Неверный отец. Счастье в конверте (СИ)

Глава 20

Несколько дней спустя

Сумасшедшая смена! Региональной проверки нам ещё не хватало. Кому вообще взбрело в голову трясти небольшой фельдшерско-акушерский пункт на отшибе? Причем внепланово…

— Не думаешь, что это твой бывший мог устроить? — озвучивает мои худшие опасения Элеонора. — За все время, что я здесь работаю, ни разу нас так не выворачивали. Причем потрошат именно документы, а ты у нас официально устроена.

Мы вместе шагаем по узкому коридору, заворачиваем за угол, где нам предстоит разделиться: ее ждут в приемном покое, а мне нужно в процедурный кабинет.

— Значит, Марат нашел меня, — произношу как можно тише и ровнее, а у самой руки дрожат, и я прячу их в карманы халата.

— Логичнее было бы ему самому приехать, — задумчиво тянет тетушка.

— Не-ет, у него другая методика, — горько усмехаюсь. — Сначала доведёт жертву до нервного срыва, а под занавес организует свое феерическое появление и предложит помощь, как рыцарь на белом коне.

— Маньячина, а не мужик. Как ты жила с ним все эти годы?

— Я не знала других отношений. У меня, кроме мужа, не было никого. Пока не появился Герман…

— И тот оплошал, — недовольно выплевывает она. Резко останавливается, берет меня за плечи и разворачивает лицом к себе. — Езжай домой, выглядишь неважно.

— Надо парочку уколов поставить — и поеду, — вымученно улыбнувшись, отвожу взгляд.

Чувствую я себя неважно, живот сводит спазмом, что усиливается при воспоминании о Марате. Глаза опять на мокром месте, гормоны шалят. Шумно втягиваю носом больничные запахи, проглатываю подступивший к горлу ком.

— Тш-ш-ш, Аминочка, не плачь, — доносится успокаивающе, будто адресовано мне. Следом раздается детский писк, и я оглядываюсь в поисках источника звука. — Потерпи немного.

На лавочке под кабинетом педиатра — мамочка с ребёнком. Улыбнувшись, подхожу ближе, потому что узнаю в ней женщину, которая однажды, в дождливую ночь, свела нас с Германом вместе.

— Здравствуйте, — окликаю ее. Хмурится недоуменно. Рядом мгновенно вырастает ее муж, словно телохранитель. — Вы меня не помните? А как роды у вас принимали в машине?

— Амина? — удивленно округляет глаза и активнее качает раскричавшуюся малышку, мою тезку. — Простите, я тогда в таком состоянии была… Не сразу вас узнала, — дергает заторможенного мужа за рукав. — Дорогой, это Амина! Она нашу дочку спасла.

— Я была не одна, — сдавленно отвечаю, чувствуя слабость и головокружение. Не выдержав, оседаю на край лавки.

— Да-да! Кстати, где тот доктор? — щебечет женщина, но я фокусируюсь на острой боли внутри. — Он тоже здесь работает?

— Нет, он не местный, — выдыхаю с трудом, обхватывая живот руками. Морщусь от дискомфорта. — О-ох…

— Что с вами?

— Сейчас посижу немного, — говорю хрипло и, зажмурившись, тут же сгибаюсь пополам. — Ой, мамочки!

Тетя возвращается, услышав мой крик. Садится на корточки напротив, уложив ладони мне на колени, всматривается в мое искаженное болью лицо.

— Аминочка, тебе плохо? Где болит, дочка? — по-родственному нашептывает, ласково поглаживая по бёдрам.

— Живот…. - лепечу жалобно. — Тонус сильный. Сейчас отпустит.

— Говорила тебе, в больницу ложись, а ты… — причитает Элеонора, и в ее всегда добром, спокойном голосе проскальзывают нотки паники. — Горе моё, господи. Ещё и дороги замело, ни один таксист не согласится к нам ехать. Может, на скорой?

— Слушайте, муж может отвезти вас, — предлагает женщина сквозь детский вопль. Крошка Амина плачет вместе со мной. — Куда скажете! Мы ведь так вам благодарны, хоть чем-то отплатим! Правда, дорогой?

— Конечно.

Последние слова шелестят едва уловимо, заглушаемые шумом крови, пульсирующей в висках. Сопротивляться нет ни сил, ни смысла. Малыш, которому сейчас плохо, важнее. Я принимаю любую помощь, не до конца соображая, что происходит. Страх застилает разум. Мягкий шепот Элеоноры как путеводная звезда. Тетя едет со мной в машине, обнимает всю дорогу, убаюкивает и успокаивает, как мама непутевую доченьку.

Я же могу думать лишь о нашем с Германом ребёнке. Это единственное, что держит меня после всех невзгод и предательств. Как я жить дальше буду, если потеряю его?

Сломаюсь. Рассыплюсь на осколки.

Я готова на все, лишь бы сохранить кроху. В страхе я разрешаю нервной тете сообщить обо всем Демину, но уже не слышу, смогла ли она дозвониться. Мы как раз заходим в приемный покой, и мне навстречу вылетает Лана. Обнимает меня крепко, ни о чём не подозревая, и оглушающе восклицает мне на ухо:

— Амина, привет, дорогая! Ты возвращаешься к нам? Без тебя работа — рутина, даже обсудить или посоветоваться не с кем.

— Лан, нет. Я к вам за медицинской помощью. Примете? — аккуратно отстраняю ее от себя, и только сейчас она замечает мое заплаканное лицо. Настроение мгновенно меняется, когда я добиваю ее хлесткой фразой: — Кажется, угроза выкидыша.

Секундная заминка, но подруга быстро берет себя в руки.

— Не нервничай, главное! Сама знаешь, мы всех сохраняем!

— Не всех, — апатично поправляю ее, зная статистику.

— Отставить панику! — бодро выпаливает. — Сейчас палату одиночную организуем. Девочки! — щелкает пальцами, поворачиваясь к стойке.

Меня оформляют в стационар, а тетю отправляют домой за вещами, ведь впопыхах мы не успели ничего с собой взять. Я приехала прямо в медицинском халате, только пальто наверх накинула. Будучи акушеркой, не раз ругала пациенток за тревожность и накручивание себя, а теперь сама не могу совладать с эмоциями.

Собрав себя по кусочкам, я прошу у Ланы укол без назначения врача, чтобы снять спазм, и она делает мне его, хоть и рискует получить по шапке от начальства. Боль утихает на время, а я хотя бы могу отдышаться и здраво оценить свое положение.

— На смене кто? — бросаю коротко, когда мы остаемся в палате вдвоем.

Лана мрачнеет, закусывает губу, и этот момент дверь открывается без стука. В небольшое помещение важно вплывает Богомолова, мгновенно заполняя всё своей тяжелой энергетикой, лениво окидывает меня взглядом, однако не спешит проводить осмотр. Каждое её движение словно специально замедлено, как фильм, поставленный на паузу. Даже говорит она с оттяжкой.

— Добрый день, Амина. Не беспокойся, твоему мужу мы сообщили, — бьёт, как обухом по голове, и мне вновь становится плохо. — Марат будет здесь в течение часа, а потом решим, что с тобой делать.