Глава 27

Амина

Я бережно укутываю Мишаню в одеяло, невесомо касаюсь губами покрасневшей на свежем воздухе щечки, с нежностью вдыхаю неповторимый детский аромат — и осторожно, чтобы не потревожить кроху, укладываю его в люльку. Поднимаю капюшон коляски, отсекая настырный ветер, сжимаю ладони на ручке. Миша кряхтит и морщится, лишившись тепла моих объятий, собирается расплакаться, но я по-особому, в определенном ритме качаю его, как учила бабушка Стефа.

— Тш-ш-ш, баю-бай, — ласково лепечу, прогуливаясь с ним по заснеженному двору. Сохраняю нужный темп, пока он не засыпает.

Мягкая улыбка трогает мои губы. Наше общение с сыном Германа больше похоже на квест, но с каждым днем я всё лучше справляюсь. Тётя подшучивает, что я тренируюсь на нём быть матерью, перед тем как родить своего, но я слишком трепетно отношусь к малышу, чтобы использовать его в меркантильных целях, как куклу. Он и так многое пережил, сильный мальчик. Хочется защитить его от невзгод, позаботиться, подарить частичку тепла. Я всего лишь следую зову сердца. Поступаю, как чувствую. Порой мне кажется, что я готова принять чужого ребёнка. Ради любви к Герману…

— Гера не вернулся? — шепотом уточняет бабушка, выходя на крыльцо.

— Ещё нет….

— Тьфу на него, и не звонит. Опять нас изводит, — ворчит беспокойно.

Заглянув в коляску и проверив спящего Мишу, Стефа возвращается в дом. Я же хватаюсь за телефон. Судорожно проверяю входящие — вдруг пропустила.

Тишина. Ни одного звонка. Ни сообщения. Ни весточки.

Герман уехал в больницу несколько часов назад, и с тех пор я места себе не нахожу. Взволнованно жду новостей, но он молчит, будто испытывает меня на прочность. Или.… у него серьёзные проблемы.

Сердце пропускает удар, а взгляд мечется в сторону малыша. Наш он теперь. Как говорит бабушка Стефа, однажды попав в семью Деминых, ты становишься её частью навечно. Так случилось со мной той дождливой ночью, когда я впервые переступила порог этого дома. Останется с нами и ребёнок, которого принял Герман в тот злополучный день в больнице.

Иначе нельзя.…

Телефон вибрирует в руках.

— Да? — машинально принимаю вызов от неизвестного номера. — Кто это?

— Амина, — мерзкий голос бывшего заставляет меня вздрогнуть. — Не бросай трубку, пожалуйста.

— Откуда у тебя мой новый номер? — сипло лепечу, с трудом сдерживаясь, чтобы не откинуть от себя телефон, как ядовитую змею.

Столько времени прошло, а я не избавилась от страха перед Маратом. Даже на расстоянии он имеет надо мной власть, и мне это не нравится. Хочется спрятаться от него в раковину, пока не приедет Герман.

— Взял в приемном покое родильного отделения, — признается с нотками превосходства. Сафин всегда достигает намеченных целей — и сейчас ему нужна я. Не как любимый человек, а как незакрытый гештальт. — Я всего лишь хочу убедиться, что с тобой все порядке.

— Это лишнее. Обо мне есть кому позаботиться, Марат, — отрезаю строго и не понимаю, откуда черпаю смелось и силы. — Прошу тебя, прекрати преследовать меня. Мы в разводе, и я никогда к тебе не вернусь.

— Я люблю тебя, несмотря ни на что.…

— Хватит! — вскрикиваю так, что Мишаня начинает хныкать. Покачиваю его и, всматриваясь в милое личико, уверенно произношу: — Я люблю Германа.

— Несмотря на то что он предатель? — бьет по моему уязвимому месту, но больше не причиняет боль. — Я, между прочим, не изменял тебе, а этот немец....

— Я ему верю!

— Зря-а-а-а, — тянет насмешливо. — Я могу доказать тебе, что ты опять ошибаешься, моя глупая жена.

— Не трать время попусту. Я тебе больше не жена — и никогда не буду, — выделяю каждое слово, чтобы он, наконец, услышал меня. — Пожалуйста, оставь меня в покое. Ты болен.…

— Да, одержим тобой, — хмыкает с горечью, но его признание звучит неадекватно. — Я пришлю тебе кое-что, а дальше решай сама, кому верить…

Обрываю звонок прежде, чем Марат закончит. С меня хватит этих дешевых манипуляций! Блокирую его номер, заранее зная, что он попытается позвонить с другого. Придётся снова менять свои контакты, но я сделаю это уже после возвращения Германа. А пока что с волнением жду его дома, как настоящая преданная супруга.

Он возвращается ближе к вечеру, измученный и уставший. Молча заходит в дом, снимает мокрую после улицы обувь в коридоре, бросает куртку мимо вешалки — и.… находит взглядом меня. Осунувшееся лицо проясняется, на дне зрачков вспыхивает теплый огонек, словно только что Герман обрел смысл жизни.

Без слов идём друг к другу, будто нас притягивает магнитом, встречаемся посередине комнаты. У меня столько вопросов, но ни один из них не успеваю озвучить. Герман обнимает меня за талию, притягивает к себе и, наклонившись к моим губами, целует….

Я сдаюсь его мягкому напору без сопротивления. Устала бороться с самой собой и своими чувствами.

Поднимаюсь на носочки, обвиваю напряженную шею руками, плотнее прижимаюсь к моему мужчине.

Нежусь в любви и доверии. Как было между нами прежде.

— Амина…

Он улыбается мне в губы, делает вдох и углубляет поцелуй. Одна его ладонь ложится мне на затылок, сгребая рыжие волосы в кулак, а вторая — ползет вниз по спине. Герман словно заряжается от меня. Пьёт без остатка, пробует, поедает — и не может насытиться.

Слишком долго мы были чужими. Слишком больно делали друг другу. Слишком…. любим, несмотря ни на что.

— Поговори со мной, Герман, — рвано выдыхаю в перерывах между поцелуями — Расскажи, что произошло сегодня.

Знаю, что он привык закрываться и решать все проблемы сам. Тайны и недомолвки чуть не уничтожили нас, поэтому сейчас я собираю потерянную веру по осколкам.

— Всё под контролем, девочка моя, не волнуйся, — скупо бросает он и целует меня в лоб. Задерживается в моменте, не отпускает меня, а растерянно обнимает крепче. Думает. Выкрутившись, я ловлю его тяжёлый, мрачный взгляд.

— Что тебе сказали в больнице? — настаиваю. — Кто явился за Мишаней?

— Мать и брат той женщины.… Кстати, её звали Дарья, — делает паузу.

Столовая погружается в тишину, словно мы держим минуту молчания. В его голове — целый рой тяжелых, гнетущих мыслей, в моём сердце — все оттенки чувств и эмоций.

— Мишиной мамы больше нет, и это не твоя вина, — лепечу вкрадчиво и с горечью, успокаивающе поглаживая Германа по плечу.

— Она не его биологическая мать, — неожиданно выдает он, заставляя меня ахнуть.

— Как? А кто же тогда?..

— Суррогатная. Она вынашивала ребёнка на заказ. Для кого-то другого. И планировала продать его после родов, — не выбирает выражений Герман, а у меня мурашки по коже от такого цинизма и равнодушия.

— Разве можно продать малыша? — выдаю вслух, не сдерживая слез. Демин стирает их подушечками пальцев, обхватив мои щеки холодными ладонями.

— Законом не запрещено. Это не её ребёнок, а она лишь инкубатор, о чём свидетельствует договор с одной из клиник. Заказчик, к сожалению, остался анонимным.

— Откуда ты всё это знаешь? Неужели её близкие были в курсе?

— Мои люди успели раздобыть информацию о ней буквально за пару часов до того, как появились эти родственнички, — выплевывает брезгливо, и я примерно представляю, в каком тоне проходил их разговор. Кажется, Герман позволил себе лишнего и наверняка отвесил им пару ласковых, как он умеет на нервах. — Мать сделала вид, что понятия не имеет, о чём речь. Брат засуетился, но тоже развел руками. Видимо, они надеялись увидеть заказчика в моем лице и потребовать обещанное вознаграждение, а получили трехэтажный мат и заявление в полицию.… - усмехается с сарказмом.

— Представляю, — не могу сдержать улыбки, зная, каким вспыльчивым бывает Демин, особенно если дело касается дорогих ему людей. — Значит, Мишу не заберут?

— У родного отца — нет, — чеканит резко и хмурится. — Но я так и не оформил усыновление.

— Значит, нам нужно скорее закрыть этот вопрос, — перебиваю его, ввергая в шок нас обоих.

Совсем недавно я разорвала отношения из-за ребёнка, а сейчас готова принять его сына? Не верится... Но это так. Маленькая жизнь важнее всего, во мне растет и развивается такая же.

— Нам? — выгибает бровь Герман.

Вместо ответа целую его, со всей неистраченной нежностью и любовью. Хочу раствориться в нем, но здравый смысл и дикий страх снова быть преданной не позволяют мне расслабиться.

— Почему она узнала тебя? — сипло шепчу, не рискуя посмотреть ему в глаза. Боюсь увидеть в них ложь.

Он подцепляет мой подбородок пальцами, заставляет поднять голову — и сам устанавливает зрительный контакт. Показывает, что ему нечего скрывать.

— Это мне ещё предстоит выяснить. Клянусь, я не знал ее, — повторяет в который раз. Твердо, жестко, безапелляционно.

Протяжно вздохнув, я покорно киваю. И решаю открыться ему.

— Мне звонил Марат.…

— Чёрт! — выплевывает грубо. — Чего от тебя хотел этот урод? — берет меня за плечи, сжимает ощутимо. Заметив растерянность в моих глазах, ослабляет хватку и порывисто целует в щеку, извиняясь за несдержанность. В этом весь Демин — горячий, но отходчивый. Мы с ним как вода и пламя.

— Убедить меня, что ты предатель, — признаюсь честно, не желая больше ничего скрывать от Германа. А ещё… я подсознательно хочу вернуться под его защиту. С ним спокойнее и не так одиноко. — Марат твердил, будто у него есть какой-то компромат на тебя…

— Чушь собачья, — зло цедит он. — Сафин лжет.

— Почему он не может просто оставить нас в покое? — жалобно тяну, лихорадочно всхлипывая от тревоги и усталости.

— Потерпи, любимая. Ещё немного….

Я оказываюсь в родных мужских объятиях — и замираю, окутанная лаской и заботой самого непредсказуемого грубияна в медицинской сфере. Для всех окружающих он гроза, а для меня — мой персональный оазис. Я не готова от него отказаться. Не в этой жизни…

— Терплю.... Но что изменится, Герман? — лепечу, зарывшись носом в его часто вздымающуюся грудь. Врезаюсь пальцами в смятую ткань рубашки, пропитанную больничными запахами.

— Марат злится и пытается укусить меня побольнее, потому что догадывается, кто именно инициировал его проверку, — многозначительно произносит он. Поднимаю на него непонимающий взгляд, недоуменно качаю головой. — Помнишь, Амина, я однажды рассказывал тебе, как спас роженицу с пороком сердца? Ее зовут Виктория Богданова. Я сохранил её двойню, вопреки прогнозам, провел кесарево, собрал лучших специалистов, которые откачали мамочку. Мы её с того света достали…

— Да, я помню эту историю, ты лучший врач, — смотрю на него с восхищением и гордостью.

— Обычный, — отмахивается небрежно, словно я смутила его. — Тем не менее, вся медицинская семья Викки решила, что отныне у меня в неоплатном долгу. У её отца связи в Минздраве.… Стоило мне заикнуться о Богомоловой, как её в два счета сняли с должности. На очереди Сафин, но с ним сложнее. У него тоже есть определенные знакомства, которыми он панически жонглирует. Посмотрим, кто кого…

— Марат с ума сойдет, если лишится статуса, — закусываю губу и импульсивно зажмуриваюсь, предвкушая его слепую ярость.

— Он уже неадекватен, Амина, и опасен для окружающих. Но главное, он несёт угрозу тебе. Только за это я готов его с землей смешать, — рычит Герман и, кажется, разорвет каждого, кто посмеет приблизиться ко мне.

Мне страшно и волнительно одновременно. Его любовь чем-то похожа на одержимость Марата. Однако есть принципиальное отличие: если бывший муж делает больно мне, то Герман стремится уничтожить моих обидчиков. За ним я действительно как за каменной стеной.

— Я люблю тебя, родная, — признается он совершенно другим тоном, словно дьявол на время покинул его тело.

Рядом со мной он превращается в ангела. Бережно гладит меня по голове, расцеловывает щеки, крепко прижимает к себе, боясь отпустить.

— И я тебя, — шепчу чуть слышно.

Демин улавливает вибрации, выдыхает с облегчением и надеждой, касается губами моей макушки. Мы стоим в обнимку и теряем счёт времени, словно ничего вокруг не существует, кроме нас.

Тонкий детский крик проникает в наш уютный мирок, наполняя его новым смыслом. Улыбнувшись, я поворачиваюсь к двери комнаты, где всё это время спал Миша. Бросаю взгляд на часы, а затем возвращаюсь к помятому лицу Германа. Провожу кончиками пальцев по его отросшей щетине, невесомо целую в уголок рта, который тут же изгибается в усталой улыбке.

— Так, мальчики, вам обоим пора есть, — смеюсь я расслабленно, забывая о проблемах. — Садись за стол, я сейчас Мишутку принесу. Будем ужинать, — ненадолго оставив своего растаявшего мужчину, бегу за малышом.

Вечер проводим как настоящая семья — в приятных хлопотах. Дожидаемся тетю Элю с работы и бабушку Стефу, которая возилась с хозяйством, собираемся все вместе за столом. Женщины по привычке подстегивают своего обожаемого Геру, а у меня щеки начинают болеть от улыбки, что не сходит с моего лица.

Ближе к ночи забираю Мишу, укладываю спать и не замечаю, как засыпаю вместе с ним. Под мерное тиканье старых настенных часов с кукушкой.

Сквозь дрему чувствую тепло, укутывающее всё тело. Герман заботливо накрывает меня одеялом, ложится рядом, обнимая со спины, зарывается носом в мои волосы на затылке.

Эта ночь становится самой спокойной и умиротворенной за все время наших отношений. Но проклятое утро подкидывает нам новое испытание…

* * *

Просыпаюсь от жужжания телефона под ухом. Спешу отключить его, думая, что сработал будильник, но округляю глаза от шока. Дисплей светится, показывая входящие сообщения от неизвестного контакта.

Интуиция подсказывает мне, что это Марат никак не может угомониться, а сердце просит не открывать его письма.

Тяжелая, горячая рука Германа по-прежнему лежит на моей талии, даря ощущение уюта и безопасности. Размеренное, жаркое дыхание обжигает затылок. Нам так хорошо внутри нашего кокона, сотканного из тонких нитей доверия, что я не хочу рушить эту идиллию. Но непослушные пальцы сами разблокируют телефон и запускают почту.

— Герман, — легонько толкаю его, чтобы разбудить.

Пока он ворочается и целует меня в шею спросонья, я дрожащими руками открываю сообщения от Марата. Внутри — фотографии. Без подписи, но пояснение не нужно. Ведь на них изображен мужчина, как две капли воды похожий на Германа, вместе с Дарьей — той самой брюнеткой, которая родила Мишу.

На одном снимке они общаются в стенах клиники, на следующем — вместе ждут УЗИ, как семейная пара, а спустя ещё несколько — она сама обнимает его, застывшего и каменного.

Это не профессиональные фотографии, а стоп-кадры с камер видеонаблюдения. Причем я не узнаю медицинское учреждение. Такого точно нет в столице. Наверное, Сафин воспользовался своими связями, чтобы достать доказательства измены. Он готов на все, лишь бы разлучить нас с Германом. Любой ценой.

— М-м-м, доброе утро, родная, — лениво мычит Демин позади, пока я судорожно сжимаю телефон вспотевшими пальцами. — Что там? — приподнимается на локте.

Поворачиваю дисплей так, чтобы он тоже видел фотографии. Медленно листаю, изучая каждую деталь, а Герман почти не дышит, напрягшись. Смотрю то на него, то на экран, а потом вдруг осознаю главное.

— Это же не ты.

— Не я, — он забирает у меня телефон, просматривает кадры снова и снова. Часто моргает, не веря своим глазам. Бросает на меня удивленный взгляд, в котором вспыхивает надежда. Нервно улыбается. — Это не я, девочка моя любимая, — порывисто расцеловывает меня, словно благодарит за хорошую новость. — Это не я….

Загрузка...