Неверный отец. Счастье в конверте (СИ)

Глава 33

Амина

Слышу детский плач — и, не раздумывая, бегу на звук. Сердце в осколки.

Я врываюсь в темную комнату, метаю взгляд на пустую кроватку, испуганно врастаю ногами в пол. Никак не могу избавиться от материнского инстинкта, который тянет меня к Мишане. Несмотря на то что мы нашли его родного отца, я все еще переживаю за него, как за своего сына.

Нет, Амина! Остынь! Ты можешь любить его, но в роли племянника. И стать лучшей тетушкой на свете, как Элеонора. А малышу нужен папа.

— Ну, тихо-тихо, — доносится низкий, хриплый мужской голос.

Улыбнувшись, я всматриваюсь в сгорбленный силуэт у окна. В утренних сумерках он может показаться похожим на Германа, но я четко знаю, что это не мой любимый. Они хоть и близнецы, однако совершенно разные. Не понимаю, как та женщина могла перепутать их…. Наверное, обозналась в бреду.

— Помочь, Михаил? — подхожу ближе, в то время как он покачивает плачущего ребенка на руках.

— Не откажусь, — хмуро бурчит в ответ, неуклюже поворачивается и передает мне сына.

— Всё хорошо, вы привыкнете друг к другу, — успокаиваю старшего Мишу, чувствуя, как он растерян и напряжен, а потом переключаюсь на младшего. — Маленький мужчинка просто проголодался. Сейчас я сделаю ему смесь. Заодно вам покажу, что и как.

— Спасибо, Амина, — искренне выдыхает он. — Из меня так себе отец получается.

Проводит пятерней по затылку, шумно пыхтит и понуро плетется следом за мной на кухню.

— Рано судить, вы всего несколько дней в этом статусе, — смеюсь, одной рукой придерживая мальчика, а второй — доставая бутылочку с полки. — Вам нужно время. Уверена, вы будете очень заботливым и внимательным папой. Поначалу мы с Германом вам поможем, если вы не против, — прячу взгляд, чтобы он не заметил тоску в моих глазах.

Ревниво прижимаю к себе Мишаню, пока тот тычется носиком в мою грудь. Я словно кусок от себя отрываю. С болью, но эта боль светлая и.... необходимая.

— Альбина обещала приехать, как только разберется с работой. У нее нет своих детей, но как женщина она должна уметь больше, чем я. Ребенку нужен не только отец, но и… мать, — задумчиво тянет. — Со временем мы переберемся с Питер, чтобы вас не стеснять. Брат говорил, что у меня там квартира осталась.

— Не спешите, вы нам не мешаете, — произношу как можно спокойнее, а в груди клокочет паника.

Не верится, что он заберет малыша в другой город. Не хочу отдавать! Но… так будет правильно.

Отворачиваюсь. Кормлю Мишеньку и всецело фокусируюсь на нем. Скоро у нас с Германом появится такой же мальчишка. Он заполнит пустоту в душе, а этот кроха призван исцелить сердце своего отца.

— Проснулись? — заглядывает к нам бабушка Стефа.

Стоит ей бросить взгляд на Михаила, как она не может сдержать слез, будто видит его впервые. Бабуля всегда верила, что он жив, но его появление все равно стало для нее ударом. До сих оправиться не может и плачет каждый раз, когда обнимает внука.

Чмокнув Мишу в щеку, она отходит к плите, чтобы отвлечься и заняться готовкой.

— Где Герман? — тихо уточняет он, смутившись и нахмурившись.

Михаил испытывает неловкость из-за повышенного внимания к себе, хочет спрятаться обратно в свой панцирь, в котором прожил семь лет. Но семья не позволит ему этого сделать.

— Поехал в аэропорт встречать родителей. Они уже прилетели

Я передаю ему сытого, улыбающегося сыночка, а сама задумчиво смотрю в окно.

— Ты волнуешься? — он замечает дрожь в моем голосе.

— Немного, — слабо киваю, а в следующую секунду выпаливаю в отчаянии: — Если быть честной, я очень боюсь. У меня был негативный опыт общения с матерью первого мужа, и я не знаю, чего ожидать сейчас. Тем более, я в разводе и, наверное, совсем не та девушка, кого нормальные родители хотели бы видеть в качестве невестки…

— Плюнь и разотри, — отзывается Стефа в своей резкой манере, замешивая пышное тесто на булочки. — За дочку я свою ручаюсь, она хвост задирать не будет. Что касается ее немца, — фыркает недовольно. — Кто его спрашивает вообще? Будет вякать — вылетит из дома прямым рейсом в Германию, да еще с ускорением в виде пинка под зад. Я только ради Миши согласилась их принять.

— Бабушка, не будьте такой категоричной. Семье Деминых пора объединиться, — мягко уговариваю ее. Она сплевывает, пожимает плечами, однако со мной не спорит. Размышляет. — Это удачный момент, чтобы заключить перемирие. Другой возможности может не быть.

— Хитрая ты девка, Амина! Умеешь душу вывернуть наизнанку, — ворчит бабуля, щедро насыпая сахар в таз. Символично. Нам всем пора подсластить свою горькую жизнь. — Посмотрим на поведение этого фрица, — сдается с улыбкой.

— Не беспокойся, Амина, — вступает в беседу Миша, пока младшенький гулит и агукает на его руках. — Ты только глянь на меня. Я вообще собственных родителей не помню. Думаю, из нас двоих я их огорчу сильнее, — тяжело вздыхает.

— Как только вы встретитесь, воспоминания сами восстановятся, — по-доброму приободряю его. — Герман любит повторять, что… всё будет хорошо.

Стоит мне подумать о любимом мужчине, как улыбка непроизвольно трогает губы. Мы сблизились за эти дни, стали единым целом. Давно я не испытывала такого концентрированного счастья, как сейчас. Рядом с Германом мне ничего не страшно.

Скорее бы он вернулся.…

— Приехали, — залетает на кухню радостная тетя Эля.

Стефа бросает все и бежит вместе с ней встречать родню, хоть и ругалась минуту назад, а мы с Михаилом так и замираем на месте. Входная дверь хлопает, слышатся шаги и голоса. Мы беспокойно переглядываемся, напрягаемся, как по команде.

Словно впитав наши страхи, младшенький Мишаня вдруг заходится в крике. И все внимание родителей фокусируется на нас, растерянно стоящих в проеме кухни.

— Миша… — сипло произносит мама, и ее голос срывается.

Слезы ручьями текут по щекам, прокладывая соленые дорожки между морщинками, когда она на негнущихся ногах подходит к сыну. Целует сначала его, потом — мило пищащего внука. Всхлипнув надрывно, роняет голову Михаилу на плечо, поглаживает окаменевшую мужскую руку, прижимает ладонь к напряженной, стальной груди.

— Привет.… мам, — чуть слышно отвечает он, не зная, как правильно реагировать. Превращается в скалу, украдкой посматривая на Германа в поисках поддержки.

Я отступаю в сторону, когда к нам подходит отец. Он говорит что-то на ломаном русском, с характерным немецким акцентом, от которого морщится заплаканная бабушка Стефа. По-родственному похлопывает Мишу по спине и, обхватив его за мощную шею, соприкасается с ним лбами.

— Сын, — различаю сквозь поток скомканных слов.

На глазах наворачиваются слёзы… Я не могу равнодушно наблюдать за встречей родных людей спустя долгие годы. Судорожно глотаю воздух, прикрываю лицо ладонью, беззвучно плача вместе с ними. Вдруг ощущаю теплую, уютную хватку на талии — и запрокидываю голову, схлестываясь взглядами с Германом.

— Не расклеивайся, Амина, — слегка улыбается он и целует меня в висок. Обнимает крепче, покачивает в сильных руках. — Нам нельзя нервничать, — шепчет на ухо.

Он перекладывает ладони на мой живот. Накрываю их своими, опускаю мокрые ресницы, растворяясь во всеобщем счастье с привкусом соли.

— Доченька, плохо? — доносится встревоженный окрик Стефы, и я широко открываю глаза.

— Родная, — шелестит по-немецки.

Помню, как Герман называл меня так же, когда я лежала на сохранении. Он думал, что я сплю, а я черпала исцеление от его близости и ласки.

Однако сейчас это слово по-новому звучит в устах его отца и насквозь пропитано страхом.

Выругавшись, глава семейства Деминых подхватывает на руки потерявшую сознание жену.

— Мам, — испуганно рявкает Герман и подбегает к ней.

Вместе с отцом они опускают бледную женщину на диван. Рядом садится Михаил, судорожно стирая испарину с ее лба, а кричащего малыша уносит из кухни Элеонора, чтобы успокоить в детской.

— Расступитесь, пожалуйста, ей нужно больше воздуха, — совладав с паникой, командую я.

Герман одобрительно кивает и, будто очнувшись и вернув себе хладнокровие доктора, твердо шагает к окну и распахивает его настежь. Я достаю аптечку из шкафчика, передаю ему, а сама беру графин с водой. Мы действуем как команда, словно находимся на смене, и перед нами обычная пациентка в обмороке. Мы спокойны. Знаем, что делать, поэтому быстро приводим обессиленную и потрясенную женщину в чувство.

Сбрызнув лицо свекрови холодной водой, я подношу к ее обескровленным губам стакан, в который Герман заранее накапал необходимую дозу лекарства. Она делает глоток, заторможено моргает и поднимает на меня расфокусированный, стеклянный взгляд. Ее лицо проясняется, в глазах вспыхивает огонек, а уголки губ слабо тянутся вверх.

— Ты, наверное, Амина? — тихо лепечет она, взяв меня за руку. Обхватываю ее ледяные пальцы двумя ладонями, сосредоточенно растираю. — Прости, что сразу не поздоровалась.

— Все в порядке, я понимаю, — смущенно улыбаюсь в ответ.

Тревога о её здоровье оказывается сильнее, чем страх быть выброшенной из семьи, как дворовой котенок. Мне не привыкать. Сейчас это кажется неважным. Все можно вытерпеть и решить, кроме болезни. Самочувствие свекрови я ставлю в приоритет.

— Да, это Амина. Моя жена, — гаркает Герман так, что стеклянная посуда звенит в шкафах. Становится рядом, нависает надо мной как телохранитель, готовится держать удар в случае, если родители отвергнут меня. Тяжелая ладонь опускается на мое плечо, длинные пальцы впиваются в ключицу. — Мы официально расписаны, штампы уже стоят. Амина теперь Демина, осталось лишь дождаться новый паспорт, — гордо хмыкает, довольный тем, что присвоил меня по закону. — Я специально попросил в ЗАГСе ускорить процесс, чтобы ни у кого не возникло желания нам помешать, — строго чеканит. — Свадьбу сыграем позже.

Он говорит правду. Мы действительно в браке, хотя для меня все произошло как в тумане. Документами занимался Герман. Он подключил свои связи, потребовал расписать нас немедленно, ссылаясь на мою беременность, и буквально за несколько дней решил вопрос, к которому мы шли больше года.

Прежняя Амина возмутилась бы и поспорила со столь поспешным развитием событий, а нынешняя… устала бегать от своего счастья.

Я всего лишь хочу уюта, спокойствия и семейного благополучия. Герман — единственный, кто может мне это дать. Любимый.…

— Сынок, ты слишком резкий, неромантичный и ведешь себя грубо по отношению к нашей дочке, — отчитывает его мама, а следом мягко обращается ко мне: — Не обижайся, деточка, он всегда такой, особенно если дело касается самого дорогого человека, — бережно поглаживает меня по руке.

Застываю, как ледяная скульптура, на которую попадает луч солнца, и не верю собственным ушам. Она назвала меня дочкой? В то время как моя мать отвергла меня и вычеркнула из жизни.… Невозможно. Чужая женщина за несколько минут стала родной.

— С тобой он обязательно исправится, дочка, — повторяет она ласковое обращение, которое заставляет мое измученное сердце сжаться. — Ты делаешь его лучше.

— Я.… Я знаю, — рвано выдыхаю, улавливая хриплый, обиженный кашель Германа.

Улыбнувшись, потираюсь щекой о тыльную сторону его ладони. Прижимаюсь к нему спиной и едва не мурлычу от нежности и окутывающего душу умиротворения.

— Как гармонично вы смотритесь вместе. Амина, ты красавица, — мама поднимает ладонь к моему лицу, невесомо проводит пальцами по щеке. — Неудивительно, что наш сын с железным сердцем влюбился и остался ради тебя в России.

— Рад.… знакомству, — с трудом выговаривает отец Германа, зато компенсирует свое плохое знание русского сияющей улыбкой. — Добро.… приветствовать... в семью, — немного путает слова, но я понимаю смысл.

Герман расслабляется, удовлетворенный поведением своих родителей, и наконец-то выдыхает с облегчением. Атмосфера в доме становится благоприятной и комфортной. Нет ни намека на былую неловкость. Мы — одна большая семья.

— Этот год так щедр на хорошие новости, — воодушевленно вздыхает мама, взяв под локоть сидящего рядом Мишу. — Мы вернули сына, обрели внука, — косится на дверь, за которой Элеонора укачивает малыша. — Получили дочь, о которой я всегда мечтала, — подмигивает мне. — Наверное, нельзя быть более счастливой, чем я сейчас.

— Не расслабляйся мам, — усмехается Герман, обнимая меня со спины, и соединяет кисти в замок на моем животе. — Амина беременна.

— Боже, — вздыхает мама, перекрестившись. — Это благословение свыше. Я так рада! Ян, ты слышал? — дергает опешившего мужа за рукав.

На эмоциях он переходит на немецкий, долго и пылко говорит мне что-то, по-отечески целует в лоб. В ответ я улыбаюсь и киваю, не различая ни слова. Вопросительно поглядываю на Германа.

— Эм, если коротко, мой отец очень счастлив быть дедом, — переводит он папину речь сквозь добрый смех. — А еще он отметил, что у нас с тобой будут красивые дети.

— Спасибо, — смущенно шепчу, зардевшись от комплиментов.

— Черт германский, так и не выучил язык, — огрызается бабушка. Убедившись, что её дочка в норме, она мигом переключается на неугодного зятя. Настоящая теща. Вредная, но в то же время заботливая. — Давайте за стол, проголодались с дороги. Ты тоже, Ян. Надеюсь, не зашипишь от русской еды, как вампир от солнца.

— Стефания, — зовет ее с акцентом. На немецкий манер. — Ваши блюда особые. Ах да, я привез вам подарки, — пытается умаслить бабулю, и у него это удается.

— Ну, что ж, показывай, что там у тебя, — капитулирует она.

Продолжение их беседы тонет в нашем дружном смехе.

Остаток насыщенного событиями и эмоциями дня проходит в семейной суете. Мы общаемся, возимся с малышом, слушаем милые перебранки Стефы с Яном. Родители рассказывают Михаилу о его детстве, напоминают некоторые факты биографии и забавные моменты. Герман по-доброму подначивает брата, тайком следит за состоянием матери и не выпускает меня из объятий. Все пытается контролировать, а я и рада быть в его власти.

Тревоги и опасения покидают меня. Без оглядки на прошлое наслаждаюсь обществом семьи Деминых, частью которой я стала. Сегодня рождается новая Амина.

Желанная невестка, любимая жена, будущая мама.

Хозяйка своей жизни. Свободная, хоть и замужем. Верная до последнего вздоха.

Амина Демина. Самая счастливая женщина на свете.