посередине пустой дороги в кромешной тьме, я чувствую… облегчение. Вдыхаю полной грудью воздух свободы, горько ухмыляюсь и окончательно убеждаюсь в своём решении.
— Как же тебя, такую красивую, к нам в поселок занесло? — добрый хриплый голос ласкает слух, отвлекая меня от мрачных мыслей.
Бабушка Германа суетится вокруг меня, пока он сам встречает скорую. Мужчина собран и уверен в себе, важно общается с медиками, сообщает всю необходимую информацию о родах, в которых мы чуть не потеряли ребёнка. Вспоминаю об этом — и сердце рвется. Звенящая тишина до сих пор стоит в ушах. Знаю, что должна быть бесстрастна, но не могу. Каждый ребёнок, которому я помогаю появиться на свет, словно впитывает частичку моей души. А эта крошка — ещё и имя взяла. Маленькая Амина.
Я сама мечтаю о детях, но… не от Марата. В голове не укладывается, что он бросил меня в незнакомом месте в ночь.
— Ездила в гости, заблудилась, — говорю полуправду, когда пауза затягивается и становится неприличной. — Мне бы домой, — кидаю обычную фразу, от которой у меня зубы сводит.
Не вернусь! Хотя… придется. Как минимум, за документами. Марат знал, как именно меня прогонять, чтобы я не ушла. Манипулятор, а я будто его психиатрический проект.
— Так, всё в порядке, — на ходу отчитывается Герман, отпустив скорую и шагая к нам, стоящим на крыльце старого дома. — Роженицу нашу с младенцем отвезут в роддом, за которым она закреплена, родственникам сообщат. Я оставил ей немного денег на всякий случай и свой номер. Думаю, всё будет нормально, — запинается, задумчиво потирая подбородок. — Теперь ты, — прищурившись, смотрит на меня так, будто в самую душу пробирается. Мысленно закрываюсь от него, и он это улавливает. Хмурится. — Такси?
— Да, если вам несложно, — киваю, импульсивно кутаясь в куртку, которая пахнет им. Мурашки проносятся по коже то ли от холода и сырости, ведь я промокла до нитки, то ли от этого неприлично горящего взгляда, пронизывающего до костей, то ли от мужского аромата, пропитавшего всю меня. — В центральный роддом, у меня смена с утра, — поспешно добавляю.
Киваю сама себе. Пока что это лучшее решение. Там и переодеться можно, и искупаться, и позавтракать. На секунду чувствую себя беспризорницей, и от этого больно. Не такой я представляла себе семейную жизнь.
— Куда на ночь глядя? — вдруг вступается за меня бабуля. — В таком виде…. Холодная, голодная, полуголая, — указывает на мое мокрое платье и каблуки, чем вызывает неприятные ассоциации. — Ладно, ты стесняешься, а у тебя мозги есть, внучок, или растерял в своей Германии? Я не зря говорила, выродились там мужики, да ещё и наших портят. Тьфу, — в сердцах плюет под ноги Герману.
От неожиданности открываю рот, хлопая ресницами и глядя на невозмутимого мужчину. Он лишь усмехается, будто привык к такому обращению и совсем не злится. Наоборот, его лицо смягчается, становится добрее и теплее, а уголки губ тянутся вверх.
— Идём, не слушай этого немца, — бурчит бабуля, хватая меня под локоть, и ведет в дом. Украдкой смеюсь, растворяясь в их необычных, но уютных семейных отношениях.
Надо бы настоять на своем и уехать, но.… я так замерзла. Во всех смыслах.