Глава 13

Герман

— Спаси нашего сына, умоляю.

Бредит. Не по адресу. У меня в принципе не может быть детей.

Однако голос кажется мне знакомым. Мельком прохожусь взглядом по лицу, бледным щекам, обескровленным губам. Под размазанным макияжем и грязными подтеками ни хрена не распознать. И я сейчас не о личности, это будем выяснять позже, а о её состоянии.

Беременность. Тридцать две недели. Кровотечение.

Отбрасываю эмоции, абстрагируюсь.

Работает врач, сосредоточенный и внимательный. Офигевший мужик присоединится потом, когда получится вытащить мать и дитя с того света. Их здоровье — единственное, что на данный момент имеет значение.

Пациентка отключается.

— Дерьмо собачье, — срываюсь, не успев толком осмотреть ее. — Везите в операционную, — выплевываю сокрушенно.

Если я правильно оценил ситуацию, то боюсь, у меня катастрофически мало времени. Шанс один из миллиона. Лучше бы я ошибался, но…

— Ты знаешь её? — тихо шелестит за спиной.

Молча врезаюсь взглядом в каталку с потерявшей сознание беременной. Не моргая и не дыша. Напрягаюсь, обращаясь в камень. Мысленно прикидываю план дальнейших действий. Медленно и без энтузиазма переключаю внимание на Амину.

— Разумеется, нет, — отвечаю после паузы. Раздраженно и грубо.

Не вовремя она включает ревнивую бабу. Это бывает редко. Я бы сказал, никогда. Вижу ее такой растерянной и шокированной впервые. Именно тогда, когда она остро нужна мне.

— А она тебя, кажется, да, — шепчет, поджимая губы.

— У нее травматический шок, она себя не помнит, — отмахиваюсь небрежно и зло. Матерюсь себе под нос. — Вызови анестезиолога и бригаду, потребуется экстренное кесарево, — отдаю приказы стальным тоном. — Сама останься на посту.

— Почему? Я не раз ассистировала, в том числе и лично тебе…

Она чёртовски права. В профессии мы единое целое. Мне с ней комфортно работать. Плечом к плечу, как команда. Но не в этом случае...

— Млять, Амина, не глупи, — выплевываю резко. — У нас нет ни её обменной карты, ни данных, ни анализов. Оперируем вслепую. Я не хочу тобой рисковать.

Вижу немой укор и затаившуюся обиду в больших глазах. Убеждаюсь в правильности своего решения. Разворачиваюсь на пятках и быстрым шагом направляюсь в оперблок.

Мы боремся за жизнь матери и младенца из последних сил. Вся бригада задействована, только Амины не хватает. Шумно выдыхаю в маску, чувствую, как капелька пота ползет по виску, бросаю взгляд исподлобья на стремительно бледнеющее лицо пациентки.

— Скальпель!

Общая анестезия. Вертикальный разрез.

Действую как робот. Быстро, четко, безэмоциально.

Программа сбивается на доли секунды, когда в моих руках оказывается ребёнок. Сердце екает под медицинским халатом. В ушах звучат её последние слова: «Это твой ребёнок, спаси его».

— Дыши!

В унисон с первым детским криком, слабым и вибрирующим, раздается опасный писк монитора.

Делаю знак Лане, но акушерка лишь заторможено моргает. Выругавшись, сам передаю неонатологу притихшего, быстро уставшего новорожденного — и больше не смотрю в его сторону.

Пытаюсь реанимировать мать, но вместо этого приходится констатировать время смерти. По крайней мере, я исполнил её последнюю волю.

«Спаси нашего сына»…

Оставив персонал в операционной, бреду в коридор, где больше воздуха. Стягиваю окровавленные перчатки с рук, рывком убираю маску, и она повисает на одном ухе. Плевать.

Упираюсь спиной в стену и опускаюсь на корточки, облокотившись о широко расставленные колени. Делаю глубокий вдох, задерживаю кислород в легких. Запрокинув голову, гипнотизирую пустым взглядом квадратные лампы на белоснежном потолке.

— Герман, — ласково шелестит совсем рядом, а на лицо падает тень.

Уголки губ на секунду дергаются вверх, но полноценно улыбнуться так и не получается. Выходит кривая гримаса.

Я словно парализованный. Все мысли о ребёнке, который отправился в кувез.

— Да, Амина? — бросаю деловито, как мы обычно общаемся на рабочем месте.

— Полиция ждет в ординаторской, — сообщает коротко, отзеркалив мой тон. Всё-таки умница. Без истерик.

— Подойду через пару минут, — прикрыв глаза, надавливаю пальцами на переносицу. Непрошеная головная боль простреливает лобную долю. — Успеют ещё меня по допросам и судам погонять, мать их.… - хмыкаю устало.

Амина заглядывает в операционную через щель в приоткрытой двери, тяжело вздохнув, приседает рядом со мной. Некоторое время молчим вместе, и я благодарен ей за эту тишину.

— Ты сделал все, что мог, — успокаивающе шепчет, проводя ладонью по моему плечу. Берет за руку, пачкается в каплях крови.

— Я знаю, — киваю уверенно.

— А ребёнок? — сипло, едва уловимо.

— Жив, — коротко и по факту. — В инкубаторе. На выхаживании.

Не озвученный вопрос застывает на её искусанных губах. Вместо него негромко доносится:

— Надо найти родственников.

— Пусть полиция этим занимается, — пожимаю плечами, игнорируя легкий намек. Я пока что сам ни хрена не понимаю.

— Ты прав.

После беседы с правоохранителями собираюсь вернуться к Амине, обсудить все произошедшее, однако ноги уносят меня в отделение интенсивной терапии. К недоношенному малышу. Которого назвали моим.

В палате стелется мягкий свет и царит тишина, нарушаемая слабым писком приборов. Приподнимаю свисающий край ситцевой пеленки, заглядываю в прозрачный инкубатор. Внутри на теплосберегающем матрасе, как в гнездышке, мирно спит ребёнок. Красный, сморщенный, в одном подгузнике, который кажется необъятным на крошечном тельце. Тонкую, хрупкую кожу покрывает пушок, кулачки крепко сжаты, острые коленки раскинуты, как у лягушки.

Краем глаза читаю стандартную метрику на бирке. Время рождения, рост, вес... Всего два килограмма. Котенок, а не человек. Впереди у него борьба за жизнь. И этот путь ему придется преодолевать в одиночку, если его близкие так и не появятся.

С одной стороны, ничего необычного. На практике я сталкивался с более тяжелыми случаями, да и летальный исход у меня не первый. К сожалению, ни один врач не застрахован от потери пациента. Мы не боги. Каждый — со своим кладбищем. А сколько сложных родов я принял и разных младенцев повидал, в том числе и с экстремально низкой массой тела...

Но именно этот мальчик.… почему-то не отпускает.

Я возвращаюсь к нему на следующий день, ничего не сказав Амине. Думаю, она сама догадывается, где я пропадаю перед работой, но лишних вопросов не задает. Ждет, когда сам признаюсь. А у меня нет ответов. Только интуиция и что-то колющее за ребрами.

— Как его состояние? — спрашиваю вошедшего неонатолога.

— Стабильное, — подходит ближе. Погружает руки в перчатках в инкубатор, касается малыша, а тот инстинктивно вздрагивает.

— Что-нибудь нужно? — хмуро уточняю, пристально наблюдая за манипуляциями с недоношенным.

— Самое необходимое у нас есть, но…

— Список мне составь, я всё оплачу, — выпаливаю неожиданно для самого себя.

Прокручиваю телефон в руке, открываю входящее сообщение от Амины. Волнуется, пишет, что меня вызывают. Быстро набираю короткий ответ: «Скоро буду», но не спешу покинуть палату.

Мальчик начинает мяукать дрожащим голоском — нормально кричать ещё не может. И это плохо. Его бы перевести в хороший центр, а лучше.… ко мне в Германию. Со своими специалистами и новейшим оборудованием мы быстро кроху выходим и без осложнений, возможных в его ситуации. Но как я это Амине объясню? А самому себе?

Кто его мать — я так и не узнал, зато вспомнил, где слышал ее голос. Несколько дней назад мне начали поступать странные звонки, которые обрывались буквально после нескольких слов, произнесенных томным женским шепотом. Из-за плохого сигнала не разобрал ничего, кроме бессвязного лепета. Я посчитал это чьим-то идиотским розыгрышем, выматерил шутницу — и добавил номер в чёрный список.

А вчера снова входящий вызов. Пока я ждал Амину в машине, какая-то баба внезапно сообщила мне, что приехала и хочет встретиться. Сказать нечто важное, чтоб ее! На этот раз я сам оборвал звонок, не желая слушать бред незнакомки. Зря...

Надо было выяснить подробности, но кто знал, что спустя несколько часов она умрет у меня на операционном столе, оставив мне в наследство якобы «моего» сына.

— Герман Янович, а кем вам приходится этот ребёнок? — вырывает меня из мыслей хлесткий вопрос, который звучит со скрытым намеком.

Неонатолог явно лезет не в свое дело. Лично мне плевать на сплетни, но Амина и так подозревает меня во всех грехах.

Амина… Амина! Амина, млять!

Я не могу позволить себе потерять ее. Значит, надо соображать и действовать быстрее.

— Никем, — чеканю резко. — Благотворительностью решил заняться.

В этот момент врач аккуратно меняет малышу подгузник, переворачивает его, обтирает попку, и я замечаю небольшое коричневое пятнышко под ягодицей. Всё-таки не грязь… И не показалось при родах…

Я готов рассмеяться в голос, как сумасшедший, потому что именно таковым я себя и чувствую. Какого хрена? Как в дешевом индийском кино, мать его!

Совпадение? Есть лишь один способ проверить….

Загрузка...