— Здравствуй, Амина, ты сегодня прекрасна, — с аристократической улыбкой обращается ко мне мать. — Поздравляю.
Сохраняя степенность и идеальную осанку, она подходит ближе, чтобы поцеловать меня в щеку, а я машинально прикрываю рукой округлившийся животик. Ставлю барьер между малышом и его бабушкой, которая не так давно настаивала на аборте.
Я ничего не забыла.…
Тревога не отпускает меня ни на секунду, железными когтями вонзается с грудь, рвет сердце на лоскутки. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова поверить родителям. Простить их.…
— Дочь, у нас есть подарок для вашей новой семьи, — подает голос отец. Протягивает мне ключи от квартиры, к которым я не притрагиваюсь. — Мы решили, что вам не помешает просторная студия в уютном районе города. Мы вложили в нее деньги из твоего приданого, которые ты через суд забрала у Марата при разводе, и добавили столько же. Теперь у тебя всегда будет собственное жилье, Амина.
Позвякивающая связка так и зависает в воздухе. От подарков не отказываются, но… я не могу переступить через себя. Горло душит соленый ком обиды, в памяти всплывают те тяжелые дни, когда родители были нужны мне, как воздух. Я пыталась сбежать от боли и унижения, а отчий дом оказался закрыт для меня. Сейчас, спустя столько времени, когда я буквально восстала из пепла, они признали мое право на свободу.
Почему-то мне кажется, здесь не обошлось без твердой руки и крепкого словца Германа. Он встречался с моими родителями сразу после регистрации брака, чтобы сообщить им, что мы расписаны. На мой вопрос, как прошла беседа, обронил свою фирменную фразу: «Всё хорошо» — и отвлек меня поцелуями. Он берёг мои нервы, а я хотела ему верить. Я так устала жить в тревоге, что позволила себе расслабиться и просто любить, не озираясь на мнение других.
— Благодарю, но у нас всё есть, — заметив, что пауза затянулась, Герман берет слово. — Мы купили в пригороде дом, который выбрала Амина, обустроили его так, как она захотела. Не беспокойтесь, у нее уже есть свое жилье. Что касается приданого.… - хмыкает с едва уловимой насмешкой, — всё это пережиток прошлого. Самое ценное — это любимая женщина рядом. Она единственная имеет значение, — демонстративно притягивает меня к себе и, бережно уложив ладонь на живот, целует меня в щеку.
— И всё-таки… — папа оставляет ключи на столике рядом с подушечкой, где были наши обручальные кольца, — это подарок. От чистого сердца. Будьте счастливы.
Он порывисто обнимает меня, и я на секунду погружаюсь в ступор. Отец всегда был скуп на ласки, держался особняком, исполнял роль строгого главы семьи, но сегодня его броня потрескалась. У всех на глазах он гладит меня по голове, как маленькую девочку, и не выпускает из рук.
— Прости нас, Амина, — нашептывает мне. — Герман на многие вещи открыл нам глаза, рассказал о Марате и о том, что он творил. Привел доказательства, которые ввергли нас в шок. Мы ведь были уверены, что ты оступилась, повела себя как неверная жена и связалась не с тем мужчиной, поправ институт брака и наплевав на все, чему мы тебя учили. Сафин нас убедил в этом. Как марионетки, мы слепо верили ему и пытались спасти тебя от позора, а надо было… спасать от законного супруга, — тяжело вздыхает и отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза, наполненные слезами. — Твой Демин.… вполне неплохой человек, хоть и со своими недостатками, — нахмурившись, папа косится на него.
Мужчины схлестываются взглядами, и напряжение в зале зашкаливает… По выражению их лиц я понимаю, что тот загадочный разговор между ними проходил на повышенных тонах. Видимо, Герману не отдавали меня без боя, а он не собирался сдаваться. Два характера столкнулись в смертельной схватке. До сих пор они воспринимают друг друга в штыки, но заключают пакт о ненападении… ради меня.
— Пап, он лучший, — искренне выдыхаю и боковым зрением замечаю, как гордо и победно ухмыляется мой муж.
— Главное, что он несет ответственность за тебя, относится с уважением и любит, — смягчается отец. — Будь счастлива, дочка. Мы на твоей стороне.
— Мне этого очень не хватало, — произношу с легким укором.
— Мы не можем благословить вас по-своему, — говорит мама, взяв меня за руку. Я понимаю, о чём она, в то время как Герман предупреждающе покашливает. Он как треглавый цербер — преданно защищает меня от всех без разбора. — Однако мы принимаем и одобряем ваш союз, — заканчивает она мысль.
Муж расслабляется и выдыхает с облегчением, а я не могу сдержать улыбки. Я не хотела бы, чтобы родители до конца дней проклинали меня, поэтому наше хрупкое перемирие позволяет мне успокоиться. На то, чтобы восстановить доверие — уйдут годы. Осадок останется до конца дней. Но рана, надеюсь, затянется и перестанет болеть.
Я посвящу себя своей семье — и постараюсь не повторять ошибки родителей.
— Спасибо, — тихо лепечу.
— Я пообщался с Сафиным, — перебивает нас папа, — объяснил ему нашу позицию и потребовал больше не приближаться к тебе. К слову, у него там серьезные проблемы в больнице.… - переводит многозначительный взгляд на Демина. — Герман, если потребуется какая-нибудь помощь, обращайся…
— Я не имею к Марату никакого отношения, — разводит он руками. — Абсолютно. Это больше не моя война.
— Зато я имею.… по полной.
За спиной раздается басовитый, хриплый смех — и к нам подходит Михаил со своим сыном на руках.